1.

Крейслер в который раз убеждался, что его мысли перестали следовать привычному маршруту, приходилось делать над собой усилие, чтобы выйти из той череды событий, в которую он так неожиданно попал.

По сравнению с Марианной, Крейслер был слаб. Он сам это чувствовал, отдавая себе отчет, что вне ее понимания, внимания, упорядочивания действительности и дара провидения, у него не только ничего не получится, но все разрушится, как карточный домик.

Марианна связывала его с жизнью, как связывают каждодневное спасительное ощущение, что ты еще хочешь жить, хочешь бороться дальше. Без этого ощущения он, в общем-то, себя совершенно не представлял. Ее проникновенные беседы и кофе по утрам давали ему такие небывалые внутренние открытия, что по прошествию двадцати лет их знакомства, он не мог себе представить, как он сможет без них обойтись, или что без Марианны мир может существовать, в принципе.

Элеонора как обычно была занята своими деловыми обязанностями, что-то организовывала, смеялась, кокетничала с каждым встречным, и активно давала Крейслеру понять, что он тоже стал частью ее жизни, несмотря на то, что виделась она с ним исключительно редко.

Недавняя поездка в небольшой город немного удивила его. Эта поездка почему-то привела к тому, что он не только поехал туда с Элеонорой, и был доволен поездкой, но вновь вышел на активное общение со своей подругой детства Анной, да так плотно, что ему показалось, он помолодел лет на десять.

Творческая работа Крейслера занимало все его пространство, он бодро договаривался, звонил, куда-то уезжал, и в общем-то ход его жизни ничто не могло изменить, если рядом была Марианна. Ее присутствие продолжало лелеять в нем что-то до такой степени важное, что он сам себе даже не мог толком объяснить, что это было, настолько органичным и важным оно казалось.

2.

Марианна редко разговаривала, в основном слушая, что Крейслер ей расскажет. Подобное отношение казалось ему верхом мудрости, и он с робостью предвкушал каждую новую встречу, силясь предположить, что она произнесет, и что новое она на этот раз преподнесет своим таинственными паузами и взглядами.

Появившись, Марианна ограничивалась молчанием, а потом исчезала также неожиданно, как появлялась, совершенно не отдавая, похоже, себе отчет, какую внутреннюю революцию сопровождало ее появление.

Жизнь убыстрилась в какой-то фантасмагорической прогрессии, было сложно уследить за биением этого нового жизненного пульса. На какое-то недолгое время Крейслер поверил, что он сможет себя как-то поменять, сделать более человечным, но, похоже, это было сложно, или даже почти невозможно. Присутствие Марианны лишало его только одного, он перестал считать, что все на свете лишь игра воображения, и постепенно стал вверить в абсолютную реальность, ее материальную составляющую.

Марианна умела на удивление грамотно дать понять, что все, что было в его идеальном мире, сопровождаясь игрой воображения и сознания, можно было реально воплотить в жизнь. Этим свойством воплощать мечты в жизнь, сам он не обладал, и как навыком, совсем не умел пользоваться. Когда Марианна появлялась на его горизонте, такая особая, неспешная, умная, все менялось и перерождалось. Она могла провести его сквозь очередь в театр, указать на гардероб, вести машину с небывалой скоростью и вдохновлять, не планируя, его сумасшедший день. Она могла спланировать кругосветный круиз, составить любое расписание, обставить квартиру, и рассказать ему все об истории живописи, да так, что он потом ночами плохо спал, представляя себе очередной шедевр, словно ожившее полотно, работы известного художника, будет играть важную роль в их новой обстановке.

Потом он уехал. Уехал на море на очередное подписание договора. Зимой, на море было спокойно, и как-то совсем неспешно и странно. Элеонора оказалась как всегда где-то поблизости, и было приятно, что дела шли так ненапряженно, но спланированно, и все можно было успеть сделать, даже не прилагая к этому особого усилия. Ее присутствие делало из каждодневных реалий какой-то неописуемый новогодний праздник, с блестками и перламутром, случайным конфетти и пуншем на ужин. В какой-то момент ему стало казаться, что Элеонора была к нему даже слишком добра, добрее обыкновенного. Что было в этой доброте что-то совсем особое. Это и радовало его, и немного пугало. Впрочем, морской воздух, неожиданно выпавший снег, сложный перелет, и красное вино, сделали свое дело. Он сильно расслабился, как-то одомашился, растаял, словно забыл, откуда он взялся, где он жил, как он был сформирован, и куда направлялся.

Понял он это, когда почти уже сказал Элеоноре, что любит ее, понял это прямо там, на море, осознавая, что многое в его жизни теперь притупилось, и он совсем не властен ни над чувствами, ни над делами, ни над поступками.

Ударило его, словно в темя, когда все там же, на море, вдруг позвонила его подруга детства Анна. Она была необычайно воодушевлена, тепла, и он вдруг понял, сам удивившись этому, что, отчаявшись было, вдруг совершенно ожил, и что совершенно не может себя контролировать. Ему вдруг снова захотелось юности, радости, захотелось совершенной глупости во всем. Он решил, что если он вернется сегодняшним рейсом, то обязательно встретиться с ней, она поцелует его как-то по-особенному, побежит с ним в соседнее кафе. Или обидеться, и уйдет вовсе, а он будет догонять ее, бегая по заснеженному городу в распахнутом пальто. Он представил, как будет любоваться ее темными волосами, и опять, как в прошлом году, совершенно сойдет с ума от одного присутствия ее живости, легкости, и внутренней силы.

Когда Крейслер осознал, что на самом деле он думает, он даже хотел обсудить это с Элеонорой, прямо не сходя с места. На удивление, она выслушала его очень внимательно и спокойно сказала, что она совершенно не может понять, что его так смущает, и что беспокоиться – не о чем.

— Тебя окружают такие красивые умные женщины. Почему тебя это напрягает? Они все понимают….

— Понимают?

Крейслер насупился.

— И не супься, пожалуйста. К тебе все очень тепло относятся. Ты все время что-то там думаешь, а на самом деле….

Крейслер снова напрягся. Он чувствовал себя таким ничтожным слабаком, таким неправильным типом. От того ли, что та нежность, которая возникала у него в сердце, была столь сильна и на всех направлена, что самому ему доставляла огромные беспокойства. От того ли, что он мучился от неразумности происходящего, и совершенно ничего не мог планировать.

— Ты думаешь, да? – переспросил он, внимательно глядя Элеоноре прямо в глаза.

— Конечно. О чем речь?

— И ты?

— А что я? – Элеонора снова заулыбалась. Крейслер смотрел на ее точеный профиль, осознавая, как она хороша. Она, действительно, была самой красивой женщиной на свете, которая сидела вот здесь, на море, и готова была слушать его байки. Осознавая это, Крейслер стыдился, и постепенно успокаивался.

3.

Все было хорошо и предсказуемо, пока наутро он не прилетел обратно, и пока не встретил Марианну. Увидев ее, он снова понял, что похожих людей на свете нет. Его дернуло током, он почувствовал, что сейчас он весь сломается, даже от одной мысли, что она может из его жизни исчезнуть.

— Марианна, я бы хотел тебя пригласить, — пролепетал он, неспешно, а потом совсем быстро, невротично. Он взял ее за руку, и почувствовал, что сейчас ему станет еще хуже.

«Почему я ничего не могу для нее сделать», — подумал он, — осознавая лишь, что все его нутро менялось в ее присутствии, переворачивалось, вырываясь наружу страшным биением пульса.

Марианна что-то рассказывала ему, спокойно, размеренно, отворачивалась, быстро скидывала красивое пальто. и снова говорила ему о погоде и последних новостях. От звука ее голоса он снова весь переворачивался и костенел, в который раз осознавая, что счастливее его нет на свете человека.

4.

Подруга его детства Анна не пришла на встречу, как обещала. Это Крейслера совершенно не расстроило. Он с удовольствием вспоминал, как в прошлом году битых два часа прождал ее в кафе, так и не получив никакого ответа, и как ему было вдруг удивительно от одной мысли, что она все-таки обещала к нему туда прийти.

«Если бы все было хорошо, я бы ничего не смог на свете делать» — облегченно подумал он, глядя на падающий снег, и на далекое, ярко голубое небо над головой. Он шел размашистыми шагами по снегу, широко размахивая руками и ощущая себя Александром Блоком, который вот-вот напишет еще одно гениальное стихотворение.

В какой-то момент ему показалось, что он даже умер, но потом он вновь ощутил бодрый голос Марианны, ее внимательный взгляд. Он почувствовал незримое присутствие Элеоноры, веселый смех Анны. Мир. словно детский калейдоскоп, обдавал его своим таинственным теплом, закутывая и баюкая, словно младенца, унося в свои тайные снежные миры, которые населяли самые неожиданные небылица, самые магические силы, самые прекрасные волшебники.

Нина Щербак

Фото автора