Случится побывать в Удмуртии, в Глазове – непременно посетите театр «Парафраз». И посмотрите там спектакль «Досадный мотив» по повести Ф. Достоевского «Записки из подполья» (или не пропустите его, если в каком-нибудь городе России увидите театр «Парафраз» с этим спектаклем на гастролях). Руководитель театра и постановщик спектакля (он же – автор инсценировки и сценографии) Дамир Салимзянов сумел показать, насколько сценична проза Достоевского, сколько истинно театральных игровых возможностей в несет она в себе. Спектакль увлекателен, как действо и стильно-красив как зрелище.

Три стены декорации – как бы стены комнаты, где живет главный герой — заклеены белыми листами, на которых – письмена. Ну, как если бы это были черновики или листы тех записок, которые ведет этот человек (и которые – суть его монолога в повести и в спектакле).  В центре задней стены проглядывает дверь, но и она заклеена этими записями. Замкнутый мир – ведь записки из подполья. Из того подполья, в которое загнал себя в своей бесконечной невротической эгоистичной рефлексии герой этой истории.

Правда, постановщик сразу как бы заявляет – это театр в театре. Ведь здесь мы не читаем записки, герой истории рассказывает их нам, рассказывает свои воспоминания и свои оценки того, что было. «Докладчик» сам для себя – и для нас. И потому сперва на сцене мы видим еще одного персонажа, молчаливого, вроде как звукооператора действа. Он сбоку, у звукозаписывающей аппаратуры, допотопной – катушечный магнитофон (тем самым подчеркивается – монолог-то – сейчас, а было то, о чем говорится – когда-то давно). Впрочем, это не он, а она. Вроде как участница действа. Потом она исчезнет… и появится уже в облике начинающей проститутки Лизы…

То есть, все всерьез – и в то же время – тотальная игра. Игра, между прочим, и с самим текстом Достоевского. Ведь монолог-воспоминание главного героя – это нередко и издевательская его игра с самим собою. Жжет его это воспоминание… тот жестокий эгоизм, с которым он привлек к себе душу Лизы, а потом ее же душу и надломил. И утратил возможность той любви, которая спасительна своей безоглядной жертвенностью.

В повести история с Лизой  — кульминационный финал в саморазоблачении эгоиста. В инсценировке Дамира Салимзянова эта история несостоявшейся любви, история краха абсолютного самовлюбленного эгоцентризма, история утраты того, что повернуло бы жизнь эгоиста из «душевного подполья» к свету, становится важнейшей частью постановки – и по значению, и по объёму. Повесть «Записки из подполья» написана «от первого лица». Для сцены это естественный и органичный способ существования актера в роли – его персонаж всегда «говорит от себя».

Итак, перед нами человек, средних лет, презирающий всех прочих, считающий себя тоньше, умнее, выше их всех. Рефлексирующий по любому поводу и приписывающий другим те мысли и чувства, которые – по его мнению – они испытывают, стараясь унизить его. Да, он нервен и раним. Но и невероятно мнителен – как могут быть мнительны самовлюбленные эгоцентрики, считающие весь окружающий мир виновным в их неудачливости. И вот актер Павел Шарыгин вместе с постановщиком Дамиром Салимзяновым  постепенно, исподволь показывает нам, как в этом непробиваемом упоенном самолюбовании и расчесывании придуманных душевных травм начинает просыпаться иное чувство – чувство участливое и нежное: к Лизе. Это чувство прорывает ту стену, которая отгораживает его душу от мира – и прорывается бумажная завеса на дверном проеме.

В Лизе в ответ проснулось такое же чувство – к этому жестокосердному неврастенику. Но по-женски тоньше, сильнее, безогляднее. Лиза актрисы Екатерины Салтыковой в спектакле, пожалуй, нежнее и тоньше, чем в повести. Наверное, режиссер и актриса сознательно шли на это – чтобы подчеркнуть масштаб того, насколько ничтожен эгоизм рядом с истинной жертвенностью и насколько масштабно то, утратил главный герой этой истории – сам же пробудил и своими же руками погубил…

Собственно, в постановке и персонаж Павла Шарыгина более сложен и многогранен, чем он же в повести. И это тоже, видимо осознанное решение режиссера и актера. В сценической версии герой повести более мечтателен, тонок, в нем чувствуется способность к проникновенной душевности. И это не только игра ради «управления» чужими эмоциями. Но и запрятанные глубоко в характере положительные качества души персонажа. Особенно это проявляется в дуэтных сценах с Лизой. Павел Шарыгие и Екатерина Салтыкова на нюансах, без педалирования разворачивают перед нами сюжет зарождающегося чувства… сперва из интереса (а у главного героя – по его вечной «злобе к другим»). Потом – через все более пристальное вглядывание в душу друг друга – путь к сердечному сближению (причем, актеры тонко показывают, что это сближение сердец и увлечение душ друг другом зародилось еще задолго до того, как герои осознали его в себе). Словом, перед нами – история нарождающейся, но несостоявшейся подлинной любви. А история саморазоблачения предельного бесплодного эгоизма – лишь материал и подводка к главному. Да уж! Какой же это ненужный, побочный «досадный мотив» для эгоцентризма – истинное чувство. Которое опрокидывает все потуги эгоцентризма – ибо жертвенно и созидательно в своей жертвенности. И главному герою остается только предаваться воспоминанию – как покаяние оно для него, а не только расчет с самим собою. Собственно, это уже вполне в духе произведений Федора Достоевского. Но, если читая повесть, мало сочувствуешь ее персонажу, то в спектакле он «страдательная фигура». В нем есть задатки человечности – которой он сам же стесняется и боится. А Лиза из «униженной и оскорбленной» превращается в постановке в сильную личность, способную делать сложнейший выбор и принимать за него ответственность  (касательно и себя, и другого)  – неслучившаяся любовь делает ее такой. А у Достоевского есть и эти мотивы…

Что же касается визуальной привлекательности спектакля… Белые стены — и синий тон неба в просвете открывшейся двери. Таинственный полумрак ночи – и отблески не менее таинственного света на стеклянном стакане (художник по свету – Александр Зорин). Красная ткань, оттеняющая темноту дверного проема и холодноватую белизну листов с письменами на стенах. И эта же красная ткань превращается в полог ширмы – и к ней контрастом – теплая белизна нагого женского плеча. Смысловое, сюжетное обыгрывание декорации и аксессуаров – гармошки, стульев, посуды, даже «игровое общение» с яблоками – это, кстати, напоминает знаменитую сцену танца булочек на столе в одном из фильмов Чарли Чаплина). Вещи так заиграли в постановке, стали почти «бессловесными персонажами» — потому что сделаны с любовью и с пониманием режиссерского замысла (художник по костюмам – Елена Попова; декорации и бутафория – Андрей Наговицын, Александр Грахов, Инна Иванова).

Спектакль Дамира Салимзянова «Досадный мотив» в театре «Парафраз» в Глазове был поставлен с учетом приближающегося юбилейного года Ф. М. Достоевского. И такой спектакль вполне способен примирить с Достоевским, «открыть глаза» на его творчество тем, кто не очень-то воспринимает творения писателя. А недавно – в середине сентября этого года – спектакль «Досадный мотив» был с успехом показан в программе театрального фестиваля «РОЗОВФЕСТ-2021» в Ярославле.

Валерий Бегунов,

театральный критик

Фото – из архива театра «Парафраз