Легко, напевно, варьируя восточные мотивы разовьёт «Турецкую песню»:

Дона дальнего питомец,

Злобный, милый незнакомец!

Ах, зачем явился ты,

В блеске гордой красоты?..

Ах, зачем огнистым взором,

Нежным, пылким разговором

Ты смутил мой юный ум

И покой бесстрастных дум?

О чём собеседовали Пушкин и Василий Щастный, оставшийся в кропотливо составленных антологиях несколькими стихами, встречаясь… например в редакции?

Или – на балу?

…пантеоны и парфеноны свечей отражаются в янтарном лаке паркета, лафит переливается в тяжёлом хрустальном блеске, и шум голосов – ещё до мазурки – витает над людскою бездной…

Говорят о литературе?

В окне – неистовствует роскошная метель, серебром тончайших струн играя, и в голове Щастного (чья фамилия так похожа на старинное написание «щастья») витают строфы, которым не суждено долго просуществовать.

Он переводил блистательного, глобального А. Мицкевича; он был сотрудником «Северных цветов», «Литературной газеты» и других периодических изданий.

Нежно-сонный Дельвиг, подслеповато щурясь, спрашивает, что предложит Щастный для следующего номера газеты: ведь литература должна развиваться: закаляться в спорах, кипеть, становится известной…

Фактографически точно известно, что В. Щастный общался с Пушкиным, Дельвигом; больше того – ему принадлежали пушкинские автографы: отрывок из «Арапа Петра Великого», «Отрывки из писем, мыслей и замечаний»…

Несколько писем.

Летящий, курчавый, витой и стремительный пушкинский почерк.

…огонь камина – из одноимённого стихотворения – не просто ярок: он наполнен витальною, словно и – воскресающей силой, ибо:

Когда, покинув стол рабочий,

Мы вместе сядем у огня,

И вдохновительные очи

Она поднимет на меня,

Тогда, забыв полночный холод,

Тщету и скуку бытия,

Я гордо чувствую: я молод,

Мила мне жизнь, мужчина я!

Он чувствовал гармонию – поэт Василий Щастный, и выстраивал стихи, подчиняясь ей, диктующей основные правила; возможно – подсказывающей соцветия созвучий.

Дата смерти его известна приблизительно: но прожил едва ли сильно за пятьдесят.

Где он жил в Москве?

Может быть, дом был деревянным и маленьким, с двориком пыльным и милым: одним из тех, что – словно суммарно — представил Поленов на знаменитой своей картине?

А может – в одном из московских особняков, чей быт можно восстановить, как не восстановить никогда ощущения насельника, не спешного обитателя дома, вновь подбирающего слова для грядущего стихотворения.

…мог быть резок, как молния, творя эпиграммы, например, такую (едва ли слишком справедливую, но справедливость – не то качество, что необходимо эпиграммам) на М. Бестужева-Рюмина:

Не создавало естество

Рож неумытее и хуже!

В ней отразилось божество,

Как солнца луч в болотной луже.

Немногое оставшееся от Василия Щастного – свидетельствует: он был и жил, трепетал и горел душою, надеялся на похвалу, советуясь с братом Дельвига, наслаждался и печалился.

Он был: и огромное пространство литературы, сохранив его на чуть, словно доказывает, сколь многое ему нужно для полноценного своего бытования.

Александр Балтин