Больше месяца движется по реке караван. Тяжело нагруженные лодки-дощаники чуть черпают воду бортами. Гребцы еле-еле выгребают против течения, на руках от весел кровавые мозоли. Люди измучены, многие надсадно кашляют – простудились на пронизывающем весеннем ветру. Остановиться бы дня на три, на четыре, передохнуть, отоспаться на первотравье, мягком, душистом… Ан, нельзя!.. Дело, ради которого они уже превозмогли-преодолели сотни верст, задержки не терпит. За лето надо успеть заложить новый город! А сибирское лето короткое – только успевай поворачиваться! И строителей маловато – всего-то сто двадцать душ… Правда, есть среди них мастера знатные, дело свое знающие до тонкости. Одни московские плотники Назар Заев да Денис Кручинка десятерых стоят. А братья Поломошные?.. А Терентий Вершинин?.. Или взять Гаврилу Иванова? Этому и вовсе цены нет: и Тюмень, и Тобольск, и Тару, и Пелым строил – почитай, каждый третий город в Сибири!..

Гаврила Иванович Писемский нащупал на груди сквозь толстую ткань кафтана тугой сверток: здесь, при нем, царская грамота. Незачем вытаскивать ее, чтобы прочесть, – Гаврила Иванович помнит наизусть:

«…И великий государь велели в их земле на Томи поставити город и велели их от недругов от дальних земель оберегати, чтобы им ни от кого насильства и обиды не были…».

«Их» – это значит местных жителей. Много в Сибири разных народов, но малочисленны они и не могли сами обороняться от врагов. И вот Тоян, князец эуштинских татар, летом 1603 года отправился в Москву и, добравшись в январе 1604-го, обратился к царю Борису Годунову с нижайшей просьбой – принять эуштинцев в русское подданство и поставить на их земле русский город-крепость для защиты от набегов «черных» кочевых киргизов. А за это обещал платить щедрую дань – драгоценными мехами соболей, куниц, песцов, горностаев…

Давно хотелось царю присоединить к своим землям богатый сибирский край. Обрадовался он просьбе и направил немедля в город Сургут, что на реке Оби, свой наказ – отправить на берега Томи отряд казаков да служилых людей и построить там крепость с неприступными стенами, сторожевыми башнями, пороховыми складами. И будет эта крепость таежных жителей охранять и дань для царя собирать.

По тому царскому наказу собрал казачий голова Писемский отряд и весной, сразу после ледохода, двинулся на веслах и парусах вверх по течению могучей, неоглядно разлившейся Оби. Прошли город Нарым, прошли Кетский острог, миновали устье Чулыма, и вот уже второе утро настало, как идут лодки вверх по Томи…

Писемский вздохнул. Ох, пора бы уже быть на месте! Не ошиблись ли его разведчики, когда места здешние осматривали и дорогу описывали? Зима была, все снегом завалено – поди разберись, что и где… А вдруг, проскочили ненароком нужный поворот? Вон какие здесь туманы, хоть бы ветер подул!..

И, словно услышав просьбу казачьего головы, дохнул в лицо ветерок. Сначала робко, застенчиво, а потом – сильней и сильней, как дул многие дни на Оби. И – заклубилась молочная мгла, а вслед за тем начала расползаться, редеть, таять… И вот уже вдалеке зачернел темнохвойной тайгой высокий, крутой берег, неприветливый и мрачный на фоне яркой, чистой розовой зари.

Гребцы бросили весла и как один обернулись на этот свет, разгоравшийся все ярче и ярче. Вдруг над зубчатой кромкой тайги показался сверкающий расплавленным золотом край солнечного диска. И сразу заиграла-заискрилась вода, просветлели уставшие лица, вызолотились паруса и сами лодки…

Между тем светило взбиралось все выше. Заголубело и стало бездонным небо. Еще недавно мрачная тайга радостно зазеленена, а пологий противоположный берег расстелился изумрудным ковром луговых трав. Откуда-то вырвались и замелькали с неумолчным щебетом быстрокрылые ласточки и стрижи.

– Ах ты, хорошо-то как! – сорвал шапку Гаврила Иванович. У него перехватило дыхание. Вот ведь не первый год живет он в Сибири, а все не может привыкнуть в ее буйной красоте и огромности. Всегда она неожиданная, удивительная, щедрая…

«Город ставить надо здесь, – решил он. – Лучше места не сыскать. На крутом яру крепость возведем, видно с него далеко – врагу скрытно не подобраться. И – лес рядом: руби да строй!..».

Писемский вытащил платок, чтобы подать сигнал лодкам – поворачивать к берегу, как вдруг услышал:

– Гаврила Иваныч!.. Шабаш!.. Приехали!..

Это кричал с приближающейся лодки его верный товарищ и первый помощник Василий Фомич Тырков.

Лодки сошлись, и Василий легко перемахнул через борт к Писемскому.

– То самое место Гаврила Иваныч. Вон и речка под яром петляет, туда и сворачивать будем… А Томь-то, Томь какая красавица! В Оби вода желтая от песка, мутная, а тут каждый камушек на дне виден. – Василий зачерпнул зеленоватую струю, плеснул в лицо, засмеялся от удовольствия: – Студена поутру…

Неожиданно он раскинул руки и закричал во всю силу:

– Томь!.. Томь!..

На лодках подхватили звонкий клич, и река откликнулась эхом: «Том-мь… Том…мь…».

– Словно колокол гудит, – прислушавшись, молвил Тырков.

– Славное имя, – кивнул Писемский. – Стало быть, и новому городу зваться – Томском. С прибытием, Василий Фомич, – и Гаврила Иванович махнул платком.

…И стал Томск пятнадцатым по счету сибирским городом.

***

Первый острог возвели на круче Воскресенской горы. День окончания строительства – 7 октября 1604 года – считается днем рождения Томска.

Теперь в честь этого события стоит здесь камень-монолит из красного железняка, на котором золотом выведено:

«На этом месте в 1604 году был основан Томск».

Римма Кошурникова

Иллюстрации:

1.  Томск. «Любимый город с высоты птичьего полёта». Фото: Константин Буркин

2. Макет 2-й Томской крепости. Середина XVII века — 70-80-е годы XVIII века. Музей истории Томска

   Автор фото: Максим Вотяков

3. Камень на месте основания Томска. 1967 год. Источник