Меня зовут Серебро. Мне семнадцать лет. Последние десять лет я стараюсь стать Золотом. Я молода телом и стара душой. Из восьми лет ада я выбиралась с помощью чужих людей. Из троечницы я стала отличницей, и сама поступила в институт на бюджет. Мне помогали репетиторы, которых, вопреки маминому сопротивлению, в девятом классе по моей просьбе нанял папа, но я упорно занималась днем и ночью. Мучительно жестокую депрессию мне помогал побороть психолог, которого оплатил папа, когда я поняла, что схожу с ума и умоляла родителей помочь мне. Мама была против. Она считала, что это детская блажь. Я медленно преодолевала постоянную тревогу, беспочвенную агрессию и обидчивость жертвы. Я не знала, что такое радость. Я скрывала свои чувства и слёзы — я скрывала себя, чтобы выглядеть сильной и гордой.
Теперь я спокойно воспринимаю обидные слова. Или равнодушно?  Но у меня исчезли крылья. Мною движет только желание доказать маме, что я умная, успешная и самостоятельная.
Почему? Потому что моя мама не любит меня. А если меня не любит даже родная мать, которая должна меня любить, потому что я её кровинушка, часть её и своего отца, то кто же будет меня любить? Я – невкусный плод их любви.
– Я жалею, что родила тебя! Ты тупая и грубая, со всеми дерешься в школе, никто не хочет с тобой дружить. А как ты разговариваешь со мной? Я твоя мать – и что бы я ни говорила, ты не должна препираться со мной! Зачем тебе репетиторы?! Они не добавят тебе ума. Зачем тебе психолог?!  Ты так упряма, что никто тебя не изменит, – постоянно кричала она мне.
Она била меня каждый раз c порога, когда я приходила из школы.
– Ты опять принесла двойку, бестолочь?!  Я вижу по твоему жалкому выражению лица!
И она была права: восемь лет я приносила только двойки и тройки в дневнике.  Я сидела на уроках как затравленный зверек. Ничего не лезло мне в голову от страха. Ведь я такая тупая и все равно ничего не пойму! Я шла домой из школы, как на казнь. Ведь это и была казнь – привычная, болезненная, унизительная и уничтожающая во мне личность. Я вырывалась и бежала в свою комнату, стараясь скрыть слезы.
– Что мне делать с этой дурой? За что мне такое наказание?! — кричала мне вслед мама.
Меня успокаивала только одна мысль: все родители бьют своих детей.  А как иначе? Это казалось мне естественным, как кушать и спать.  В школе я видела во всех детях и учителях своих врагов. Я дралась даже с теми, кто говорил мне ничего не значащую фразу, которую дети всегда говорят друг другу:” Ты что, дура что ли?”   Потому что внутри себя я считала это правдой. И это было очень больно – знать, что ты глупее всех.
Мне так не хватало маминой похвалы, теплых объятий, нежных поцелуев, утешения в трудную минуту и заботы. Папа был всегда занят на работе и приходил поздно, уставший и безразличный к моим мелким неприятностям. После восьмого класса я взялась за ум и решила получить высшее образование. Никого не радовали мои успехи в учебе. Никто не хвалил меня за то, что я учусь в институте на “отлично”. Все были рады, что не надо платить за мое обучение.
Я призрак.  Я козел отпущения.  Мама срывает на мне зло, когда ей не хватает денег, когда деньги нужны мне, когда у неё плохое настроение или моя сестричка хулиганит. Я виновата за всех.
Как я старалась добиться любви матери! Когда я обнимаю её, она сбрасывает мою руку резким движением плеча. Мои подарки на праздники передариваются родственникам.  Мои поздравления – пустой звук в необитаемом пространстве. Что бы я ни делала ради мамы, ничто не может изменить её отношение ко мне — только добавляет мне неуверенности в своих силах.
Мне часто снится один и тот же драматический сон. Я захожу в какой-то грот,  и оказываюсь в подземном царстве. Кромешная тьма. Я иду,  держась за стены. Мне до ужаса страшно.  В полной тишине слышно, как гулко и часто бьется мое сердце. Я уже достаточно далеко от входа,  плутая по этому лабиринту с разветвляющимися тоннелями, и уже жалею о своем желании его обследовать. Вернуться? Обратный путь так же опасен,  как и путь вперед.  Никто не может помочь мне  выйти отсюда на свет. Я в отчаянии представляю себе голодную смерть,  горе родителей. Но продолжаю идти дальше.

И вдруг  за очередным поворотом – слабый проблеск света. Я бегу туда, спотыкаясь о камни на тропе, поднимаюсь и бегу дальше. Туда, к едва заметной точке света впереди, которая превращается в круглое отверстие в скале. Передо мной – ясное небо и травинки около входа! Но внизу – каменистый обрыв. Едва не умирая от страха, пробуя ногой каждый уступ,  обдирая ладони в кровь, я спускаюсь вниз и бегу по проселочной дороге домой. Я вижу толпу людей, которая стоит около входа в пещеру. Они смотрят на меня с изумлением. “Твоя мама ищет тебя в пещере!” – кричат они мне. Я пытаюсь войти в пещеру, чтобы искать маму, но они меня не пускают. Внутри меня рождается знание,  что мама никогда оттуда не выйдет. Я кричу от безысходности и просыпаюсь.

“Мамочка! ” – это пронзительный крик души. “Я ни в чем тебя не виню. Сердцу не прикажешь.  Просто поверь,  что я очень-очень люблю тебя и всегда была готова защитить от бед, старалась порадовать тебя,  чем могла”.
Я готова валяться в её ногах и целовать следы от её ног,  но ведь она даже не заметит этого.
“Мамочка, ты помнишь тот день,  когда к нам в дом ворвались взрослые дочери моего отца от первого брака? Мне тогда было семь лет.”- Пишу я стремительным почерком .
На моих  глазах они начали оскорблять и проклинать её – прекрасную как пэри,  но такую беззащитную,  хрупкую. Наверное,  она чувствовала свою вину перед ними, раз впустила их в дом и не противоречила им, хотя в их горе не было её вины. Отец развелся со своей первой женой и оставил четверых детей,  когда даже не был с ней знаком. Но своим браком мама  разрушила их надежды,  что он когда-нибудь вернется в первую семью,  и всё будет по-прежнему – его сильное отцовское плечо, спокойствие и уверенность в том,  что всё всегда в их жизни будет хорошо.

“Когда они  начали бить тебя  по лицу,  которое ты старалась прикрыть руками,  моё сердце  разрывалось от страха за тебя. Мои мысли были только об одном – как тебе помочь? Они казались мне злыми великаншами,  ведь им уже было около двадцати лет, они были высокими и крупными девушками. Потом они повалили тебя на пол и стали бить ногами по животу и по голове. Я чувствовала физически твою боль и унижение – ведь мы с тобой одно целое. Я побежала на кухню, взяла два больших ножа,  направила их на своих сводных сестер и крикнула: “Я считаю до трех! Раз …”
В тот момент я была готова убить их,  лишь бы ты больше не страдала. Наверное, они почувствовали мою решимость и быстро выскочили из дома. Я помню до сих пор каждое мгновение того события. А ты помнишь? Я подбежала к тебе,  ты обняла меня, рыдая в голос и качаясь,  сидя на полу. Ты  целовала мое лицо, руки.  Я была счастлива, что всё закончилось.  Вечером ты сказала отцу,  что его дочери так избивали её,  что даже я,  ребенок,  стала защищать её с ножами в руках”.
Но что изменилось с тех пор,  мама? Когда  и за что ты перестала меня любить? Я мучаюсь над этим вопросом. Я боюсь задать его тебе.
— Не задавай дурацких вопросов! О Аллах, кого я родила?  – вот что я слышу в ответ или не слышу ничего.
Баловень судьбы – моя младшая сестра по имени “Близкая подруга”. Если  мама  делает ей замечание возмущенным тоном,   то cпустя некоторое время заискивающе зовет Мунису  на кухню,  чтобы чем-то вкусненьким загладить свою вину. Которой и нет. Если мама обидит меня несправедливым упреком, то я гордо удаляюсь в свою комнату,  чтобы поплакать в одиночестве и   сохранить лицо.  А когда кто-то стучится ко мне,  я быстро стираю слезы и открываю дверь с фальшивой улыбкой.
Раньше я старалась защититься,  пыталась доказать, что “Красивая госпожа”, Зебинисо, не права.  От обиды на несправедливость я кричала и плакала.
— Замолчи, я твоя мать! Не ври мне никогда! Я вижу тебя насквозь, грубиянка! – кричала мать в ответ.
Теперь я молчу. Душа окаменела. Ни один психолог уже не в силах мне помочь. Счастливое будущее?  Я ждала его десять лет под давлением постоянного стресса. Всё, я так больше не могу. Я оставляю на столике в прихожей маленькую записку:
“Но что изменилось с тех пор,  мамочка? Когда  и за что ты перестала меня любить?
Ты права, я дура. Я так и не поняла,  почему это произошло и какой я должна стать,  чтобы ты меня полюбила. Наверное, я не смогу стать другой, мамочка. Моё единственное желание — чтобы ты была счастлива. Прости меня за  грубости,  которые я сгоряча говорила.  Прости меня за ошибки, я совершала их,  не подумав. Не кори себя. Я оказалась очень слабой. Прости меня за всё, что тебя во мне раздражало. Кумуш”.

—  Мама,  закрой дверь, пожалуйста. Я пошла к Лоле, – я целую её в щеку,  а она старается увернуться от поцелуя.
— Что за телячьи нежности?! Ты же знаешь,  я этого не люблю! – возмущенно восклицает мама.

Я поднимаюсь на крышу и смотрю с высоты девятого этажа на трагичный городской пейзаж. Осень. Голые черные деревья и черные тротуары. Небо в тучах. Серебряный дождь.

Наталья Бондаренко

фото с сайта letsgophotos.ru