1.

Маша сидела и смотрела прямо в упор на Свету, которая битый час рассказывала ей историю про некого Николая, моряка и офицера, их общего знакомого. Света сопровождала свой рассказ тем, что помешивала сахар в чашке с кофе, делая усилия, чтобы не упустить ни одной детали.

— Я уезжаю, наконец. – вертелось у Маши на языке. — То есть – встаю и ухожу. Несмотря на внутреннее сопротивление рассказу, она все не уходила, слушала и слушала, не в силах прервать этот неувлекательный, но, как оказалось, поучительный рассказ.

— Понимаешь ли, — взахлеб продолжала Света. – Он сломал себе жизнь.

— Да? – нехотя спросила Маша.

— Да. Сломал. По глупости. Любил ее, Надю, до безумия. Любил ее одну всю жизнь. А потом … Потом так вышло, что дошли до него какие-то слухи… Или сам он сдуру что-то увидел… Или показалось ему. В общем….

— Что?

— Обиделся он. И после всего этого – взял и уехал в Москву. Неожиданно уехал. А там его подхватила совершенно несуразная, никчемная женщина. За один вечер буквально.

— Прямо так?

— На дне рождении. Взяла и увела его в одночасье.

— Разве можно увести просто так бравого моряка? – Маша зевнула, внутренне содрогнувшись, что в который раз должна была слушать эти бесконечные рассказы подруги.

— Понимаешь ли. Надя была для него как звезда путеводная. Радость. Мечта. Он и сам долго не мог поверить, что такое счастье возможно. А потом – бац!

— Что – бац?!

— Свихнулся. Стал подозревать. Стал обижаться. Папа у Нади был – ректор. Или генерал. Мама – сама понимаешь. Тоже – избалованная до нельзя.  Стал он как-то… В общем, не спокойно на душе у него стало, у моряка нашего. Неспокойно и все. Вот так и покатилось. Недоверие. Поездка. Расставание.

— Ну?

— А эта, московская…

— Не интересно.

— Она как будто бы такого случая и ждала, — не слушала подругу Света. — Он женился. Хотя не был нужен ей ни на секунду, понимаешь?

— Ты-то откуда знаешь, что не был нужен?

— Просто так все получилось…

— Я пошла, ладно? – наконец, сделала над собой усилие Маша. Почти швырнула на столик деньги, выкинула из большого накладного кармана. Распахнула дверь и выскочила из стеклянного уютного кафе прямо на снег.

2.

«Бравый моряк, а такая глупость», — думал она, глотая морозный воздух. «А я что, лучше, я – лучше?»

Она почему-то все время думала теперь, что была перед Александром виновата. То ли так повелось, что он был самым важным в ее жизни человеком. Муж, все-таки. То ли еще какие-то причины. Она думала об их отношениях ежесекундно, как будто бы они не жили вместе.

«Он такой, почти святой какой-то», — вновь и вновь напряженно думала она, пережевывая в сознании свою мысль. «Таких людей не бывает. Заботливый. Душевный. Чистый. А я как-то совсем не соответствую, что ли».

Когда они познакомились, Маша даже не поверила, что он может обратить на нее внимание. Красивый, спортивный, молодой. Повел ее в кино. Потом гулять. Они в первый раз бродили по ночному городу, как в сказке, какой-то, когда невесомо и подсветка вокруг. Видны лишь неясные силуэты домов, фонари, и тени, бесконечные тени того и этого мира. И с тех пор все в их отношениях стало эту сказку чудесную напоминать и повторять, в каждом отражении зеркального марева заката. От первого мгновения, до последнего.

Он встречал ее с работы. Они садились напротив друг друга. Долго разговаривали.

Он всегда делился всем, что с ним происходило.

Потом он покупал ей цветы и подарки. А потом она в какой-то момент поняла, что его очень любят и ценят на работе.

Его внутренняя чистота была во многом от родителей, которые были, как гласило предания, кубанскими казаками. Была в нем какая-то правильность, точность, какое – то внутреннее благородство, и доброе сердце.

Она поняла это не сразу. Постепенно. Сначала он не поехал в отпуск, ухаживал за ее отцом во время болезни, летом. Потом отказался от заграничной командировки, чтобы быть с сыном. Потом взял на работу инвалида, несмотря на давление. Так, постепенно, в ее жизнь входило что-то настоящее, важное, цельное, о котором, она, как будто бы и не знала.

Рассказ про моряка немного взбудоражил Машу. Расстроил. Она вдруг вспомнила, что тоже как-то на юге увлеклась ни на шутку. И хотя не было там ничего реального, разница между отношениями была столь разительна, что забыть этот эпизод она не могла никак.

Помнится, они не поехали туда все вместе. Поехала она одна, Александр работал, сын учился. И, казалось, даже мыслей не могло быть среди каждодневного семейного счастья, кипарисов и солнца, думать еще о чем-то. Или даже найти время. И вдруг – раз, и подумала.

Сама не своя стала. Торопливо собиралась по утрам. Торопливо шла на базар. А потом ждала, как отправится на очередную прогулку вечером.

Он был совсем другой, звали его Максим. Белобрысый, на косой пробор. Какой-то никчемный, несчастный, маленького роста, и болтливый. Этот случайный знакомый, их сосед по дому, вдруг привлек ее к себе каким-то неведомыми силами. И, по глупости, она тогда приписала ему все те качества, доблести, благородства, ума, которыми так явно обладал Александр.

Ошиблась.

Поняла свою ошибку не так быстро, ровно через полгода, когда окончательно остановила с писателем общение и переписку. Распрощалась с новоявленным кумиром, который умудрялся ей каждый день рассказывать надуманные истории, которые она, по дурости, ждала и ждала.

Распрощалась быстро. Как прозрела. Прорыдала над своей глупостью. Проползла в раскаянии от дома до работы мужа.

А он улыбнулся, даже слушать не стал.

«Добрый мой человек, родной» – повторяла она теперь по утрам, когда он вновь и вновь моложаво, и как в первый раз готовил ей кофе, собирал веди, слушал бесконечные женские бредни.

Время теперь, действительно, останавливалось значительно легче и чаще, хотя события могли пролетать с бесконечной скоростью вращения. События, трагедии мирового масштаба уже давно переставшие ее волновать. Как будто бы присутствие Александра полностью изменило ее жизнь, вобрало в себя мироздание.

Как будто бы она упала, обожглась, и заново встала, отряхнувшись и помолодев.

— Любовь? – спрашивала ее по привычке Света, не дослушивая ответа до конца.

— Да, нет… — загадочно улыбалась Маша, осознавая, что сердце вдруг перевернулось и очистилось, как будто бы всегда и было такое, с самого рождения.

3.

Какое-то время назад Маша вдруг ощутила потребность рассказать ему о своих давних отношениях. Все. От начала до конца. О том, как ей всю жизнь казалось что-то. Казалось, и не сбывалось. О том, что она мечтала хотя бы рассказать об этом хоть раз. Казалось, что можно быть счастливой, жить на даче, ни о чем не тужить. Казалось, что можно обрести гармонию и заботу. Она хотела рассказать ему, как много тогда работала, как надрывалась на курсах. Как не спала ночами. Как приходила домой в час ночи. Хотела рассказать, что такое, когда вокруг только люди, которые ценят материальное, и для которых кроме денег – нет ничего другого. Хотела…

Но зачем?

Он и так это хорошо знал.

Александр, казалось ей, знал многое, но никогда не говорил об этом вслух. Он говорил очень редко, смеясь, что для женщины, это, и было настоящей трагедией.

— Это не трагедия, — снова уверяла его Маша, в который раз не веря чуду, которое в ее жизнь так постепенно вошло, так ярко ожило, раскрывая свои огромные крылья.

«Я могла всего этого не знать и не ведать. Могла пропустить. Могла не вырасти, так и остаться глупым, слепым человеком», — говорила она про себя, вновь ощущая внутренний восторг, который словно обволакивал все ее существо, наполняя новым содержанием.

Он даже снился ей теперь, иногда молодым, иногда чуть постарше, даже седым. Она видела черты его лица, которые проступали сквозь плен сна, как будто бы заново знакомилась с ним, и заново узнавала.

— Я никогда не расстанусь с тобой, — хотелось ей сказать, каждый раз, когда он уходил на работу. Но она, осознавая, всю неправильность подобной фразы, пыталась заставить себя замолчать.

— Дорогой и хороший, — опять повторяла она, уже про себя, занимая, что было сил, свою голову домашними делами.

4.

Однажды он пришел раньше обычного. Она готовила на кухне, слушая как он переодевается, и раскладывает на столе бумаги.

— Пойдем в гости, а? – вдруг сказал он.

Она вспомнила, как несколько лет назад, они вместе пошил в гости, и после этого стали вдруг снова гулять по парку по утрам. Дело было зимой, но хотя шел снег, было уже какое-то преждевременное ощущение весны. Совсем морозно, и неожиданное яркое солнце. Они шли, шли по тропкам, проложенным случайными прохожими, утаптывая снег, и радужно жмурясь. Ни о чем не говорили. Все шли и шли, не обращая внимание ни на что.

— Саша! – вдруг сказала она.

— Что?

Почему-то позвонила Света и стала вдруг продолжать свою историю про Николая, как будто они не сидели тогда целый день в кафе. Оказалось, что этот самый Николай очень скоро после своей свадьбы умер. А эта самая любовь его, Надя, с горя вышла замуж. Может быть, и не с горя даже. Просто вышла и все. У нее было потом не ахти как, особенно у сыновей и внуков. Но как-то было.

— А та его жена? Что с ней было?

Света запнулась.

— Ничего. Впрочем, я не знаю. Все коснулось его самого. Его расставание. Его предательство. Он как будто сам себя наказал за что-то. Одной такой глупостью.

5.

Маша потом каждую весну вдруг ощущала, что оживает заново. Каждое утро просыпаясь, каждой клеткой своей, начинала свою новую жизнь, осознавая его присутствие. Он вошел в этот мир второй раз, как будто бы в одночасье обрел другую жизнь, или существование. Для этого не нужны были болезни или несчастья. Он просто заново стал частью ее вселенной, такой большой, яркой и ясной. Каждой клеткой своего существа она ощущала его дыхания, сомнения, странности. И самое главное, она понимала, до какой степени он особый, важный, добрый, цельный. Она видела его необыкновенную природу, такую необычную. Он становился чуть краше, когда уходил, чуть добрее, чем ей хотелось верить.

А потом она снова жила, сиюминутным сейчас, радостно осознавая, что она обошла те страшные моменты, которым могла так запросто и так глупо дать ход.

Нина Щербак

Фото автора