Костя оказался в этой стране, да и в этой квартире вообще совершенно случайно. Так он себе все время говорил. Он пытался вспомнить события предыдущего дня, напрягая голову, чтобы не забыть детали, вернее, вспомнить их, когда придет, наконец, надобность объяснить себе, как это все произошло.

Света ушла в другую комнату, и он только мог догадываться, что она там делала. Нежность, которая охватила его вчера была совершенно беспредельной. Он не помнил, что он говорил ей, и как быстро говорил. Помнил только, то она сидела с ним на заднем сидении машины, и еще совершенно отчетливо помнил, что он целовал ее, не переставая, пока они не доехали до его дома.

Теперь, а он это уже чувствовал, она, возможно, пришла в себя после вчерашних событий, и быстрой поездки, обо всем пожалела, или передумала. Она очень долго не появлялась, и на какой-то момент ему показалось, что входная дверь хлопнула.

— Неужели ушла? Но куда? – успел подумать он.

Но Света вдруг появилась снова, словно не уходила, и он, в порыве чувств, чуть не выпалил ей все, что он о ней думал. Чуть не сказал, как ее любит. Чуть не рухнул перед ней куда-то ниц.

«Вообще не могу ничего ни думать, ни говорить», — только и успела промелькнуть мысль, а он уже снова бросился ее обнимать, как будто не видел сто лет.

Он не мог даже заставить себя подумать. Света познакомилась с ним сама, подошла в клубе после очередной песни и о чем-то долго расспрашивала. Она сразу понравилась ему, но он долго не решался дать ей это понять, как ему казалось. На самом деле он прекрасно понимал, что в этом мире выбирают исключительно женщины, поэтому если бы он ей совсем не понравился, она никогда бы к нему не подошла.

Она пахла ванилью, как будто бы была соткана из какого-то неземного материала. Он рассказывал ей что-то о работе, шутил, но уже тогда, в клубе, понял, что больше всего на свете хочет ее целовать у себя дома, и чтобы этот счастливый момент наступил как можно скорее. А еще он с большим ужасом понял, что, возможно, он ее уже любит.

Когда через пять минут к ним подошел длинный верзила, и Костя понял, что это был парень, который приехал со Светой, стало как-то немного не по себе.

«Ну, а как могло быть иначе?» — успел подумать он, попытавшись переключить мысли в какое-нибудь другое русло. Она болтала с ним еще час, наклоняясь над его ухом, шутя и посмеиваясь, пока верзила пил пиво и что-то громко рассказывал. Потом она куда-то отошла, как будто бы сгинула. А потом подошла к столику обратно к Косте и протянула записку, в которой был написан номер машины.

Он проворно выскочил из клуба, завернул за угол, глотнул воздуха. Машина была припаркована неподалеку. Он впрыгнул туда, и чуть не умер, осязая, как она сидит совсем рядом, и жует свою пахнущую клубникой жвачку.

Света была выше его на голову, была стройной, источала энергетику, от которой его медленно подбрасывало. Когда она впервые посмотрела на него в клубе как-то по-особому, он совсем напрягся, как будто бы вся внутренняя энергия была готова вырваться наружу. Он чувствовал, что совершенно задыхается.

В машине она уставилась в темное окно, пока они ехали, бог весть, сколько, а он, мысленно сосредоточившись, пытался решить, что именно он должен сказать ей в эти оставшиеся минуты. Он хорошо помнил, что совершенно неистово стал ее обнимать, и буквально внес на руках в свою квартиру на пятом этаже, нащупывая ключ в непослушной сумке, которая болталась за плечами.

***

Через шесть часов она сказала ему, что ужасно хочет есть. Еще она сказала, весело рассмеявшись, наконец, что, по всей вероятности, они умрут от голода, если будут постоянно целоваться и любить друг друга.

— Почему?

— Потому что нет сил оторваться… — она так громко смеялась, как будто бы даже не могла прийти в себя, несмотря на усталость.

Он снова и снова целовал ее совершенно неистово, как будто в первый и последний раз, как будто бы от ее нежности зависела вся его жизнь.

***

Она ушла на следующее утро, и он с удовольствием констатировал про себя, что не чувствует больше никакой особой привязанности, что он полностью удовлетворен и, наконец, спокоен. Продолжалось это спокойствие приблизительно полчаса, после чего он понял, что неистово хочет видеть ее снова, и что остаться одному теперь будет казаться невыносимым.

Она позвонила в дверь через два дня, он даже не мог себе представить, что все будет столь понятно между ними, столь легко и беззаботно. Поднял ее на руки, стал кружить по комнате. Она в какой-то момент набивала ему карманы полные яблок, и он смеялся от того, что совершенно не понимал, что с ними делать.

— Ты будешь со мной всегда? – спрашивал он, и снова обнимал ее, целуя бесконечное число раз, утопая в этом море цветов, роз, и всего того, что так нежданно-негаданно на него вдруг свалилось.

***

Она въехала к нему почти что сразу, не долго спрашивая о его на этот счет мнении. Потом она принесла как-то целую авоську продуктов, и начала готовить. Ему это было очень странно, и он даже смирился с тем, что она совершенно не пыталась объяснить свои эти странные действия. К примеру, не спросила, собирается ли он вообще на ней жениться, собирается ли как-то узаконить их отношения. Нет. Она просто жила теперь с ним бок о бок, и даже готовила.

Как-то она долго отсутствовала, и ему вдруг показалось, что это вообще может закончиться очень плачевно. Ее эта запросто придуманная легкость отношений.

«Возьмет и съедет», — вдруг подумал он.

Ее не было целую неделю. Он просыпался ночью и ощущал, что плачет горькими слезами, думая, в который раз, не подумает ли она, что он просто хочет воспользоваться ее телом, или не подумает ли она, что он уж слишком сильно ее любит. В конце концов, он ни разу не сказал ей об этом, и даже почти не подумал, а то, что он плакал от любви, просыпаясь ночью, то это его, простите, личное дело!

***

Света появилась в его квартире ровно через неделю, принесла букет цветов и снова – продукты.

— Ты худой, тебе надо хорошо питаться, — констатировала она, словно сочиняла какой-то странный приговор в неизвестно где происходящем суде.

— Ты такой красивый, — наконец, сказала ему она.

Костя даже успокоился немного. Есть хоть один козырь в этой жизни, который может помочь найти общий язык с девушкой, подумал он. Это хоть что-то объясняет, раз я с ее точки зрения – красивый. Но, мелькнула сразу пришедшая мысль, с какой стати я решил, что лна говорит правду, почему  я думаю, что она не сочиняет эту историю с целью… С какой целью Света сочиняла эту историю, придумать было сложно. Он совершенно не мог отдать себе отчет в том, что женщине можно верить, и с ней можно строить какие-то отношения. Такая перспектива была столь необычной, что он снова и снова удивлялся странности их встречи и жизни.

***

Однажды Света принесла огромную бутылку белого вина, которую тут же откупорила сама, и сказала, что он должен был обязательно это вино попробовать.

— Попробовать? – невнятно спросил он. – Если честно, я могу выпить эту бутылку целиком.

— Целиком не нужно! – уверяла Костю Света. – Ты просто должен оценить, какая это замечательная бутылка. Она, между прочим, стоит пять тысяч рублей!

— Сколько?

— Пять тысяч!

— Зачем ты так потратилась?!

— Скучный ты какой! Я хочу, чтобы ты рассказал мне об этом вине, поговорил о нем, я совершенно не хочу, чтобы ты обсуждал мою заработную плату.

— Ну хорошо… Ты – молодец, — проговорил Костя, и немного съежился от предвкушения вечера.

— Нет, я просто требую, чтобы ты рассказал мне теперь о себе, — продолжала Света.

Что он мог ей рассказать? Что он все детство провел на Черном море, недалеко от Сочи, что там похоронены его бабушка и дедушка, что ему всю жизнь снился запах кипарисов и цикады, и что в этом самом замечательном курортном городке есть огромный маяк, который ночью, с гор, горит красным светом, и что в августе от асфальта идет такое тепло, которое не идет почему-то нигде, ни в одной стране мира. Еще он хотел ей рассказать о том, что у него есть родной брат, который живет в Сербии. Что там, в этой самой бывшей Югославии, он когда-то в юности проводил очень много времени, пил кофе, плавал в море, собирал огромные шишки с сосен. Что там жизнь совершенно в другом измерении течет, и она попала в его жизнь откуда-то оттуда, так неожиданно, и дело вовсе не в ее этом белом вине, которое она так щедро купила и притащила.

***

По какой-то странной причине она вдруг надумала мыться в ванной. Это было удивительно, и совершенно неожиданно. К счастью, к тому моменту они уже допили вино, поэтому было здорово, что он начинал быстро забывать все, что нужно было сделать в этот вечер, наслаждаясь устроенным представлением.

Когда-то в юности у него была знакомая японка. Помнится, что она устраивала ему целые церемонии чаепития, это было восхитительно. Настолько, что он даже бросил институт, так как запросто находиться рядом с подобной красотой не было никакой возможности, он должен был находиться рядом с ней с большим усердием, то есть больше, чем 24 часа в сутки.

Ему хотелось рассказать ей и о том, что эта история по какому-то странному совпадению, настолько запала в его душу, что он долго потом вообще ни с кем не мог общаться, закончив надежду на хоть какую-нибудь жизнь, кроме той, которую приходилось вести в полном одиночестве.

Света молчала, не перебивала, и ему казалось, то далекое время словно бы вернулось, и он знает Свету много лет, с того раннего ощущения в детстве, далекого и близкого одновременно.

***

Света пропадала и уходила, а потом снова появлялась. Это было странным наваждением в его холостяцкой жизни, очень надуманным, и таким же реальным.

Она сидела рядом с ним на диване и что-то тихо пела. Было темно, а за окном горели странные огни, словно зажженные где-то магические факелы.

— Давай уедем куда-нибудь? – предложил он.

— Зачем?

Он снова посмотрел на нее, как будто бы не веря, что райская жизнь может быть столь явленной.

— Пойдем погуляем….

Они дошли до торгового центра, потом вошли в темный, раскинувшийся по обе стороны реки, парк, и долго брели, обнявшись, вдоль тропинок и дорожек. Ее теплая рука покоилась на его плече, и они шли так единой шхуной, наслаждаясь каждым мгновением тихого вечера. Пахло цветами, которые, словно в европейской полосе, были здесь повсюду, создавая марево цвета, звука и необыкновенной летней атмосферы.

***

Вновь и вновь ему вспоминались кораллы. Те самые кораллы, которые он сам добывал сто лет назад в одном из далеких тихоокеанских городков. Заплыл на большую глубину и отрубал их специальным топориком. Они так и лежали на его столике, напоминая о древних цивилизациях и других мирах.

Света уверяла его, что стоит быть реалистичным. Стоит все-таки хотеть поехать куда-нибудь на Камчатку, или в другую страну. Она ужасно устала, и находиться больше в их городе не может.

***

Поездка была разумным решением, поэтому препятствовать ей он не стал. Сам он поехать никуда не мог, и не должен был, видимо. Испытание должно было показать, являются ли их отношения крепкими.

Три месяца без Светы пролетали плохо. Можно сказать, что они вовсе не летели, а тащились страшным образом, оставляя ощущение тяжкого груза, который на него вдруг нежданно-негаданно свалился. Он пытался сосредоточиться на чем-то своем, много работал. Потом даже заболел. Потом произошло сто тысяч других событий не слишком важных, и было особенно явственно то, что по прошествию всего этого времени, он, ощущая необыкновенную пустоту внутри, фактически ни разу не позвонил ей по телефону. Почему он не сделал этого, он и сам не мог себе сказать. Но внутреннее упорство было столь сильным, а проверка выдержки столь важной, что они так и не разговаривали ни разу за этот длинный срок ее отъезда.

Она вошла в квартиру еле слышно, когда он спал. Кинула на стол ключи, и он почувствовал страшное напряжение во всем теле, предвкушая что-то недоброе.

— Что-нибудь случилось? – глухо спросил он.

— Ничего, — ответила она, но голос прозвучал столь равнодушно, что было странно предполагать что-то хорошее.

«Неужели я так легко это все потерял?» — спрашивал он себя потом, до конца не веря, что вся его замечательная история взяла и разрушилась сама. – «Неужели я сам?»

***

Он попытался поцеловать ее, но не смог. Какое-то время колебался. Как будто бы их трехмесячное расставание было чем-то ужасным и болезненным для них обоих. А потом, переборов себя, сделав над собой усилие, вдруг снова осознал, сколь важным было их взаимное существование, сколь дорогим. Сколь страшно это было все потерять, невозможно, немыслимо просто.

«Я все-все тебе прощу!» — хотел сказать Костя, но не осмелился, только мысленно умоляя Свету больше никогда не уезжать на такой длинный срок.

***

Теперь она не приходила так часто, как обычно. Он был даже уверен, что она привезла кого-то из своей это поездки с собой. Мужчину, женщину, ребенка, старика. Не был уверен кого, но всем телом ощущал, что теперь их стало значительно больше. Показать он ей своего недовольства не мог, тем более, что, по всем законам, жизнь не могла быть разделена между двумя людьми только, это было бы совершенно неестественно.

Потом он начал что-то сумасшедше писать, ощущая, что это была единственная правильная жизнь в его ситуации. Он писал днем и ночью, как будто бы весь свой пыл и радость, горе и слезы, мог отдать только бумаге, которая была достаточно зрелой, чтобы принять его как есть – всего целиком.

Когда она пришла как-то раньше обычного, он снова бросился на нее в передней, стал целовать и раздевать, остервенело пытаясь высвободиться от того напряжения, которое рождалось ее присутствием, вовсе не успокаивало, не делало счастливым, а только мучило, будоражило и снова двигало в каком-то неправильном или правильном направлении.

Не мог же он в конце концов попросить ей, чтобы она никогда не приходила к нему, или осталась здесь навсегда?

***

Она начала ему рассказывать о себе только спустя год их знакомства. Что-то обрывками он узнавал у знакомых, о чем-то догадывался. Ее истории были разными и интересными, но все они были совершенно не важны для нее самой. Так ему показалось. Основная цель ее жизни была где-то вне отношений, на каком-то странном пределе снов и реальности, света и мглы. Он пытался ухватить ощущение ее, ухаживать за ней, как за ребенком, обожать и восхищаться ею как взрослой женщиной, но все это казалось совершенно недостаточным. Он укрывал ее ночью, заворачивал в простыню, кутал в одеяло, баюкал на руках, словно в люльке. Часто она вовсе не просыпалась, а разговаривала с ним сквозь сон, называя разными мужскими именами, смеясь своим историям, и рассказывая ему новые, сквозь полудрему.

— Ты знаешь, я когда-то прочла в одной книге, что женщины могут быть красивыми только, если в них остается какая-то загадка. Они, загадочные, производят такое впечатление на мужчину, что он обо всем на свете забывает. Становится ее рабом, носит на руках, дарит много подарков и цветов, и сходит с ума от любви.

— Ты хочешь, чтобы я сошел с ума от любви?

— А как может быть иначе? — она загадочно улыбалась, и снова смотрела куда-то в окно, на огромные желтые звезды, которые бывают только на море. Они указывают путь кораблям, ведут путешественников в самые разные страны. Красуются на небосводе, возвращая человека на круги своя, бликами, светом и радугой возможностей.

Нина Щербак

Фото автора