Из дневников

Человек — это мечта, к которой идут все люди (если они люди, пока они люди…). Некоторые великие говорили даже, что человек — это мечта Бога.

* * *

Человечность — всегда подвиг, ибо она растёт из Бога. Христос подарил её нам своим подвигом, и усваиваем её мы только посредством подвига — возвышения над самим собой, преодоления своей малости и ограниченности. Сегодня забыли об этом. И потому люди подвига уже чуть ли не смешны в глазах многих, во всяком случае подвиг — это нечто устаревшее, мало кому интересное. Потому и человечность так редка в наши дни. Особенно системная, социальная. А ведь человек — существо социальное,  и не только, не столько в смысле стайное, сколько в смысле получения человечности как некоего культурного опыта. Который легко можно реверсировать, т.е. обратить в противоположную сторону. Культура легко превращается в антикультуру — теми же методами, и точно так, как социум творит человека, он может расчеловечивать — теми же путями и методами.

* * *

В этой связи любопытно, что бывают люди, хорошие и ставшие собой, благодаря другим, опираясь на помощь других, но есть и такие, кто стал собой вопреки — не имея поддержки, а порой даже при сопротивлении всех стихий мира. Есть люди, растущие, как цветок сквозь асфальт. Понятно, что и первые, и вторые опираются всегда на некий человеческий опыт — не свой личный, а чужой, полученный в той или иной форме, но всё же это очень разные пути. Тот, кто рос при поддержке, кто рос благодаря, может сильно преуспеть в сравнении с тем, кто растёт вопреки. Но бывает и наоборот, бывает тот, кто рос и стал вопреки, открывает на своём пути такие сокровища, которые недоступны идущему благодаря. Это говорит о силе человеческой личности, которая укоренена в Боге.

Ставшие — равны, и они не состязаются друг с другом, как неставшие. Они дружат — в своём стоянии-предстоянии, они рождены Одним, который и делает становящееся ставшим.

* * *

Задумалась над словом «обездоленный» — это ведь лишённый судьбы человек. Так приоткрывается значение слова «судьба» (доля). Доля — это и судьба и счастье (как доля в бизнесе, только это доля в деле Господа, вероятно). Судьба — это дорога к Богу, становление частью Его плана, Его замысла — частью Целого, которая ценная не сама по себе, а именно в контексте Целого, как представитель Целого. Но именно потому, что она важная составляющая целого («Без меня народ неполный» — А. Платонов) и представитель Целого, она сама важна как целое. Счастье — это соучастие в большом Проекте Бога.

Так вот, выходит, что человека можно лишить возможности участвовать в этом Проекте — обездолить. Лишить его возможности участвовать в том, для чего он рождён. Как? Приковать некими «цепями» к чему-то мелкому, ничтожному, бессмысленному. Отнять волю, мышление, отлучить от собственных интенций, навязав извне чуждые, чужие.

* * *

Что такое раб? Это вещь господина своего — он не принадлежит себе. Прежнее рабство —  это присваивание себе человека внешнего, того, которого мы называем храмом Духа. То есть, это было присваивание «стен», но не того, кто живёт в этих стенах. Нынешнее наползающее на мир рабство жаждет поработить и того, кто живёт в храме — и это уже антихристов миропорядок. Внутренний человек — собственность Бога, его отчасти уже давно эксплуатируют, закабаляют, обесчеловечивают, но отчасти — не вполне. Апокалипсис случится по причине полного закабаления внутреннего человека, которое станет технически возможным, и которое прервёт вновь обретенное во Христе таинство пребывания человека в Боге, как прежде в раю. Но Бог своих не бросает, произойдёт Второе Пришествие Христово, но не прежде, чем прекратится первое. Мы ещё не отдаём себе отчёт в том, что за реальность прячется от нас за этими страшными словами — обретение полноты безбожия, полноты мрака после того, как мы уже  познали Свет Христов. Очевидно, это будет катастрофа сродни той, первой, именуемой изгнанием из рая.

* * *

Способность выходить за свои пределы, вероятно, главное, что отличает человека от животных. Причём это выход в любую сторону — и вверх, и вниз. И можно увлекать  в ту или иную сторону всё человечество. Можно быть «ловцами человеков» как для того, чтобы вести ввысь, так и с целью достигнуть дна.

Человек — это про то, что возможно всё. Особенно невозможное: и хорошее, и плохое, и высокое, и низкое. Потому что высокое надо лично выбирать, отказываясь от низкого — чтобы быть человеком, а не правильным биороботом.

* * *

Иногда мне кажется, что слово «очертить» неспроста обращает слух к слову «черти». Ну вот рисовали же круг вокруг себя для защиты от нечистой силы — чтобы очертить закрытое для нечисти пространство (отчертить — защитить от чёрта/чертей). Аналогичным образом сегодня действуют политики, когда очерчивают небольшой круг, где гарантируется порядок, отдавая всё остальное пространство всевозможным беспорядкам. Это же некий ритуал и, в то же время, сообщение массовому сознанию — хаос будет нарастать, мы больше не обещаем поддерживать прежние нормы. «Новая нормальность» неминуема.

Но есть ещё слово «черта» — некое ограничение, некий итог (подвести черту — потому что ограничение настигло), некий запрет и одновременно преодоление запрета, преодоление нормы (за чертой).Таким образом очертить себя — это запретить себе движение в сторону нечести. Поставить границу — себе же, а не только чертям. Быть может, именно ограничивая себя, получается ограничить их. Значит они приходят, благодаря нам же.

Ограничивший себя, ограничен во всём. Тогда он не может двигаться к Богу, тогда он может только ограничивать себя и ждать, что Бог настигнет.

Ограничивание себя — это отрицательное действие. По отношению к себе мы больше ничего не можем сделать для Бога. Но по отношению к другим мы многое можем сделать со знаком плюс — доброделание возможно только по отношению к другому. Выйти навстречу Богу я могу не иначе, как только помогая двигаться к Богу ближнему.

* * *

«Невозможное – невеста* человечества» — так мыслил Андрей Платонов, большой поэт, ставший известным как прозаик. Его проза — настоящая поэзия. Критиками замечено, что его письма и произведения написаны одним языком, т. е. по сути одним автором, имя которому — поэт. А поэты говорят большими словами, которые способны превращать обычных маленьких людей в больших, даже в великих. И, быть может, секрет такого превращения можно вычитать в письме Платонова к любимой женщине: «Надо любить ту вселенную, которая может быть, а не ту, которая есть. Невозможное – невеста человечества, и к невозможному летят наши души… Невозможное — граница нашего мира с другим…» (Из письма М. А. Кашинцевой. Осень, 1922).

Вопрос о границах — широк, к нему можно подходить с разных сторон: граница между мной и не мной, между мной и Другим, граница между разрешённым и запрещённым, ложным и истинным, возможным и невозможным, нужным и ненужным, желаемым и должным…

В конце концов, любая граница призывает человека к её преодолению, ибо трансграничность — один из атрибутов человеческого достоинства. Но что такое невозможное? То, что невозможно назвать, определить, или то, что невозможно увидеть, обнаружить, или то, что невозможно осуществить..? Можно ли ответить на такой невозможный вопрос как-то вразумительно? Мне кажется, отчасти да — например, в этих строчках:

Когда я думаю о замысле Творца,

когда меня загадка жизни мучит,

встают перед глазами два ларца

и в каждом заперт

от другого ключик.

(Пит Хейн. Груки)

Красивая формула, а потому, скорее всего, верная. Даже в научных дисциплинах прижился такой критерий подлинности. Беда в том, что её тоже надо как-то расшифровать, и каждый это сделает по-своему. Но беда ли это? Способность людей договариваться и понимать друг друга, несмотря на свою преогромную разность, кажется, тоже из разряда невозможного, однако случается в жизни. Мы способны слышать друг друга — слышать буквально сквозь стены — потому что существует в мире непостижимая нить, связующая воедино различное, но единое. Словно ключик, лежащий в одном ларце, тайно передаёт знание ключику, лежащему в другом ларце, и ларцы одновременно распахиваются навстречу друг другу по какой-то таинственной причине, извне не понятной.

Кто знает, что́ молчит в стихах словами

и между строк?

Забывчивость бессмертна,

когда стучится в келью на закате.

Замо́к — преграда ли?

Уста открыты тому,

кто знает в чём секрет дыханья.

(Стихи автора)

«Человек – это осуществление мечты Бога», — предполагает схимонах Симеон Афонский. А Гёте словно уточняет: человек — это тот, кто «способен на невозможное». Быть человеком невозможно? Что именно невозможно?

Быть может на верный путь нас наставит Борис Пастернак своим утверждением, что «надо ставить себе задачи выше своих сил: во-первых, потому, что их всё равно никогда не знаешь, а во-вторых, потому, что силы и появляются по мере выполнения недостижимой задачи».

«Силы и появляются по мере выполнения недостижимой задачи» — вот здесь горячо, очень горячо. Кажется, мы приближаемся к намеченной цели. На пути у нас два внешне похожих понятия: дерзость и дерзновение. Первое некрасиво и потому ложно, а второе подходит под определение веры, данное апостолом Павлом «Вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом».

Видимое при этом должно замереть, затаиться в засаде, чтобы обнаружить своё невидимое и уверовать в него? Или видимое должно поставить себя под вопрос, чтобы обнаружить, что растёт из невидимого и без него как бы не существует, что невидимое на самом деле реальнее видимого?

* * *

Ставить себя под вопрос снова и снова, быть способным жить под прицелом этого вопроса всегда — это мука мудрых, которая суть счастье, а не мука. Видеть и знать себя нищим, при этом владеть богатством — вот путь, по которому приходит богатство мудрых. И это богатство Бога, единственно настоящее богатство, за которым есть смысл охотиться. И, казалось бы, даже не самое красивое желание быть богатым этим богатством приводит в Бога.

Почему такая постановка себя под вопрос приводит не к деконструкции личности, а, наоборот, к созиданию себя подлинного? Это один из главных вопросов современности, которая деконструирует всё ради поиска подлинности. Ответ на этот вопрос — рецепт спасения человека.

Заведомое лжёт, увы, всегда,

а незаведомое говорится тихо.

(Стихи автора)

* * *

Дело не только и не столько в деконструкции, сколько в позитивной направленности на поиск не мелкой правдочки, но истины. Без этого главного вектора позитивной, правильно сфокусировнной жажды деконструкция только разрушает. А что мешает обрести такую жажду? Мелкохотение, т.е. корысть и жажда посюстороннего богатства, жажда свободы для себя без уважения к свободе другого, самовозношение и самолюбование (оно всегда вытесняет жажду истины: в центре либо я, либо истина) и пр.

Только устремление к нездешнему, по сути невозможному здесь совершенству способно созидать приемлемое здешнее. Заточение в рамках посюсторонности — гарантированная деградация и гибель. Деконструкция в таком случае лишь ускоряет процессы разложения…

Дьявол — это ведь и есть деконструктор: рушит созданное не им, и ничего не созидает. Странным образом человечество втянуто в деконструкцию станинского образца, т. е. с исключением созидательного устремления, под предлогом поиска истины и разоблачения неправды.

Невозможное становится запретным?

* * *

Если к живому телу привязать мёртвое, труп постепенно отравит живое тело — факт естественный и хорошо известный, проверенный опытом, потому что существовала такая довольно мучительная казнь. Христианин призван как бы к обратному и, казалось бы, невозможному — «отравить» труп ветхой жизни живой жизнью во Христе. Немыслимое дело. Нейтрализовать «трупный яд» солнцем жизни, вытесняя смерть жизнью. Это же насколько больше жизни должно быть в христианине, чем в мёртвом смерти! Говорю, разумеется, о духе…

Христос победил смерть, и во Христе всякий человек теперь её побеждает, если верит Христу и во Христа, если верит в невозможное. Силой Христовой человек побеждает скучное возможное ради прекрасного невозможного, потому что любит невозможно прекрасного Христа — побеждает силой, которая так же кажется невозможной в этом мире, ослепшем от своего человеческого, слишком человеческого ума.

Так ослепительно начавшаяся,

Не меркнет, все еще гадая,

Эпоха только что скончавшаяся,

Красивая и молодая.

—

Друг другу показавшись чудищами,

Мы в ожидании гостинца

Пытаемся всмотреться в будущее,

Как в заколдованного принца.

—

Не знаем, где искать убежища,

Когда вчера и завтра ложно

И разве что небрежно брезжущее,

Лишь невозможное возможно.

(Владимир Микушевич)

Пронзительные строки поэта «лишь невозможное возможно» можно, конечно, понять и в другом ключе — разрушительно, мол, всякая гадость возможна. И, конечно, можно попытаться её реализовать именно потому, что она действительно возможна (редко кто вполне осознаёт степень человеческой свободы).

Мне кажется, именно это сейчас происходит: мир рушится потому, что недобрые люди верят в невозможное сильнее, активнее, чем добрые. Как говаривал Николай Лесков, «кто ждёт себе ни за что ни про что радостей, тот дождётся за то всяких гадостей…». Аналогичную мысль внушает и китайская пословица: «Если будешь ждать, чтобы счастье упало на тебя с неба — даже днем можешь попасть в волчью яму». То есть, добрые люди не имеют права бездействовать. Добро надо созидать, несмотря на то, что оно кажется невозможным в мире, именно потому, что оно кажется невозможным — чтобы сделать его возможным.

* * *

Монашество предполагает крайнее самоограничение. Живущие в миру вынуждены угождать не только Богу, но и ближним — их восприятиям. Жена годит мужу, муж жене. В этом смысле самоограниченный человек — плохой партнёр для тех, кто живёт с ним в паре, он слишком сам по себе — в нём отключены программы, которые включены у мирских людей; только территория Бога ему не чужда, в том числе бога в ближних, но человеческое измерение для него — как дикая степь для оранжерейного цветка. Более того, отказавшийся от себя и оставшийся в миру может оказаться в большой зависимости от желаний близких ему людей. Его как бы нет, а они, наоборот, вполне есть. Что-то схожее можно видеть у юродивых, когда они устраивают свой юродский балаган — ведомые стихиями собеседников. Юродивый — самоограничение вплоть до самоотрицания и самоликвидации на уровне самости. С такими Бог очень близок, потому что вне Его им невозможно (негде) жить.

* * *

Думая о современном человеке, всё чаще вспоминаю чеховского персонажа из рассказа «Злоумышленник», который не в состоянии свести воедино несколько разноуровневых фактов, чтобы увидеть целостную картинку своего поступка. Он искренне не понимает, почему открутить гайку, которой рельсы крепятся к шпалам — всё равно что покуситься на жизнь пассажиров поезда, идущего по этим рельсам. Нечто похожее происходит сегодня в головах современных людей, и это состояние во многом искусственно сконструировано социальными технологиями, хотя и естественный ход «развития» загнал человечество в эту интеллектуальную яму. Мы переживаем распад того. что прежде казалось неделимым — распад индивида. Утративший стремление к целостности человек стал невозможно провинциальным во всём, но мнит себя при этом всезнайкой. Это и выдаёт его ущербность, неспособность к самопознанию. Именно отсутствие самопознания ослепляет не только обывателей, но и представителей науки.

Целостность не только недостижима, она больше не является необходимым условием познания. Чем у́же специализация, тем более она склонна себя обожествлять, приписывая себе всезнайство. Полнота? Она никому не нужна, потому что вместить её некому. Образно говоря, сектор круга воображает себя целым кругом и даже шаром. Потому что сектор утратил представление о шаре и не знает своего места — места сектора на круге. Это сектанство…

* * *

Добрые люди с подачи дураков и провокаторов решили, что политика не для них (слишком грязное дело) — оставили её недобрым. А почему так вышло? Потому что неумным умом думали.

Верно судит обо всём бытийном, глобальном (не прикладном**) только созерцательный ум (поэт!), которым и должны быть сильны христиане. Но, увы, оказалось, что созерцательности нет, есть только поза. А рассудочный ум — дурак, он только мнит себя умным. Об этом у меня есть  отличный афоризм: «Хорошо быть дураком — всегда кажешься себе умным».

Так же и наблюдательный ум учёных вне созерцательности (целостности) — дурак. А созерцательность сегодня отовсюду вытесняют. Плоды не заставят себя долго ждать.

* * *

Когда процесс мышления заменён процессом наклеивания на всё ярлыков, ум отмирает за ненадобностью. Познание — это процесс отклеивания ярлыков, проникновение в суть вещей (а не мнение тех или иных людей о вещах).

Крайне сложно вести диалог с тем, кто умеет только одно — клеить ярлыки, он ничего другого в попытке диалога не делает, но в таком случае диалога нет — он невозможен.

Ярлык — это наклейка на «рот» вещи, чтобы она о себе ничего не рассказала. Ярлык — это нежелание, отказ слушать и слышать. Ярлык — монолог наклейщика, в то время как познание — это всегда беседа, диалог.

* * *

Жизнь в некотором смысле это уворачивание от всевозможных атакующих сознание ярлыков, уворачивание от наклейщиков ярлыков и сдерживание себя от  наклеивания ярлыков.

* * *

Своекорыстие истину превращает в идола — иначе не может, ибо всё, что не идол — для него не значимо. Не идолизированная истина недоступна восприятию своекорыстия. Даже «поклоняясь» истине, такой человек на самом деле поклоняется только идолу на тему истины.

Когда человек исцелится от своекорыстия, только тогда он сможет воспринимать истинное в истине.

* * *

Что такое глупость? Это не недостаток знаний, нет. Глупость — это не включённость в сеть, это попытка мыслить своим жалким, ограниченным умишком, вместо поиска целостности и Целого. Глупость — это самонадеянная самодостаточность и самовлюблённость,  т.е почитание фрагмента за целое.

* * *

Нынешние технологии оболванивания производят дураков, лишая их, в первую очередь, сердца, а не ума.

* * *

Одинок ли верующий человек? Да, он одинок — всякий человек одинок. Но есть люди, познавшие своё одиночество и нашедшие в нём Бога, и есть люди, не познавшие одиночества, но и Бога потому не знающие. Последние очень часто говорят о том, что верующий человек не может быть одинок, повторяя эту мысль за настоящими верующими, но не понимая её подлинного смысла. Тот, кто ещё не одинок, не зашёл в свои глубины, где встречаются с Богом. Не одинок верующий совсем не в том смысле, который вкладывают люди не познавшие, что они одиноки. Бога познают одинокие. Но спасаются в Боге не в одиночку, а вместе с другими обретшими Бога в одиночестве и разделяющими Бога с другими. Бога нельзя присвоить только себе, Его можно и нужно делить с другими — только так и можно Его иметь в себе — вернее получать снова и снова (получает отдающий).

* * *

Встреча двух личностей — это всегда встреча богов, а не функций. Сводя человека лишь к функции, мы ликвидируем саму возможность встречи: и человека с человеком, и человека с Богом. Функция — слишком узка. Даже самая сложная функция не вмещает в себя личность (личность всегда за её оградой). И функция «служения Богу» — не исключение. Истинно служит Богу тот, кто есть личность, кто живёт и действует целостно — как личность, кто бытийствует как человек вертикальный, опирающийся на высокое человека, познающий и свои глубины, а не только поверхностное, посюстороннее, горизонтальное: широкое или узкое — неважно.

Даже учёный запросто обесчеловечивается, запертый в узких рамках своей специализации.

* * *

Встреча — это всегда встреча богов и стихий. Человек человеку — стихия, а личность личности — бог. Встреча стихий — это притяжение (дружба) или отторжение (вражда), а встреча богов — свобода и любовь.

* * *

Человек — это тот, кто реализует невозможное и так (только так!) становится собой. Если он дерзит мирозданию, хамит и грубит Творцу и Его творению, это результат остывания его дерзания, его желания стать невозможно прекрасным, каким его задумал Бог. Человек становится ужасным, когда перестаёт стремиться к прекрасному (а не просто полезному, нужному, важному), идеальному, невозможному, которое создаёт его человечность, растущую из Бога в Бога.

Светлана Коппел-Ковтун

__________

* Символику, связанную с образом свадьбы, мы видим и в Св. Писании —Христос традиционно сравнивается с Женихом, а Церковь или душа человека с Его невестой. См. 2 Кор. 11:2; Откр. 19:7–9; Ос. 3:1 и др.

** Прикладное, ограниченное, может быть отчасти постигнуто прикладным умом — надрессировано. Тогда это будет лишь некое усвоение функции, алгоритма действий, который можно осуществлять бессознательно.

Дневники 3 ноября 2017; 17 ноября 2019;  14 июля, 30 октября 2020; 6, 8, 15, 16, 18, 23, 25 октября 2021