Credo, quia absurdum!

(«Верую, ибо это абсурдно»)

Тертуллиан

– Чуки-чуки-шус-с-с! Чуки-чуки-шус-с-с! – Такие загадочные звуки вылетали из горла заводной птицы.

И птица эта была подарена светлым июльским днем милой девушке Розе. Роза как нельзя лучше соответствовала своему имени. Кожа нежного розоватого оттенка, волосы светлые и на солнце переливались тоже розово-румяно, розовые ноготочки, розовая родинка на сгибе локтя. Даже в прозрачных голубых глазах вспыхивали розовые огоньки, когда девушка смотрела на огонь.

Именем царицы цветов нарекла ее тетушка почтенных лет. Бездетная незамужняя женщина имела склочный характер, и подобно старой фее из сказки о «Спящей красавице» зорко следила за каждой мелочью в жизни родственников. Не дай Бог было не пригласить ее на какое-то семейное торжество – ворчания, переходящего в змеиный шип и виртуозные проклятия, не оберешься! Да и приглашавшим тоже доставалось: то  дверь ей  не так открыли, то стол не так накрыли. Одним словом, когда старая карга уходила, все облегченно вздыхали.

Особенно придирчивым было отношение к детям.  Почему-то тетушка не любила девочек. Узнав, что у любимого племянника ожидается дочь, она плюнула, пожевала синеватыми губами и изрекла:

– Ничего нынешние не умеют! Родить и то нормально не могут. Конечно, если в одних кружевных трусах ходить – то только девок рожать будешь (это относилось к будущей матери). Мальчикам тепло нужно. Наши матери-бабушки в панталонах с начесом ходили, поэтому и рожали каждый год сыновей как на подбор красавцев! А эти, пр———ки – тьфу!!!

Причинно-следственная связь  между рождением сыновей и панталонами с начесом была ясна только самой тетушке, имевшей, видимо, большие эмпирические познания в этих делах.

Тем не менее, воинственно настроенная тетушка была мгновенно покорена, как только узрела в пене розовых кружев крохотный носик-пуговку и сморщенный бутон рта.

– Наша порода! – удовлетворенно хмыкнула она.- У нас в роду некрасивых  не бывало! – И бросила победно-снисходительный взгляд на молодую мать.

Та, хрупкая, невзрачная, но, полная какой-то неизъяснимой прелести, потупилась и покраснела. На хрящеватом носике выступили капли пота. Испытание тетушкой, хоть и не без подколов, можно было признать зачетным.

Очередная баталия разыгралась за праздничным столом уже по приезде из роддома. Молодые родители отчаянно хотели назвать новорожденную Авророй. То ли в честь римской богини зари, то ли в честь Авроры Дюдеван, больше известной как Жорж Санд.

Остальные родственники не возражали. И только тетушка не менее отчаянно противилась этому. Отчаяние подкреплялось яростным постукиванием по столу, так что подпрыгивали чашки и блюдца, издавая совершенно «федорогоринский» звук: «а за ними блюдца, блюдца – дзынь-ля-ля, дзынь-ля-ля!».

– Какая она вам Аврора?! – кипятилась тетушка. – Еще чего?! Посмотрите на нее! Розовая как куколка. Цветок, а не ребенок! Роза! В общем так! Не портите жизнь ребенку! Называйте Розой. А иначе – вы меня знаете! Помогать не буду. Сами будете обходиться!

Декларация была не только ультимативной, но и опасной. У тетушки помимо прорвы свободного времени и сноровистых рук, было еще одно важное преимущество – квартира! Заветные 27 метров двухкомнатной хрущевки, которые она туманно обещала отписать любимому племяннику. Естественно, когда почувствует, что Бог хочет призвать ее к себе. Чтобы туманность обещания не стала непроницаемой мглой, надо было пойти на уступку. Тем более, что июльская жара к спорам не располагала.

Новоиспеченный отец, пытаясь придать голосу больше мужественности и патетики, провозгласил:

– Ну, за нового человека! За Розу. И пусть жизнь ее всегда благоухает и цветет!

– Аминь! – гаркнули родственники и потянулись к рюмкам и тарелкам. Напуганная могучим родственным криком, малышка запищала.

– А я что говорила! – удовлетворенно сказала тетушка. – Ребенок свое имя чувствует сразу! Ах, ты моя Розочка!

Рубикон был пройден и окаменелое сердце старой девы растоплено. Она стала рабыней  Розочки, причем рабство было добровольное и восторженное.  Розочка стала ее кумиром, идолом и божком на последующие годы! Ни одна наседка не квохчет так над своим цыпленком, как тетушка над Розой! Тетушка ревностно следила, чтобы Розочке доставалось все самое лучшее. Она не сдувала, она не допускала, чтобы даже  тень гипотетической пылинки коснулась Розочки! Надо сказать, что и воспитанница души не чаяла в своей восторженной рабыне!

На фоне яркой тетушки родители отступили и превратились в бледную тень. Окончательное слово в семейных спорах всегда оставалось за тетушкой, а та безоговорочно поддерживала любимицу.

-– А-та-та! А-та-та, вышла кошка за кота! За Кота Котовича, за Иван Петровича! – убаюкивала тетушка Розу.

– А-а-а-а! – вопила та, не желая убаюкиваться.

– Лапушка, Розочка – пугалась тетушка! – А-та-а-та-та! За Иван Петровича вышла кошка! Ты представляешь? За целого Иван Петровича!!!

Окончательно убедившись в том, что неведомая кошка вышла замуж не за половинку, а за целого Иван Петровича, Розочка умиротворенно засыпала. Тетушка еще часа полтора носила ее на руках, блаженно улыбаясь и оповещая мир о кошкином бракосочетании.

Песенка повторялась так часто, что стоило подивиться брачной неутомимости кошки и свежим поставкам Иванов Петровичей.

– Не хочет купаться – правильно и делает! – ворчала тетушка, видя, как родители тащат упирающуюся Розочку в ванную. – Здоровее будет! Вон цыгане месяцами своих детей не купают, а посмотрите, какие здоровые!

При этом тетушка махала рукой куда-то в неопределенную даль, очевидно прозревая в ней пыльные кибитки, пестрые юбки, табачные трубки, скрипки, гитары, медведей и чумазых ребятишек – словом, полный набор стереотипов о цыганской жизни.

Родители начинали вяло препираться с тетушкой, а довольная Розочка удирала под шумок.

Через некоторое время картина повторялась диаметрально противоположно и относилась к тому, что Розочка надолго занимала ванную.

– Что вы хотите от ребенка? Она растет, ей не хочется с прыщами ходить. Долго умывается – значит ей так нужно! И вообще, занимайтесь своими делами! На кухне тоже можно умыться! Можно подумать, у вас крана там нет!

Слава Богу, у Розы подрастал брат, и родители полностью переключились на него. Младший ребенок в семье не особо интересовал тетушку. В ее сердце цвела Роза.

Больше всего памятны были вечера, когда Роза, засыпая, прислонялась к тетушке, а та, замирая от счастья, мурлыкала любимую песню:

Как соловей о розе
Поет в ночном саду…

Вам песня посвящается,
И вы смелей ответьте,
Ведь песнею кончается
Все лучшее на свете.

При таком обожании Розочке ничего не оставалось делать, как вырасти «топни-ножкой». Так в старину называли хорошеньких, но очень избалованных девиц, которые привыкли всего добиваться методом «топни-ножкой». Надо сказать, что топали они так изящно и мило, что отказать им было просто невозможно.

Первое недоумение со стороны тетушки было замечено, когда Розочка, объявила, что хочет поступать в театральный. Она сказала это, поигрывая подарком тетушки на 16-летие – серебряным соловьем с глазами из настоящих изумрудов. Розовое июльское солнце ударило в окна, отразилось от глаз соловья и легло на волосы девушки.

За столом повисла тишина. Родители переглянулись и посмотрели на тетушку. Девятилетний брат крутился за столом и вдруг выдал нечто невообразимое:

Красотки, красотки, красотки кабаре

Вы созданы лишь для наслажденья!

Каким образом и почему ему пришло это на ум, было непонятно и совсем неожиданно. Фривольная опереточная песенка не разрядила обстановку, а наоборот сгустила ее.

Тетушка, вопреки всем ожиданиям, растерянно посмотрела на свою любимицу.

— Розочка, ты ведь так хорошо успеваешь по химии. Может, лучше на химфак?

– Театральный! – Розочкино лицо приняло выражение «топни-ножкой».

Далее последовала молниеносная смена картин на лице тетушки. От озадаченности до обескураженности и мгновенно – каменной решимости поддержать своего божка.

– А, молодец! Я всегда говорила – ты очень артистичная и талантливая. В нашей породе всегда были яркие таланты! Как пела моя бабушка! А дядя был душой компании, как танцевал!

И бросила взгляд на отца Розочки, мол, поддержи. Тот неопределенно мотнул головой.

– Ты уроки сделал? – обратилась мама к сыну. Она была спокойна, только побледнела очень.

– Нет, нет, нет еще! – завертелся-запрыгал на одной ноге мальчик.

– Так идем! – она взяла его за руку и увела из комнаты. Отец ретировался тоже.

И Розочка поступила. Особых талантов она не проявляла, но каменная уверенность тетушки в том, что любое Розочкино желание должно исполняться, сыграла свою роль. Тетушка направила всю энергию жарких молитв на осуществление Розочкиного «топни-ножкинства».

Честно сказать, артистка из Розочки вышла никакая. Да и училась ни шатко ни валко. Но тетушка была уверена, что в розовом теле ее кумира живет Сара Бернар и готова была выцарапать глаза всякому, кто посмел бы в этом усомниться. Тетя восторженно хлопала Розочке, стоило ей только отыграть свой эпизоды, а после спектаклей подносила ей самые роскошные букеты.

Невдомек было тетушке, что в театре Розочку сразу окрестили Тетя-Роза. И Бог его знает, что таилось за этим многозначительным прозвищем…

Квартира же, конечно, была отписана не любимому племяннику, а Розочке. Таково было условие тетушки, чтобы Розочка стала квартиросъемщицей. Родители, давно махнувшие рукой на тетушкины причуды, не возражали. В конце концов, для их ведь ребенка старалась женщина. Старалась – не то слово. Пласталась, всю себя вбивала в Розочку.

Главных и серьезных ролей Розочке не давали, после провальной Гретхен в «Фаусте». Розочка почему-то решила, что если она будет таращить глаза и сюсюкать, то приблизится к образу гетевской героини. После премьеры режиссер почесал в затылке и сказал что-то вроде того, что голубые глаза и светлые волосы – это, конечно, хорошо, но вот бы к ним еще что-то. Что именно, он не сказал, но все, кроме Розочки, поняли, что главных ролей ей больше не видать. Дамы-актрисы вздохнули с облегчением и наперебой бросились поздравлять Розочку с премьерой!

Потом Розочку занимали только в эпизодах и в детских сказках. Она негодовала; тетушка возмущалась и винила во всем злостных интриганов, безбожно губящих молодое дарование. Впрочем, неизменно добавляла:

– Взойдет еще твоя звезда, Розочка! Засияет так, что глазам будет больно от света! Все ахнут!

Глаза тетушки светились такой фанатической верой, что Розочка поневоле соглашалась и улыбалась.

Как-то зимой тетушка заболела, долго и надсадно кашляла, сказывалась застарелая астма. В один из дней она позвала к себе Розочку.

– Соловейчик у тебя? – прокашляв, спросила она. – Ну, тот, что я подарила тебе на 16 лет?

– Да, — недоуменно протянула девушка. – А что?

– Береги его. И бери с собой всякий раз, когда тебе будешь играть серьезную роль. Он будет твоим талисманом на удачу.

– Да, кто ее даст? – Розочка скорчила плаксивую мину. – Второй сезон пустой.

– Дадут, – тетушка лежала крошечная, высохшая, но говорила тихо и твердо. – Дадут! Скоро. Взойдет твоя звезда, Розочка моя.

Тетушки вскоре не стало. Розочке было 22 года, и она легко перенесла утрату. В молодости все переносится легче. Но тетушка оставила после себя нишу, которую ничем нельзя было заполнить. Родители давно смирились с ролью только близких родственников на фоне всепоглощающей тетушкиной любви.

Розочка похудела и розовость стала облетать с нее как цвет с яблонь. Немного заострились черты лица, глаза стали строже и выразительней.

– Что-то в тебе новое появилось, дорогая – сказал режиссер, случайно встретив ее в коридоре. – Встань к свету. Розочка повиновалась.

– Нет, определенно, что-то новое. И глаза такие прозрачные стали, глубокие. Да, уж…

И неопределенно хмыкнув, прошествовал дальше.

Через неделю он вызвал Розочку к себе в кабинет.

– Вот что, дорогая, – тяжелый голос перекатывался валами – Будем ставить «Маленькие трагедии». Я хочу попробовать тебя на Донну Анну. Это ответственность, ты понимаешь?

Розочка вздохнула так глубоко, что у нее заболела грудь. После нескончаемых Аленушек, кикимор и Мальвин – Донна Анна была чудом, в которое было страшно поверить.

– Можешь не благодарить. Иди, освежи в памяти Пушкина. Послезавтра читка. Не опаздывай.

Читки, репетиции, прогоны – простые и в костюмах, репетиции со звуком, со светом, генеральная, наконец, сдача спектакля – все прошло как упоительный красочный сон. Розочка летала от счастья, и боялась спугнуть это волшебное чувство. У нее замирало сердце, когда  Дон Хуан обращался к ней с вопросом:

Так ненависти нет душе твоей небесной, Донна Анна? –

и казалось, что душа ее, душа самой Розочки и вправду соткана из небесной лазури, и в ней нет и не может быть места ненависти, злобе, страданию.

И она отвечала, вложив всю силу слов в прозрачный молящий взгляд:

Ах если б вас могла я ненавидеть!
Однако ж надобно расстаться нам.

– Откуда что взялось у Тети-Розы? – шушукались за ее спиной. – Ты смотри, как раскрылась! Глаза, голос, повадки!

– Пушка! – скептически отмахивались другие. – Случайное попадание. Легла роль на ее натуру, вот и играет. А настоящее мастерство, это когда актер все может сыграть.

Дамы-актрисы примолкли. Успехи Розочки их немного беспокоили.

Премьера  прошла с оглушительным триумфом. Розочку вызывали на бис 14 раз! Когда она в черном платье, с огромными прозрачными глазами на бледном лице подходила к краю рампы, ноги ее тонули в букетах, таких же роскошных, как когда-то дарила тетушка.

– Ну, за новую звезду и розу сцены! – режиссер улыбнулся собственному каламбуру и поднял бокал шампанского на банкете после премьеры – Я верил в то, что из тебя выйдет толк!

Розочка смущенно улыбалась, благодарила. По всему было видно, что ей еще непривычно находиться в центре внимания.

– Чуки-чуки-шус-с-с! Чуки-чуки-шус-с-с! – вдруг раздались странные звуки, но на них в шуме и смехе никто не обратил внимания. А Розочка сжимала в холодных пальцах маленького серебряного соловейчика с изумрудными глазами – подарок тетушки.

Ночью после премьеры очень уставшая и очень счастливая Розочка укладывалась спать. Мама вошла пожелать ей спокойной ночи.

– Я так рада, что у тебя все получается – голос матери был как всегда ровный и спокойный. – Жаль, что тетушка не дожила. Она бы радовалась очень.

– Да, – мечтательно проговорила Розочка, засыпая. – Она всегда верила в мой талант.

Мама усмехнулась. И продолжила так же спокойно и ровно, но очень тихо:

– Тетушка очень тревожилась за тебя. И очень хотела верить в твой талант. И нас заставила поверить. И, как видно, не зря. Чудеса иногда случаются.

Но Розочка ее уже не слышала. Она крепко спала и чему-то улыбалась во сне. Около ее кровати стоял талисман на удачу — маленький серебряный соловейчик с изумрудными глазами и загадочно поблескивал в темноту ночи.

Ляман Багирова