…лифта, конечно, не было.

Лифта не могло быть в этом четырёхэтажном доме, куда мой молодой, какого всё силюсь представить, отец взбегал на последний этаж…

Крошечная квартирка, пространство-сундучок: как жили они там втроём: с дедом, какого я не мог знать по годам, с бабушкой…

 Дом, стоящий в третьем колене Хохловского переулка; дом кремового цвета, весь точно проеденный пылью; он стоит и ныне: с пустыми окнами, никак не снесут, явно не жилой: возможно, кто-то хотел выкупить, разместить офисы, качать деньгу, да так и не собрался…

 Отец похоронил своего в восемнадцать лет: когда стал студентом: сколь переживал?

Или интенсивность жизни, многочисленность увлечений: пение, спорт, путешествия – спасали?

Плюс оставался со своей мамой…

…я похоронил отца в девятнадцать – и жуткий параллелизм остро прорезывает сознание биссектрисой судьбы.

 Мама отца, с которой отношения были тугими, напряжённо-вибрирующими, умерла в 86 – и он, обожаемый мой отец, неразгаданная вселенная, пережил её на полтора года.

Он съел себя, не смог жить.

Вся моя…так называемая взрослая жизнь (условность! о! какая условность!) прошла с мамой, мы проделали с ней огромный путь, и вот…она оставила меня.

 Ей шёл восемьдесят пятый год, три года она жила с сердечным стимулятором, и всё равно – верилось силы есть, есть…

 Потому, что у меня их нет – без неё.

Совсем никаких.

Я резко похудел, вообще потеряв интерес к еде, которую так любил при маме, теряю память, зрение.

От меня остались клочья.

Мне непонятна воля Бога, я не знаю, как возможно принять её, всё время возвращаясь в то – вот же оно, руку протяни – время, где мама есть.

 Где мы вместе…

…старый дом в Хохловском переулке, так и не снесённый, куда вбегал молодой студент, не знавший, что жизнь его окажется короткой, что о сыне, которому он отдавал всего себя, о его взрослой жизни, он ничего не узнает.

 Или знает?

Видел – из пределов запредельности?

Один раз мне представился золотой небесный цветок: и в нём, внутри его лёгкой роскоши – молодые папа и мама, склонившиеся друг к другу.

Страховка мозга от безумия, подкрадывающегося на мягких, когтистых лапах?

Действительно ли – отражение запредельности: к какой стремился всю жизнь, почитая жизнь свою – затянувшейся неудачей?

Не понять…

Дом стоит – тот самый, в Хохловском: вполне ещё молодой, и — восемнадцати…или девятнадцатилетний студент, взбежав на четвёртый этаж, открыв дверь, обращается к своей любимой мамочке…

Зачем все эти фантазии – человеку, от которого остались клочья, и которому не пережить горе потери своей, и который – через много лет – стал сыном того студента – также через гирлянду времени не пережившего свою мать?

Всё запутывается, двоится, множится, и количество смыслов, которыми играет, поражая, мир, растёт бесплодно, никак не помогая изжить боль, поедающую меня изнутри.

 Александр Балтин

фото взято из открытых источников