1.

Говорят, что мы не знаем своего будущего. Неправда. Когда Олеся с ним познакомилась, она точно знала, что эта встреча уникальная. Так ей казалось целый день, пока она собиралась на новую работу.

Сказали, что ее встретит молодой человек. Описали его наружность. Сообщили фамилию.

Она так и находилась в приподнятом настроении целый день. Как будто бы что-то особенное ожидала.  Как будто бы предвидела. Вернее, предчувствовала.

Правда, он ей виделся немного не таким, как его описали изначально. Высоким, мускулистым, в красном свитере и джинсовой куртке.

Он, действительно, оказался совершенно особенным. Светлые волосы на прямой пробор. Темные лучистые глаза. Все время улыбался и шутил. Одет он был не спортивно, а элегантно и просто. Свитер на нем действительно хорошо сидел. Но был он не красный, а белый, совершенно белоснежный. Сложно было описать его магию, или особую внутреннюю силу. Он был одновременно очень хорош, и очень, как ей показалось, в самых глубинах сознания, родной. Близкий, понятный, легкий в обращении.

Сложно с достоверностью говорить о том, что ее ударило током. Так она сама объясняла себе свое состояние, повторяя в который раз про себя его имя. В таких ощущениях было сложно признаться даже самой себе. Но состояние небывалого счастья не покидало ее весь день, пока она разговаривала с ним. Пока ехала домой, уткнувшись лбом в стекло маршрутки.

У него была особенная манера говорить. Чуть медленнее и спокойнее обычного. От него пахло терпким запахом одеколона. Был какой-то совершенно волшебный, немного восточный запах. С примесями, и особыми маслами. Первый раз она даже злилась немного на этот одеколон, так сильно он засел в ее памяти, распространившись по всей одежде.

После первой встречи она не видела его, наверное, месяца два. А потом он встретил ее как будто бы случайно у входа в трехэтажное желтоватое кирпичное здание, покрытое старинными скульптурами, где они оба работали. Он был такой же энергичный, полный сил и надежд. При встрече он протянул ей руку, приветствуя. Ладонь была мягкая, с едва заметными мозолями.

Сначала ей было немного страшно от мыслей, которые ее посещали. Ей казалось, что, если он позовет ее сейчас сесть в самолет и улететь в любой другой город, она сделает это без колебаний. Было странно предположить, что ему можно в чем-то отказать. Андрей, впрочем, казалось, вовсе и не собирался пользоваться благосклонностью к нему людей. Так явно они радовались его присутствию. Так рьяно искали с ним встречи.

Женщины в обществе Андрея моментально менялись. Они становились женственными, говорили приглушенными голосами, изрекали мудрые мысли. Как будто бы хотели ему понравиться. Он принимал это отношение легко и естественно, хотя совершенно не был Казановой, а внимание женщин его не тешило, а просто искренне радовало.

Олеся пыталась представить себе, как окажется когда-нибудь с ним наедине. Эта мысль, такая глупая и беспомощная на тот момент, только смущала ее еще больше. Даже не волновала, а пугала как в далеком детстве пугает ощущение того, что можно оказаться одной в темном лесу, где воют невидимые волки и прячутся медведи.

Однажды он невзначай поцеловал ее при встрече, и ей показалось, что мир словно рухнул. Словно она изменила кому-то или отреклась от всего на свете. Его внимание могло настолько парализовать ее волю, что после одной из подобных встреч, она приходила домой, ложилась на кровать или лежала так, почти без дыхания, в течение трех часов, бессмысленно глядя в потолок.

Признаться себе, что она втрескалась в него, как говорится, по уши, она не могла даже себе. Было стыдно. Не очень успешная, но все равно, вполне нормальная девушка, она даже представить себе не могла полгода назад, как жизнь изменится. Что придет время, когда она будет часами думать о нем, не находя себе места.

«Это так просто решается», — сообщила ей одна подруга. – «Ты просто должна остаться с ним наедине».

Совет был неверный. Это Олеся знала точно. Присутствие Андрея или даже любая близость не могли облегчить ее ощущений. Ей было стыдно хотеть от него чего-либо. Лирических отношений, внимания, действий, разговоров.

Пребывая в состоянии приятия своих ощущений, она думала о том, что сделать для него. Что сделать для него, и можно ли вообще делать что-то в такой ситуации? Мудрая и радужная мысль согревала совсем ненадолго, ибо все хорошее в ее сознании заключалось теперь в желании не действий, окрашенных хоть как-то долей человеколюбия, а намерения встретиться с ним и провести часов двадцать вместе.

2.

Он ожидал ее в машине, как встречал, видимо, очень многих. Но в его сияющем лице было столько детской трепетности и заботы, что она даже не успела о чем-то подумать, осознать, что с ней происходило.

Он вез ее по городу. Сначала до центра, потом по набережной. Монолит серого камня. Чугунные маски на мостах. Строгие парапеты. Пахнущие илом и морем разливы Невы.  Высокие деревья и их тени. Город оживал в каких-то потусторонних бликах счастья, как оживали его рассказ о прошлом лете, и планах на будущее.

Дымка первой встречи наедине была столь явной, нереальной, что потом, по прошествию времени, было никак невозможно повторить это ощущение, или его разрушить. Словно Олеся все скользила по облаку в далеком сне, пытаясь выбраться из собственных оков сознания.

Когда она потом неожиданно узнала, что он был героем войны, она даже не удивилась.

В какой-то момент, и это ей даже снилось во время той поездки по городу, она снова оказалась с Андреем наедине, где-то на южном взморье. Погода была столь удушающая, а сковывающее тело напряжение столь сильно, что ей хотелось скорее умереть, чем дотронуться до него. Было невыносимо дышать. Она чувствовала внутренний озноб, задыхалась.  Ему пришлось тогда крепко обнять ее, завернуть в простыню, пока она, наконец, не уснула, обещая себе сделать вид, что она все забыла.

Утром он поил ее апельсиновым соком и кофе. В его глазах стояли слезы, и он все рассказывал-рассказывал о своей жизни, изредка поправляя ее белую рубашку, как будто она за эту ночь превратилась из взрослой женщины в счастливого ангела.

Но это было много позже. А пока что он просто возил ее по городу, рассказывая что-то очень долго о местных достопримечательностях. Он изредка улыбался какой-то внутренней, даже потусторонней улыбкой. Угощал ее конфетами, продолжая свой рассказ, как будто намеревался рассказать ей что-то важное. Иногда он чуть поддразнивал ее. А иногда вдумчиво и спокойно слушал, внимательно и пытливо глядя прямо перед собой на зеркальное шоссе трассы.

3.

Она долго его не видела, после этой автомобильной поездки. Неделю, месяц. Ей казалось, прошло очень много времени. В какой-то момент ей вдруг пришла в голову мысль, что он пропал из ее жизни навсегда. Что больше он никогда не вернется. Мысль, которая совсем не приходила ей в голову в начале их встречи, оказалась теперь столь устрашающей, что невозможно было ее вынести, привыкнуть к ней.

«Не появится?»

Она снова вспоминала его дружелюбие, понимание, необыкновенное внимание к ней, вопросы. Ощущая тени собственного эгоизма в который раз, она пыталась отделаться от мысли, что жить без него уже совсем не может.

Когда спустя год он позвонил ей по телефону, она метнулась во внутренний дворик за детской площадкой, упала на колени и зарыдала. Так остро ощутила так неожиданно подаренное счастье.

4.

«С этим нужно что-то делать», — повторяла про себя Олеся, когда просыпалась рано утром, осознавая его присутствие. «С этим нужно что-то делать!» — беспомощно повторяла она вновь, уговаривая себя не думать о будущем.

«Почему я не могу ничего для него сделать», — искренне сердилась на себя Олеся. – «Другие женщины столько всего могут. Могут создать для мужчины — все. А я …»

Она беспомощно вспоминала его руки, плечи, понимая, что вместо того, чтобы создать для Андрея целый мир, окружить его вниманием и заботой, она теперь сутки напролет думала о его улыбке, глазах, ресницах.

А потом случилось самое непредвиденное, как обычно бывает в жизни. Олеся вышла замуж. Начались ни от кого независящие внешние катаклизмы. Свадьба, рождение ребенка. Взросление по полной программе и в скоротечном режиме.

По прошествию короткого времени, стало очевидно, что речи даже не могло идти о том, чтобы жизнь могла вернуться на круги своя. И все же то изначальное ощущение судьбы, которое присутствовала при встрече с Андреем не оставляло ее ни на минуту. Оно сосуществовало с обыденной жизнью наперекор рассудку. Она как будто бы ждала теперь только внешних изменений, чтобы еще раз подтвердилось то первое, верное ощущение.

Олеся похорошела. Все приобретало новый смысл. Однако, что-то важное сохранялось внутри, как напоминание о том, о чем она одна знает.

Она находила способы общаться с ним. Случайно встречала на улице. Жила рядом на даче.

А потом наступил еще один перелом. Олеся как будто бы заново, с новой болью поняла, что совершенно ничего не уходит в прошлое, только заново расцветает пышным цветом в ее сознании. Вдруг отчетливо как увидела этот приговор, как и пришло вдруг правильное ощущение того, что видеть его так часто, как хотелось раньше, совершенно необязательно.

Когда Андрей заболел, она только начинала свою взрослую жизнь. Он оказался через какое-то время, уже совсем поправившемся, один на даче. И, судя по всему, нуждался хотя бы в месяце реабилитации, то есть спокойной жизни вдали ото всех. Олеся сразу приехала. Дома пришлось рассказать про очередную командировку, про срочную службу. Зачем ей понадобилась что-то придумывать, ей было самой не очень понятно. Все бы поняли ее внутренние намерения. Но какая-то очередная сказка из мира фантастики создавала свои собственные облики, никого не слушая, никому не отдавая отчета. Этому она не могла противостоять.

Вставала рано. Затапливала печь, еле дотаскивая воду в канистрах из колонки. Приносила ему чай и завтрак в постель. С удовольствием готовила обед, чего никогда не делала дома. Водоснабжения в тех краях не было. Утренний выход по мощеной асфальтом дороге, поющие птицы и свежий воздух только добавляли нужные ноты к внутреннему восторгу, которым переполнялось теперь все ее существо.

Он смотрел на нее благодарно. А ее переполненное сердце, казалось, снова молило о пощаде, которую, впрочем, он, на протяжении такого долгого знакомства, ей всегда предоставлял. Он никогда ничего не хотел, не просил. Тем более не требовал. Он молча и спокойно принимал обрушившиеся даже не на него, а на нее чувства, с удивлением и нежностью наблюдая, как они закончатся. Но они не заканчивались, и ей все время казалось, что она сама виновата во всем, словно в этой жизни она не встретила настоящую радость, а подцепила африканскую проказу.

— Тебе лучше? – спрашивала она.

— Значительно, — улыбался он, и ей снова чудилось, что он озвучивает скорее ее слова, а не свои собственные.

После дачной идиллии возвращаться домой каждый вечер стало сложнее. Андрей был настолько понимающе участлив, так хорошо знал ее, что признать факт близости якобы родных людей становилось все сложнее.

Потом она снова уговаривала себя, что не может стать для Андрея обузой. Она который раз повторяла себе, что все, что есть у нее реального, не должно исчезнуть, а должно быть. Еще через полгода она дала себе слово, что менять в своей жизни уже ничего и никогда не будет.

Кирилл был вполне, что называется, положительным человеком. Она даже не могла себе представить, за какие заслуги ей так повезло, при ее характере и метаниях. Познакомились они случайно, и нашли общий язык почти что сразу. Было в этом знакомстве что-то на редкость скороспешное. Непроходящее ощущение неприкаянности было до такой степени сильным, что решение она приняла быстро, чего ранее никогда не делала. Будучи уверена, что выбирает всегда женщина, она и выбрала его. Молодого, сильного, любящего и свободного.

Потом были годы совместной жизни, которая, на удивление, согревалась даже не изнутри, а снаружи, так много было вокруг событий, и так много образовывалось каждодневных новых и неожиданных дел, в море которых Олеся радостно тонула. Как будто все и встало на свои места, кроме постоянной дыры внутреннего разрыва и ощущения того, что, вот, Андрей где-то там есть, где ее нет, и никогда не будет.

К Кириллу Олеся привязалась. И Кирилла же Олеся полюбила, как любит, наконец, почти каждая нормальная женщина, если проводит с близким человеком долгое время и уделяет ему хотя бы немного свободного времени.

Однажды они вместе отправились на празднование юбилея известного журнала, в котором Кирилл работал. Его все поздравляли, а после чествований пригласили на банкет. Олеся сопровождала Кирилла, ощущая и легкую грусть, и странную пустоту, которая наращивалась как ком внутри, чем дольше празднование продолжалось. В какой-то момент за стол с угощениями встал и известный режиссер, чья жена только три месяца назад шагнула в окно, не выдержав увлечений мужа. Его тоже все чествовали, а Олеся не могла отделаться от мысли, что Андрей не задержался бы в этой компании ни на минуту. И вдруг она его увидела. Не поверила, даже села на подоконник, ноги не держали. Он немного похудел. Но был также легок, приятен, обворожителен. Спокойно прошел мимо стола с угощениями, не притронувшись ни к чему.

Она медленно пошла за ним, как будто бы сквозь завесу серого дыма могла скрыться от чужих глаз. Ей показалось, что через минуту она коснется его плеча, обнимет, что-то скажет. Но когда она уже была готова обратиться к нему со спины, дотронуться до его пиджака, он вдруг резко пошел вон из красного дерева залы, навстречу новому гостю.

Олеся поняла, что опоздала на какую-то долю секунды. Что теперь он будет совершенно в другом измерении, будет занят, и даже поговорить, хоть секунду, не будет никакой возможности.

Она смотрела в окно, удивляясь как петербургские желтые фонари освещали белоснежные сугробы снега. Как будто бы перед ней был не ночной пейзаж, а город-призрак давнего времени. С говорящими чугунными решетками. Кабриолетами, несущимися вдаль. Томной луной, еле освещающей путь странникам. Черными воронами, которые кружились над соседней усадьбой неровной архитектуры.

***

«Андрюша! Давай я …», — часто говорила про себя Олеся, но быстро умолкала, так и не докончив начатую фразу.

Хотелось сказать, «буду жить у тебя в подвале», или «на чердаке» иногда, но слова снова не давали ей возможность дышать, только застревая в горле.

В какой-то момент Олеся с облегчением смирилась с тем, что ей все время почудилось.

И Андрей.

И мифический, неожиданный исход событий.

И спокойная жизнь.

Перевела дух.

Вздохнула.

6.

Самым странным в этой истории было то, что неожиданное, так часто представляемое Олесей, все-таки осуществилось. При самых неприметных, но ярких обстоятельствах.

Андрей буквально в одночасье попросил ее собрать вещи и переехать к себе домой, вместе с сыном и чемоданами. Ехать Олеся наотрез отказалась, но мысль присутствия в ее жизни Андрея теперь согревало ее каким-то странным светом, как будто бы то, о чем она всегда мечтала, вдруг неожиданно осуществилось, реализовалось наяву.

Андрей настаивал. После долгих уговоров, слез, скандалов дома, и возвращения туда, она все-таки собрала вещи и уехала.

Андрей поселил ее в специально обставленной отдельной комнате, маленькой и уютной. На протяжении последующих трех месяцев он относился к действиям Олеси как относятся к атаке и отступлению самонадеянного маленького ребенка. Смеялся над каждой ее странностью, успокаивал, когда она уходила и вновь приходила, почти что качал на руках вечерами, пока быстро взрослеющий сын делал уроки. И никогда не сердился. Она теперь долго и пытливо представляла себе, как будет снова и снова всматриваться в его лицо, пытаясь угадать, как же ей жить дальше, и что делать. Но ничего логичного или тем более правильного из этих мыслей не получалось.

Когда она перебралась к нему окончательно, то привыкала к этой своей странной новой жизни совсем недолго.

В общем-то, такой она всегда эту жизнь и представляла.

Нина Щербак