Искандер Сабитович Ильязов, известный в художественной среде под псевдонимом Солнечный Искан, – художник-абстракционист, драматург, переводчик, лингвист, экономист, член трёх творческих союзов, академик и профессор Петровской академии наук и искусств, академик Российской академии народного искусства и почётный академик Международной академии современных искусств. Мне удалось взять интервью у этого удивительного человека.

— Здравствуйте, Искан! Расскажите немного о себе. Где Вы родились, где живете? Немного о Вашем образовании и карьере.

— Здравствуйте, Татьяна! Я родился в 1956 году в городе Тирасполе в Молдавии, теперь мой родной город – столица независимой Приднестровской республики. Сразу после школы я поступил в Московский институт иностранных языков и с 1973 года живу в Москве. С 2010 по 2018 год я по несколько месяцев в году жил в Каннах на Лазурном берегу Франции.

У меня высшие образования: переводчика английского и шведского языков, в Плехановском институте я получил диплом экономиста-международника как второе высшее образование. Я работал в Торгово-промышленной палате, пять лет проработал за рубежом, два года был «прорабом перестройки» в должности заместителя генерального директора Ассоциации экспортёров СССР, в постсоветское время один год учился на факультете права и бизнеса Кингстонского университета в Англии, возглавлял фирму по обучению малого и среднего бизнеса, потом небольшие консультационно-юридические фирмы, а затем стал независимым консультантом по внешнеэкономическим вопросам.

— У каждого художника свой путь к живописи. А каким был Ваш? Рисовать Вы начали в зрелом возрасте. Как появилась потребность творить? Что послужило толчком?

— Художественного образования у меня нет, я принципиальный самоучка и начал писать картины, когда мне было 59 лет, и сразу геометрические абстракции маслом на холсте. В Англии я прогуливал свои занятия, вместо них слушал курс истории искусств в своём же университете и много времени проводил в лондонских музеях. Между 2005 и 2012 годами я собрал небольшую художественную коллекцию с упором на графику московских художников-нонконформистов. Как коллекционер я много читал об изобразительном искусстве, покупал и изучал альбомы-каталоги в большом количестве, посещал выставки, ярмарки, галереи.

Что было толчком творить? Некоторые знавшие меня по собирательству художники и мой арт-дилер вдруг весной 2015 года, не сговариваясь, стали подбивать меня писать картины, я сопротивлялся, так как думал, что нужно сначала учиться. Но как только попробовал, всё пошло на удивление хорошо. Я думаю, что моя насмотренность, общая художественная культура и вкус были им видны. Оказалось, у меня заранее было сформировано понимание, что писать и как, а самое главное – как НЕ писать, и не хватало лишь знания поведения художественных материалов, но это знакомые художники подсказали по телефону. Собирание художественной коллекции тоже в некоторой степени творчество, и в какой-то момент оно перешло в создание картин.

— Кто из художников помог сформироваться Искану Ильязову-художнику?

— Никто! Мой единственный учитель – Природа! Я ни секунды ни у кого не учился и даже в 2016–2017 году отказался от бесплатных мастер-классов одного известного нонконформиста в Москве и одного друга Пикассо в Каннах, потому что боялся потерять свою самость под их влиянием. Я считаю непревзойдёнными старых мастеров, из отечественных люблю Врубеля, я любил Люсьена Фрейда и Дэвида Хокни по моим лондонским походам в музеи ещё в девяностые, когда широкая публика о них и не слышала, и был в двухтысячные годы в восторге от Джеффа Кунса. Марка Ротко я очень ценю, но не люблю, и посмотрел в интернете лишь тогда, когда мне мой арт-дилер сказал, что моя первая картина – вылитый Ротко! Но это только на первый взгляд на телефоне, а так – ничего общего. Никакого влияния перечисленных художников на моё творчество обнаружить не удастся. Мне легко быть не похожим на других, когда в России геометрических абстракционистов единицы, да и во всём мире пары тысяч не наберётся. Не считая себя последователем Малевича, я стараюсь пропагандировать в России геометрическую абстракцию, потому что родоначальником этого течения был именно он в 1915 году с «Чёрным квадратом».

Работа Искана Ильязова

— Вы входите в число 300 (поправьте, если ошиблась с этим числом) абстракционистов России. Почему абстракционизм? Чем он привлекает Вас как художника?

— Абстракционистов в России в разы больше, чем 300 человек, однако в Союзе абстракционистов России (САБРОС) никаких цифр не называют.

Когда я в возрасте 59 лет начал писать картины, благодаря жизненному опыту, был склонен к философским обобщениям. Абстракция мне ближе, потому что она намного сильнее обобщает действительность, чем фигуративная живопись, а геометрическая абстракция предельно концентрирует суть бытия, она как математика по всеобщности и универсальности изобразительного языка. Я ищу сущностное и художественную истину.

В Каннах я много часов гулял по набережным и окружающий мир отпечатывался в голове, а там он делится на простые формы однородного цвета, разделённые чёткими линиями: море, небо, пляж, шеренга деревьев. Отсюда до абстракции один шаг.

— Вас называют Солнечным Исканом. Что Вас вдохновляет на творчество? Как приходят идеи? Помогает ли Ваше первое – филологическое – образование в создании сюжетов, идей Ваших картин?

— Моей кистью движет энергия Солнца! На творчество меня вдохновляет гармония природы.

Филологическое образование мне никак не помогает, экономическое тоже. А вот то, что я учился на переводческом факультете института иностранных языков, дало мне стажировку в «Интуристе», и когда я учился там на курсах гидов-переводчиков, мне больше всего нравились экскурсии по музеям. Первым крещением в искусстве был вопрос на зачёте – «Иконописная перспектива». Потом студентом я несколько месяцев подрабатывал в «Интуристе» с группами скандинавских туристов, и моей специализацией были музеи. Там я научился не глазеть, а видеть, анализировать картину и ёмко озвучивать основные её черты. В моих геометрических кривых не только чёткость и математическая выверенность линии, не только ясность и выразительность, но и вдохновляющая меня певучесть линии мастеров Ренессанса и русской иконы.

Идеи картин я беру в основном из пейзажей, и всякое бывало: из скамейки в моём саду, своего гороскопа, открытого окна, интерьера кафе, сцены театра, старинной японской ширмы, египетских пирамид и погребальных масок, фотографий кристаллов, камней и полной луны – всех исходников и не упомнишь.

— Ольга Петрова, профессор искусствоведения, член-корреспондент Международной академии информации и информационных технологий, утверждает, что в Ваших работах «полностью реализован тезис «живопись – это свобода»». Как Вы пришли к такому пониманию живописи?

— Ольга Петрова – «главный искановед», у неё очень глубокие профессиональные знания. Не я пришёл к пониманию живописи, а оно само пришло, это одна из ступеней моей духовной зрелости. Своими картинами я делюсь со зрителем миром своих светлых чувств, делюсь духовными поисками истины через абстрактное спрессованное вИдение мира. Геометрическая абстракция даёт мне как художнику бОльшую степень свободы, чем другие принципы построения изображения. Внутри жесточайших норм классического геометрического абстракционизма – и это парадокс диалектики – я получаю больше свободы, чем при создании фигуративных картин. Через своё искусство я обрёл творческую свободу, а в свободе искусства я увидел и осознал смысл творчества.

— Я читала, что Вы живете на две страны, два города: то в России, в Москве, то во Франции, в Каннах. Расскажите о Вашем видении современной живописи России, Европы. Что современная европейская живопись несет человеку, а что – российская? Каковы функции современного искусства? Совпадают ли они у западного и российского искусства?

— В Каннах я не живу с марта 2018 года, и с тех пор во Франции стал находиться мало. В искусстве мне нужна и важна энергетика. В России и вне России её примерно одинаково.

Я не очень понимаю, что такое «современная российская живопись».

Если речь идёт о станковых картинах маслом на холсте, то это конёк российских художников, потому что сохранилась академическая система художественного образования. Что эта живопись несёт человеку, мне сказать сложно. Что современная европейская живопись (я опять же не понимаю, что это такое) несёт человеку, я тоже не знаю, смотреть это лично мне неинтересно, в основном это коммерческий мейнстрим, о духовности я умолчу. И там, и там я не вижу, что такое умное, высокое и благородное художники говорят о человеческой сущности, смысле жизни и познании Вселенной человеческим измерением – а это я считаю главными задачами современного и несовременного изобразительного и неизобразительного искусства.

Я не берусь судить, каковы функции современного искусства и совпадают ли они в России и на Западе. В моём понимании, современное искусство как контемпорари арт в первую очередь ищет выражения текущего общественного сознания и пытается заглянуть в будущее, и в этом российское и не российское совпадают. А вот идут ли российские художники на шаг дальше – преобразование своим артом реальности своего общества – я не уверен, потому что это уже идейное влияние на общество. У нас пока нет социального заказа на такое художественно-социальное явление, каким были русские передвижники. А вот на Западе многие художники поддержали в 2020 году Black Lives Matter, а до того – борьбу за чистоту окружающей среды. Кстати, в феврале 2020 года в Венеции на карнавальной неделе в одной такой акции я участвовал двумя картинами.

Я люблю творчество некоторых сегодняшних российских художников – тех, кто создаёт свежие и убедительные художественные образы, радует меня своим мастерством и несёт гуманизм и гармонию. Я о них узнал потому, что я коллекционировал именно российское искусство, и ещё 10 лет назад понимал, «кто есть кто». Уверен, что на Западе тоже такие есть, но искать их сейчас в мутном потоке контемпорари арта у меня нет времени, да и глаз боюсь замылить в таких поисках. Хочу заметить по поводу художественного образа в живописи: я искренне сочувствую тем художникам, кто владеет академическим рисунком и живописью, но которым нечего сказать, потому что у них нет того, чем художник отличается от не художника: а именно, когда в душе из бури и натиска чувств рождаются сильные художественные образы!

— Вы переводчик, экономист, бизнес-консультант, коллекционер. Расскажите о Вашем пути к коллекционированию. И как в одном человеке совмещаются две, мне кажется, несовместимые сущности – коллекционера и художника? Не возникает ли конфликта?

Во мне не совмещаются коллекционер и художник, потому что я перестал коллекционировать за три года до того, как стал художником, но оставался по складу ума и психологии коллекционером. Вы правы, Татьяна, эти виды деятельности не совмещаются (известное мне исключение – московский Аннамухамед Зарипов), для них нужна разная психика. Когда я был коллекционером, я жил обычной жизнью в обычном мире, а коллекционирование лишь давало драйв и эмоции. Когда я стал художником, я вообще как бы переместился в магический загадочный мир, внешне продолжая жить обычной жизнью. Мир художника нереальный, но он глубже и сильнее виртуальной действительности, я сам создаю целый мир себе и своим зрителям, и он реально существует на моих полотнах, а не виртуально, и это захватывает! Мне легко сравнить психологию и космогонию коллекционера и художника, потому что я стал художником в том возрасте, когда уже хорошо понимал жизнь.

Не только коллекционеров в нашей стране мало, но и культуры коллекционирования нет. Я не общался с другими коллекционерами, они не проявляли ко мне интереса, потому что моя коллекция маленькая и дешёвая, а у них большие и дорогие. Я шёл своим уникальным путём, как и всю жизнь во всём, чем я занимался. Для меня коллекционирование было не столько возможностью прикоснуться к прекрасному, сколько возможностью зарядиться от бешеной энергетики советских нонконформистов. Эстетически мои единицы хранения коллекции столь, дипломатически выражаясь, специфичны, что в 999 из 1000 среднестатистических российских семей их даже в сортире не повесят. Можно считать, что я от своей коллекции неплохо зарядился – мои произведения считаются энергетически заряженными.

Тут, кстати, интересный вопрос, должно ли изобразительное и любое другое искусство быть прекрасным (пре-КРАСНЫМ), и вечная проблема эстетика красоты и уродства, завязанная на этику. Должен ли зритель всегда получать красоту, читатель – приятное чтение, а слушатель – благозвучие?

— Как коллекционирование формирует вкус коллекционера? Что, по Вашему мнению, в современном сообществе коллекционеров является движущей силой: возможность прикасаться к прекрасному или возможность заработать в будущем?

— Насколько коллекционирование формирует вкус коллекционера? Первоначально не коллекционирование формирует вкус коллекционера, а наоборот, коллекционер своим вкусом создаёт коллекцию, этот первоначальный вкус формирует ядро коллекции, и только после этого, после того, как коллекция вообще появится, она начинает развивать вкус коллекционера. При этом надо понимать, что понятие прекрасного у разных коллекционеров очень разное, в ответе на предыдущий Ваш вопрос, Татьяна, я это показал на своём примере.

Коллекционирование предполагает эмоциональность и расчёт – в разных соотношениях, в зависимости от личности коллекционера и его целей. В моём случае я сразу осознал, что с такой личностной, нерыночной коллекцией на ней никогда не заработаешь. Чтобы заработать в будущем, нужно собирать так называемые первые номера, то есть наилучшие вещи ударных авторов, а для этого нужно иметь деньги или пожертвовать своим уровнем жизни, став маниакальным «охотником за сокровищами», или пожертвовать образом жизни, став профессиональным коллекционером. У меня денег хватило только на графику нонконформистов, а работ маслом я не мог себе позволить, у меня нет первых имён, таких как Кабаков, Рабин, Краснопевцев. Любая коллекция – это компромисс между желаниями и возможностями, и в игру вступает личный вкус и культурный уровень коллекционера.

Искан Ильязов

— Как ученый, Вы занимаетесь «теорией и практическими исследованиями цветовых форм в современной живописи». Расскажите немного о своем исследовании. Как реагируют на Ваши исследования коллеги по цеху?

— Я пишу исследование по теории живописи, однако моя цель более глобальная – вскрыть внутреннее устройство мира и человека. Делаю я это через мои мысли – в науке, и через эмоции – в художественной практике, где картина у меня начинается с эмоции и через цвет обретает форму.

Я считаю белый и чёрный полноценными цветами, такими же, как остальные, и зачастую «работают» они сильнее и обладают большей художественной наполненностью. Странно такое слышать от Солнечного Искана, известного своими яркими картинами, но для меня это научный факт.

Я изучаю закономерности объективной действительности по влиянию цвета и формы на восприятие картины человеком, и на основании таких изысканий пытаюсь выяснить, как художником используются определённые цвета и формы через всегда неизбежное абстрагирование в творческом акте. В некотором смысле, я стремлюсь вкус и интуицию художника формализовать, вычленить правила и закономерности. Мне и карты в руки: я тот эмоциональный, горячий и страстный художник, который работает в геометрической абстракции – самой логической, математической, холодной и рассудочной части живописи.

Коллеги по цеху никак не реагируют, потому что я им ещё ничего не показывал, это долгий проект, мне приходится глубоко копать.

Я думаю, каждый останется при своём мнении, ведь закономерности творческого процесса одновременно универсальны и очень индивидуальны. Тут вечное единство и противоречие науки и искусства, однако, я занимаюсь наукой не ради доказательства своей правоты, а для удовлетворения собственной любознательности.

— Наше с Вами знакомство случилось по Вашей инициативе. Вы предложили прочитать мои стихи и оформить видео Вашими работами. Мне кажется, Вы из тех редких людей, которые всегда знают, что им нужно, из тех редких людей, что сами делают себя. А бывают ли у Вас периоды сомнения? Если да, то как Вы их преодолеваете?

— Ещё как бывают! Преодолеваю, слушая академическую классику – Шопена, Баха, Чайковского, Листа, реже классику джаза и иногда рока – до того, как собирать изобразительное искусство, я собрал коллекцию компакт-дисков и виниловых пластинок. Когда я не был художником, у меня был другой характер, как говорили в СССР, боевой. Я сделал себя, но после этого изменился, и психика стала, как у художника – сверхчувствительная, тонкая. Мне иногда нужно «отпустить ситуацию», побыть в состоянии безделья, занимаясь мелкими делами, чтобы вдохновение пришло само. В последний год я стал переключаться на сочинение текстов.

— Что Вы пожелаете людям зрелого возраста, которые хотят попробовать себя в живописи, но не знают, как к ней подступиться?

— Надо не подступаться, а просто купить ученические холсты на картоне, набор кисточек, набор акриловых красок – и вперёд! Логично сначала посмотреть ролики в интернете, как ими пользоваться. Можно попробовать делать реалистические изображения академического толка, но почти всегда такому письму сначала нужно учиться на мастер-классах, брать уроки. Если это не вариант, то можно просто малевать не в духе реализма – у многих неплохо выходит. Если такая живопись – не ваше, то на живописи свет клином не сошёлся, можно делать коллажи – я стал их в 2020 году делать и получил удовольствие. Для тех, кому изобразительное искусство не даётся, есть другие виды творчества – от ведения блога до вязания на спицах, от оригами до лепки из теста с раскрашиванием, от писания мемуаров до изготовления видеороликов на телефоне.

Беседовала Татьяна Краюшкина