Саня Семируков решил выпустить книжку. Собственных, как он их скромно называл, произведений. Хотя и без уточнения понятно, что собственных. Что не тёти мотиных. Откуда у него деньги, чтобы ещё и тёти мотины издавать! Он не дочь миллионера, чтобы ещё и тёти мотины. И дяди кузины. А равно их многочисленных родственников.

На мысль о книге его натолкнул бригадир их комплексной бригады, товарищ Блиндяев (Саня работал в строительно-монтажном управлении бульдозеристом. Работа так себе. Десять в аванс, пятнадцать — в получку. С голоду на двинешь, но особенно и не разожрёшься.). Так вот Саня однажды расхрабрился-раздухарился и во время послеобеденного перекура прочитал ребятам из бригады пару своих, написанных от руки рассказов. Ребята сначала малость поудивлялись (ишь ты, а Санька-то, оказывается, писатель!), прослушав рассказы, дружно заржали, а Блиндяев, мужик совершенно, серьёзный (недаром что бригадир), вытирая слёзы (во как его пробрало!), сказал одобрительно: «Ну, Саня! Ну, чисто Райкин! Тарапунька со Штепселем!». Саню такая реакция сослуживцев (а особенно товарища Блиндяева) ободрила, возбудила, окрылила и вдохновила, как это говорится, на ратный (в смысле, творческий) труд. В следующий перекур он прочитал ещё пару рассказов, разбавил их стихами (понятно, что тоже собственного сочинения), потом дальше, и дальше, и больше, и больше… Ребята опять ржали, а Блиндяев уже не слезился, но говорил, что Саня «прям настоящий писатель. Чисто Мопассан! (так Саня узнал, что Блиндяев читал Мопассана). А настоящему писателю, продолжил бригадир, надо чего (и он многозначительно поднял вверх указательный палец)? Правильно: надо выпустить книгу. Обязательно. А то какой же он писатель, если без книги? Это как бульдозер без бульдозериста! Как вода без струи! Как хавно без лопаты! И так далее, и всё по тому же месту…

— А как выпустить-то? – обомлел Саня. Всю глубину бригадирского предложения он сразу не только понял, но и представил. Книжка! И на обложке крупными буквами – «Александр Семируков»! Ну, Блиндяич, ну, голова! Конечно, голова! Безголового в бригадиры не назначат!

— Тягомотное, наверно, дело.., — на всякий случай усомнился Саня. В том смысле, что оставил себе шанс для отступления. Он, Саня, хотя и не бригадир, но тоже ох как не прост! Тоже не на помойке найденный и не пальцем деланный. Тоже башка кое-чего соображает!

Блиндяев же в ответ легкомысленно махнул рукой.

— Никакой тягомотины! У меня племяшка Зоська работает в типографии, верстальщицей. Она рассказывала: сейчас кто хочет, тот эти самые книжки и выпускает. Главное, чтобы деньги были, а там хоть каждый день их лепи. Даже с картинками. Можно даже с непристойными. Главное, чтобы без уголовщины. В смысле, чтобы не подпадали под уголовную статью.

— Дорого, наверно.., — продолжал колебаться Саня.

— Не дороже денег, — философски успокоил его Блиндяев. – Я сегодня у Зоськи спрошу. Она, небось, знает, сколько.

Остаток этого дня Саня ходил, что говорится, под впечатлением. Фантазия подсказала и название книги — «В туманности чувств». А? Шик-блеск-красота! По одному только названию любой читатель поймёт, что Саня не хрен с горы и не сбоку бантик, а настоящий писатель. Матёрый человечище! Не Лев, конечно, Толстой и не Фёдор, конечно, Мопассан (в смысле, Достоевский), но личность вполне себе сравнимая по масштабности идей и грандиозности замыслов. А фантазия летела вперёд — и вот уже родилась следующая фраза: «Посвящаю эту книгу папе Илье Поликарповичу, маме Таисии Семёновне. соседке Клавдиевой Любови, с которой состою в отношениях (он сначала хотел написать — Любке, но не написал, посчитав такое обращение совершенно в данном конкретном случае неуместным. Что значит «Любке»? Любка — на сеновале, а это — книга! Источник знаний! И вообще…), а также поэту Афанасию Фету, с которым в отношениях не состою, но уважаю как выдающегося литературного деятеля своего времени.». Саня даже ахнул, представив в своём воспалённом воображении, что он вот так вот, запросто посвящает книгу… Да нет, не Любке! Любка вообще двух слов связать не может! Любка вообще сбоку припёка! Самому Фету! Как будто они друзья-приятели! Ужас! Главное теперь — не запить!

— В общем и целом, тысяч под тридцать, — сказал на следующий день Блиндяев всё в той же курилке, и этой фразой, а точнее, цифрой Саню просто-таки убил. Такую сумму Сане было не потянуть не при каком раскладе. Он даже сгорбился под её тяжестью. Точнее, потянуть-то он бы мог, но… Дома крышу надо перестилать, кредит за стиральную машину ещё до конца не выплатили, сыну репетитора по математике наняли, Манюне надо шубу… Какой тридцатник! Какая книжка! О чём ты, писатель?

— Чего? – спросил бригадир.

— Ничего, — ответил Саня.

Блиндяев всё понял – и понял сразу. Действительно, голова! Дом Советов, а не голова!

— Мужики! – повернулся он к бригадским. — Вы тут ржали как кони, когда вам Саня стихи-рассказики свои читал. Ржали, замечу, совершенно бесплатно. Пора платить.

Мужики не поняли: как это «платить»? За что?

— Саня книжку хочет выпустить, — пояснил Блиндяев. — Стоит она тридцать тысяч. Сами понимаете: в одиночку ему не потянуть. Так что с получки придётся скинуться. Думаю, по паре тысчонок с носа. Я, как бригадир, даю пять. А? Как считаете, славяне?

«Славяне» дружно закивали: какой вопрос! Нет вопроса! Конечно! О чём речь! Саня, не дрейфь и не тушуйся! Пропиваем больше! Не такие баржи разгружали!

— Ну вот и ладушки, — Блиндяев опять повернулся с к Сане. – Считай, двадцатник у тебя уже есть. А десятку сам добавишь. Десять не тридцать. А, Сань?

Саня кивнул. Конечно. Десятку-то он сможет… Но ничего не сказал, потому что в горле застрял ком. И почему-то хотелось заплакать.

… тогда в посвящение надо добавить «… и всей нашей бригаде во главе с Никодимом Ивановичем Блиндяевым, нашим бригадиром», подумал Саня. А может, без всяких «»и». То есть, только ей, бригаде. Без папов, мамов, любок и фетов. А книжку можно назвать «Иду на вы!». Тоже ни хрена не понятно, но с другой стороны, ещё круче чем «туманность чувств». А почему «Иду на вы!»? Потому что фильм такой есть — «Иду на грозу». Кажется, про разведчиков (кажется). Так вот разведчики пусть идут на… да нет, не туда, куда всех обычно посылают, а на грозу, а он, Саня, на вы. В смысле, непонятно куда. Как настоящий писатель земли русской.

 Алексей Курганов