…Ах, как прекрасно «Слово о русском сердце»! Прочтем, всем сердцем радуясь, встречая 200-летие Федора Михайловича Достоевского:

«Удивительно устроено русское сердце, столь велика в нем жажда встречи с родной душой, столь неистребима вера в возможность такой встречи, что готова она распахнуться бескорыстно перед каждым, довериться любому, веруя свято, что каждый и всякий сам способен на столь же беззаветную открытость. Готовое вместить в себя все души мира как родные, понять их, братски сострадать ближнему и дальнему – до всего-то есть ему дело, всему-то и каждому найдется в нем место. И как бы ни велики или безбрежны казались обиды его или оскорбление, всегда останется в нем место для прощения, словно есть в нем некий тайный, недоступный никакому оскорблению уголок и теплится в нем свет неугасимый.

Родина свята для русского сердца, потому что Родина для него высшая и последняя правда. И потому все можно отнять у него, все осмеять – стерпит. Но Родину отнять у русского сердца, унизить, оскорбить ее так, чтобы оно застыдилось, отреклось от нее – невозможно, нет такой силы ни на земле, ни под землей, нигде во всем белом свете. И пытаться не стоит – взбунтуется, и в этом, может быть, единственном потрясении своем, не простит. Долго не простит.

И нередко не хочет даже понять оно, как это можно еще что-то любить, кроме Родины, тосковать по чему-то такой смертной неизбывной тоской, как по родной земле. И если немец, швейцарец или тот же француз, то ли англичанин будет уверять, что он так же любит свою страну и она дорога ему, как русскому его Россия, что по его земле можно так же страстно тосковать, как по русской, – обидится даже трогательно-простодушной обидой: нельзя-де любить родину больше, чем любит ее русское сердце. Но если тот же англичанин или швейцарец скажет, что можно жить, вовсе не любя родину, – тут же заслужит навечное презрение к себе русского человека. Но ежели русский скажет ему, что он не любит свою родину, – не верьте ему: он не русский.

Удивительная страна – немец или датчанин, прожив в ней лет десять-двадцать, становится нередко таким русским, что, уехав, случись, в свою Германию или Данию, всю жизнь будет тосковать по оставленной стране. Необъяснимая страна: в России не затоскуешь по Англии – разве англоман какой, да и то пока в Лондоне не бывал, – а вот в России можно затосковать, затомиться даже в самой России. Словно вдруг почудится сердцу, что та Россия, которая есть вокруг, – еще не вся здесь, и не во всем, и не в лучшем, а та, настоящая, во всей правде, еще впереди и всегда впереди. Ибо и тот не русский, кто не желает Родине лучшей доли. Потому-то и нет того предела, где успокоилось, остановилось бы русское сердце; потому-то и всегда оно в пути, на большой дороге к правде…»

Любой, владеющий «инетом», при желании, найдет и прочтет «Слово», даже прослушает в неплохом исполнении. Жаль только, что указание на автора… не вполне корректно. Нет его у Ф.М. Достоевского в «Дневнике писателя» за 1877 год. Во всяком случае, в моем – настольной книге с 2003 года, которую всё-таки выбегала и застигла в магазине «Гиппократ» 4 июня 2003 года в Санкт-Петербурге, предварительно тщетно объехав и обзвонив многие книжные магазины в поисках полного «Дневника писателя» (Лениздат, Санкт-Петербург, 2001). Не мудрено: ведь тираж всего-то 8000! Убогим «чубайсам» и «чубайсятам» он не нужен, более того, – опасен!..

А я вот была безмерно счастлива, приобретя последний, как мне поведали, экземпляр. Искренне желаю множества таких счастливых минут всем-всем! И – последующих серьезных раздумий над каждым словом Русского Гения. Свойственных Юрию Ивановичу Селезневу…

…С 1990 года знакома с трудом «Достоевский» (серия ЖЗЛ) Ю.И. Селезнева (15 ноября 1939 года — 16 июня 1984), умершего от инфаркта, прожившего только 44 года! Он – советский литературный критик и литературовед, серьезный знаток Достоевского. В 1976 — 1981 годах работал главным редактором серии «ЖЗЛ», затем – заместителем главного редактора журнала «Наш современник» (1981 — 1982), «уволен после публикаций А.Г. Кузьмина и В.Н. Крупина, раскритикованных за русский национализм».

Часть вторая указанного труда, поименованная: «Житие великого грешника» начинается главою «В дороге». И вот здесь-то в части третьей «Возвращение» на страницах 189-190 (М.: «Молодая гвардия», 1990) вы прочтете это замечательное «Слово». Оно не «закавычено» щепетильным автором, что не может не обратить на себя внимание.

Но – поневоле приходится пожалеть авторессу комментария, не рекомендующую к прочтению «романизированной биографии». Ей хотелось «больше сухих фактов, чем авторских измышлений, выдаваемых за мысленные рассуждения главного героя, хоть и опирающихся на источники, но всё равно цепочка рассуждений является плодом автора книги».

Существенно ближе мнение: «В романе огромное количество внутренних монологов Достоевского о вере, о нравственности, о покаянии, о русском народе и судьбе России. Сложно сказать, насколько они близки к реальности, но многие из них базируются на документальных источниках, будь то свидетельства очевидцев или записки самого Достоевского» (Источник).

Для меня – несомненно, что в «Слове о русском сердце» Юрий Селезнев (родился 15 ноября) аккумулировал – собрал, скомплектовал, сконцентрировал чувства и мысли Ф.М. Достоевского. Но стоит ли авторам «инета» своими публикациями «подставлять» бесконечно дорогого Русскому сердцу Писателя досужим, а, порою и злобным, измышлениям, «выводам»?..

Впрочем, удивляться не приходится: слишком много в нынешних «свободных» СМИ «людей бездарных и без убеждений, и даже продажных»! «Даже», – пишет Достоевский о людях своего времени. О, что бы он сказал о сегодняшних?..

Без негодования можно ли видеть на фотографиях якобы детей Федора Михайловича: старца-вояки – Алёшеньку, не дожившего и до 3-х лет, подростка-девочки – не дожившей до 3-х месяцев Сонечки?! (Источник). А как он любил детей, как невыносимо страдал, потеряв! Сколько изумительных строк, произведений о детях написал! «Отчего страдает дитё?» – да какое же нужно иметь сердце, чтобы от вопроса не только не возродиться в нового человека, подобно Дмитрию Карамазову, но и вот такое допускать?..

…Позволю себе завершить, как и Юрий Селезнев «Слово», строками письма Ф.М. Достоевского А.Н. Майкову из Семипалатинска 18 января 1856 года, ответом на неизвестное, увы, письмо адресата:

«…Вы пишете, что много прошло времени, много изменилось, много пережилось. Да! должно быть. Но одно то хорошо, что мы как люди не изменились. Я за себя отвечаю. … Но я испытываю в эту минуту то, что, вероятно, испытали и Вы, когда ко мне писали: невозможность высказать себя после стольких лет не только в одном, но даже и в 50 листах. Тут нужно говорить глаз на глаз, чтоб душа читалась на лице, чтобы сердце сказывалось в звуках слова. Одно слово, сказанное с убеждением, с полною искренностию и без колебаний, глаз на глаз, лицом к лицу, гораздо более значит, нежели десятки листов исписанной бумаги.

…Зная меня очень хорошо, Вы, верно, отдадите мне справедливость, что я всегда следовал тому, что мне казалось лучше и прямее, и не кривил сердцем, и то, чему я предавался, предавался горячо. Не думайте, что я этими словами делаю какие-нибудь намеки на то, за что я попал сюда. Я говорю теперь о последовавшем за тем, о прежнем же говорить не у места, да и было-то оно не более, как случай. Идеи меняются, сердце остается одно. … Я говорю о патриотизме, об русской идее, об чувстве долга, чести национальной, обо всем, о чем Вы с таким восторгом говорите. … Я всегда разделял именно эти же самые чувства и убеждения. Россия, долг, честь? – да! я всегда был истинно русский – говорю Вам откровенно. Что же нового в том движении, обнаружившемся вокруг Вас, о котором Вы пишете как о каком-то новом направлении? Признаюсь Вам, я Вас не понял. Читал Ваши стихи и нашел их прекрасными; вполне разделяю с Вами патриотическое чувство нравственного освобождения славян. Это роль России, благородной, великой России, святой нашей матери. Как хорошо окончание, последние строки в Вашем «Клермонтском соборе»! Где Вы взяли такой язык, чтоб выразить так великолепно такую огромную мысль? Да! разделяю с Вами идею, что Европу и назначение ее окончит Россия. Для меня это давно было ясно. …Уверяю Вас, что я, например, до такой степени родня всему русскому, что даже каторжные не испугали меня, – это был русский народ, мои братья по несчастью, и я имел счастье отыскать не раз даже в душе разбойника великодушие, потому собственно, что мог понять его; ибо был сам русский. Несчастие мое дало мне многое узнать практически, может быть, много влияния имела на меня эта практика, но я узнал практически и то, что я всегда был русским по сердцу. Можно ошибиться в идее, но нельзя ошибиться сердцем и ошибкой стать бессовестным, то есть действовать против своего убеждения»

(курсив здесь и ниже мой – Л.В.)

О, похоже, нынешняя РФ уже не несёт никакой идеи, даже конституционно отказались?!.

Но последние строки в «Клемонтском соборе», детище 1854 года Ап. Майкова, звучат так:

И, может быть, враги предвидят,
Что из России ледяной
Еще невиданное выйдет
Гигантов племя к ним грозой
Гигантов – с ненасытной жаждой
Бессмертья, славы и добра,
Гигантов – как их мир однажды
Зрел в грозном образе Петра.

Ф.М. Достоевский вспомнит о Петре I, его реформах и в знаменитой Пушкинской речи, утверждая: «…ко всемирному, всечеловечески-братскому единению сердце русское, может быть, изо всех народов наиболее предназначено».

Вспомню и из письма Ап.Н. Майкову 9 (21) октября 1870 года, из Дрездена:

«Чуть лишь дело коснется до России, – точно горячешный человек в темноте забормочет черт знает что такое! Я думаю, звезду Сириус основательнее знают в Европе, чем Россию. Это-то вот до времени и есть наша сила. А другая сила была бы наша собственная вера в свою личность, в святость своего назначения. Всё назначение России заключается в православии, в свете с Востока, который потечет к ослепшему на Западе человечеству, потерявшему Христа. Всё несчастие Европы, всё, всё безо всяких исключений произошло оттого, что с Римскою церковью потеряли Христа, а потом решили, что и без Христа обойдутся».

Да, – «Идеи меняются, сердце остается одно».

Людмила Владимирова

9 ноября 2021, Одесса