Елене Перетриевой, с благодарностью, за предоставленный материал.

Краснодар. Лето 2023 года

− Дорогой, а нам на работе, утвердили, наконец, план отпусков, − Катя, она же, моя вторая половина, уселась на видавший виды кожаный диван, и протянула мне листок с синей печатью, − осенью я почти целый месяц свободна, как «вольный ветер».

− Прекрасно. Значит, отправимся отдыхать на море. Анапа, Ялта, Сочи, Адлер, и далее по списку.

− Ну… это мы уже проходили. Давай махнём на какое-нибудь другое, море или целый океан.

− Лаптевых тебя устроит? − съязвил я.

− Меня устроит пролив Гибралтар и тёплое, средиземное, − жена сняла с полки потёртый глобус, сделанный ещё во времена СССР.

Прежде чем ответить, я оторвался от клавиатуры и монитора, развернулся, на своём крутящемся писательском кресле и посмотрел ей в глаза:

− Боюсь, что с получением Испанской и вообще, какой-либо шенгенской туристической визы, у нас с тобой могут возникнуть непреодолимые проблемы.

− А в Марокко нас, надеюсь, пустят? Туда вообще россиянам виза нужна?

− Слава Богу, ещё нет. Только действующий загранпаспорт. Но лететь на Север Африки исключительно ради пляжного отдыха не имеет смысла, для этих целей есть и более комфортные страны, Тунис, например. А вот познакомиться с историческими достопримечательностями, определённо стоит….

− А кто-нибудь из наших земляков там уже побывал, что рассказывает? − не дала мне закончить фразу супруга.

− Был такой известный человек, долго лет там жил и даже похоронен на тамошнем кладбище.

− Так. С этого момента поподробней. Я его знаю?

− К большому сожалению, многие краснодарцы о нём даже не слышали, − я протянул жене фотокопию из старинной новостной газеты.

«Приглашенных на обед к Войсковому Атаману. Июнь 1919 года».

Иван Павлович Алексинский с супругой Татьяной Александровной, проживавших по улице Почтовой №26.

(Доме последнего Председателя Местного общества Красного Креста Ивана Григорьевича Лебедева и последней Попечительницы Кубанской общины сестер милосердия – Веры Ивановны Лебедевой.)

Жена дважды перечитала запись, вернула мне лист и скомандовала:

− Идём на кухню, пить чай.

На нашем семейном языке подобный приказ трактовался однозначно: «Я тебя кормлю завтраком, а ты рассказываешь об этом человеке всё, что знаешь!»

***

− Превосходный врач − хирург, политик, активный участник Красного Креста, профессор Императорского Московского университета, − начал я, отхлёбывая из пиалы любимый зелёный чай.

− Он, наш, местный, Екатеринодаро−Краснодарский? − Катя пододвинула ко мне баночку мёда.

− Увы, нет. Его малая родина − село Опарино Александровского уезда Владимирской губернии. Учился в Московском университете, на физмате, но, однажды ему попались дневники врача Николая Ивановича Пирогова, и Иван, взял, да и перевёлся на медицинский факультет.

− То есть, ты хочешь сказать, что Пирогов и его работа с сёстрами милосердия стала для молодого врача образцом для подражания?

− Полагаю, что так, ибо в 1895 году, он начал трудиться Иверской общине сестёр милосердия Красного Креста.

− Насколько я помню, − Катюша наморщила лоб, вспоминая, попечительницей этой общины была сама Великая княгиня Елизавета Фёдоровна. Я права?

− Более того, если порыться в газетах тех лет, то можно отыскать заметки, в которых говорится, что она не раз ассистировала врачу Алексинскому, во время операций, как простая сестра милосердия.

Я протянул супруге ещё один лист из захваченной мною папки.

«В 1897 году, во время греко-турецкой войны Российской империей была осуществлена первая крупная международная акция. Отряды сформированные из сестёр милосердия были направлены в обе воюющие страны».

− И Иван Павлович тоже отправился на… чужую, не нашу… войну? − с некоторым удивлением спросила супруга.

Я утвердительно кивнул:

− Более того, отправился туда простым лекарем − добровольцем, категорически отказавшись от всякого вознаграждения за свои труды.

На какое-то мгновение на кухне повисла тишина. Но ненадолго. Супруга вновь открыла папку и прочитала вслух очередную замету из газет того далёкого времени.

«Отряд разместили в городе Фарсалы. Раненых было много. Персонал с утра до вечера занимался перевязками, ампутациями. Солдат, поили, кормили… Турецкие раненые, не привыкшие к такому отношению, были удивлены и благодарны русским».

− Ну, а к нам, на Кубань он как попал? − Из Турции, что ли? − Катя увидела мою пустую пиалу и тут же налила в неё ароматного напитка.

− До этого момента успело произойти много чего интересного. В начале июня 1897 года санитарный отряд перебазировали в Константинополь. Там удивительных русских медиков встречали, как героев. А потом в их поселении начался тиф. Заболели несколько сестёр милосердия, Алексинский и главный врач отряда Иван Петрович Ланг, который, так и не смог оправиться от этой заразы.

В тридцать пять лет, Иван Павлович стал депутатом Первой Государственной думы. Правда, ненадолго.

− Почему? − от удивления жена округлила глаза.

− Да потому что эта Дума просуществовала всего семьдесят два дня, а сам Алексинский попал под полицейский надзор.

Годы спустя, в тысяча девятьсот восемнадцатом, большевики расстреливали на Ходынке, «врагов революции», совсем недалеко от клиники Алексинского.

Были случаи, когда «не дострелянные», раненые, всё же добирались до медучреждения. И врач их спасал, лечил, а потом тайком вывозил из города.

«Прославившийся на весь мир» эсер Блюмкин, застреливший немецкого посла Мирбаха, во время перестрелки был ранен в ногу. Соратники Дзержинского преследовали его по кровавому следу, в прямом смысле этого слова. А укрыл его от неминуемой расправы и вылечил − хирург Иван Павлович Алексинский.

Сама понимаешь, что за подобную добродетель в те годы полагалось.

Оставаться в Москве было смерти подобно, он с семьёй и перебирается в наш Екатеринодар.

Останавливается у Лебедевых, и оперировать в лазарете Кубанской общины сестёр милосердия.

«В виду отъезда на днях из Екатеринодара Профессора И.П. Алексинского, за время своего пребывания здесь оказавшего Кубанской Общине и лечебным при ней заведениям всяческую поддержку, мною, с согласия Членов Попечительного Совета, в Четверг, 29.08.1919 г. в 8 часов вечера, в помещении Общины устраиваются скромные проводы И.П. Алексинского, с приветственным адресом».

Супруга прочитала вслух ещё одну газетную заметку.
− Между прочим, его однополчанином был писатель, врач по фамилии Булгаков, и по имени Михаил, − я внёс свои «пять копеек».^[1]
− А дальше, что было? Как он оказался в том самом Марокко? − Катя рылась в папке, пытаясь найти там, в старых газетных подборках, найти ответ на свой вопрос.
− Большевики форсировали Перекоп и ворвались в Крым.

Второй раз общаться с представителями новой власти Иван Павлович не желал.

Поэтому вместе с остатками армии Врангеля покинул Родину.

В хорошо знакомом по прошлой жизни Константинополе, в который уж раз, открыл сестринские курсы Красного Креста. Как, и в былые времена, бесплатно оказывал помощь больным и раненым. Его обожали все: и сестры, и пациенты.

Позже, как и многие из его соотечественников, перебрался Париж, где он возглавил Общество русских врачей имени Мечникова. Соотечественникам, по своему принципу, помогал бесплатно.

Шли годы, в Европе всё сильнее ощущался запах надвигающейся большой войны. И вот однажды, бывшая начальница санитарного отряда Красного Креста, княгиня Урусова, пригласила Алексинского в Марокко.

Обосновавшегося в Касабланке Ивана Павловича избирали председателем церковной общины, при церкви Успения Божией Матери. И он продолжил на этом посту дело всей своей жизни − занимается благотворительностью, оказывая безвозмездную медицинскую помощь, всем нуждающимся.

В этой стране он и нашёл своё упокоение. На христианском кладбище Бен М*Сик.

Супруга молчала, рассматривая пустую пиалу и поглаживая бок остывшего чайника, наконец не выдержала и спросила:

− Так почему же доктора считают нашим земляком? Он же не родился на Кубани, и умер в Африке.

Я молча достал из папки самый нижний листок. Вырезку из свежей местной газеты и протянул Катюше.

«Девизом сегодняшней Кубанской общины сестёр милосердия, как и 100 лет назад, являются строки из Евангелия от Иоанна: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя». Современные сестры в разговоре признаются, что до конца осознать важность сестринского дела им помогла именно работа над организацией музея, когда стала известна история жизни молодых сестёр конца 19 начала 20-го веков.

Сегодня, когда все нравственные, культурные и духовные ориентиры развернулись на 180 градусов, сестринское служение напоминает обществу потребления о том, что отличительной чертой нашего народа всегда считалась культура милосердия.»^[2].

Жена вернула статью на место и молвила:

− Я поняла. Раз в этом, благородном деле есть частичка и его труда, значит он наш, местный. Настоящий земляк!

Александр Ралот

---

[1] − означает небольшое, часто не очень существенное замечание, сказанное вскользь, около темы, мимоходом.

[2] − Текст: Анжела Оганова.