Взорвал русскую поэзию: но так – что стала совершенно новой, и, если бы не Маяковский, его не декларированная реформа рифмы, поэзия сейчас, вероятна шла бы сплошным верлибром…

О, многие замечательные последующие поэты черпали из кладезей горлана-главаря, обогащая свой собственный дар, используя его молнии и изломы для собственных поэтических речений и конструкций…

Сельвинский и Слуцкий, Мартынов и Самойлов – когда бы не Маяк, свет которого был стремителен и по-хорошему ослепителен – были бы совсем другими; даже – Цветаева…

Вот, кстати, она пишет о нём: ступающим по облакам, остающимся совершенно земным, перешагивающим время:

Превыше крестов и труб,
Крещенный в огне и дыме,
Архангел-тяжелоступ —
Здорово, в веках Владимир!

Он возчик и он же конь,
Он прихоть и он же право.
Вздохнул, поплевал в ладонь:
— Держись, ломовая слава!

Точно и веско, полнозвучно и громогласно, и словно сущность Маяковского определена одним словосочетанием: Архангел-тяжелоступ…

Но – Цветаева сделала целый ряд посвящений Маяковскому, что свидетельствует об интенсивном духовном, душевном обмене энергией между двумя поэтами:

Литературная — не в ней
Суть, а вот — кровь пролейте!
Выходит каждые семь дней.
Ушедший — раз в столетье

Приходит. Сбит передовой
Боец. Каких, столица,
Еще тебе вестей, какой
Еще — передовицы?

Ведь это, милые, у нас,
Черновец — милюковцу:
«Владимир Маяковский? Да-с.
Бас, говорят, и в кофте

Ходил»…

Вибрация цветаевских формул сильно заряжена космосом Маяковского…

И поэты могут дружить.

О, совершенно иной – торжественный, отчасти царственный – голос Ахматовой живописует другого Маяковского, какой словно многолик, и в краткую жизнь свою сумел вложить столько этапов, столько человеческих вёрст прошагать, что дух захватывает:

Я тебя в твоей не знала славе,
Помню только бурный твой расцвет,
Но, быть может, я сегодня вправе
Вспомнить день тех отдалённых лет.
Как в стихах твоих крепчали звуки,
Новые роились голоса…
Не ленились молодые руки,
Грозные ты возводил леса.

Гармония прошлого мира, в частности – серебряного века – открывает своеобразно тайны Маяковского.

Мощно развернёт космос поэмы Н. Асеев:

К чему начинать

историю снова?

Не пачкай бумаги

и время не трать!

Но где же оно —

первородное слово,

которое сладко

сто раз повторять?

«Маяковский начинается».

Он начинается, чтобы не завершиться никогда: и метафизическое своеобразие поэмы Асеева дополнительный раз свидетельствует об этом…

Асеев строит пейзажи по-маяковски: он… и – имитирует стиль горлана, и проводит оный стиль через нервы – током – собственных поэтических особенностей:

Москва грохотала

тоскою булыжной,

на дутых

катили тузы по Тверской —

торговой смекалкой,

да прищурью книжной,

да рыжей премудростью

шулерской.

Он исследует Маяковского своеобразно, с разных ракурсов, выводя как будто формулы его величия, новаторства, захватывающего мастерства…

Тайна Маяковского, столь изменившего характер русской поэзии, остаётся неразгаданной, но поэзия, посвящённая ему, словно дополняет магический и величественный образ.

Александр Балтин