Яков Шафран. «Ничего, кроме счастья». Рассказ
03.09.2024
/
Редакция
«Нельзя сделаться человеком разом,
нужно выделаться человеком»
Ф. М. Достоевский, «Дневники писателя»
У нас три категории людей:
одни преуспевают (но счастливы ли они?),
другие мучаются от отсутствия счастья,
а другие плохо кончают…
***
За окном обреталось пасмурное, сырое утро. И было оно настолько безрадостным — опавшие листья потеряли уже свою ране осеннюю прелесть и лежали на мокром асфальте какими-то мёртвыми грязными ошмётками; тусклое, серое небо низко склонилось к земле,— что душа его, обычно старавшаяся находить в себе хотя бы и небольшие островки сознательного сопротивления тягостному впечатлению, шедшему извне, не обнаруживала их.
Из соседней комнаты раздался сердитый голос жены — опять что-то не сделано, опять не хватает денег, опять кто-то что-то сказал… К тому же она не удосужилась даже зайти, что более всего задело. «”Тирания есть привычка, обращающаяся в потребность” (1) — вспомнились ему слова из недавно прочитанной книги.— Надоело, Боже, как надоело всё это рабство, эта “общага”! — подумал Виктор и нервно заходил туда-сюда.— Я же ещё молодой, ещё так хочется счастья!»
Не отвечая жене, надев спортивную форму и схватив с вешалки лёгкую ветровку, он выбежал на тихую улицу, в позднюю, промозглую осень, показавшуюся теперь не столь слякотной и унылой, а скорее задумчивой, после домашней нервотрёпки. Лёгкая пробежка,— неторопливые круги за кругами по безлюдным по причине плохой погоды аллеям сквера, расположившегося посреди, с одной стороны, многоэтажных жилых домов, а с другой, шумного шоссе,— как обычно, несколько умиротворила его. Даже начавшийся моросящий дождь, превращавший дорожки из-за неубранных и уже сопревших листьев в какое-то сплошное бурое месиво, не заставил Виктора повернуть обратно, и он упорно продолжал медленное движение вперёд. Всё же неспешная трусца — действенное средство от нервных и иже с ними ситуаций. Нехорошо только то, что когда возвращаешься в обстановку, породившую их, они постепенно сызнова наваливаются на тебя.
Нарезая круги, Виктор встретил Сергея — своего давнего товарища. «Что такой смурной?» — спросил тот — видимо, бег пока не вполне возымел успокоительного действия, и по лицу внимательный дружеский, а не рассеянный и рассредоточенный взгляд мог многое прочитать. Вопрос вновь окунул Виктора в давешнее состояние. «Да, …» — и он вкратце сбивчиво поведал приятелю о мучившем его. «Ну и что? Что тебя держит?» — «Дочь. Она меня очень любит» — «Мало ли кто кого любит. Человек должен быть счастлив!»
Они разбежались: Виктор продолжил трусцу, а Сергей — по своим делам. Но сочувственные слова приятеля о счастье запали в чуткую душу. И даже дождь тоскливо нашёптывал зáмершим деревьям продрогшего сквера: «Сча-стье, сча-стье, сча-стье…»
***
«Женщина не может не хитрить (2), что-то за этой грубостью стоит…» — решил Виктор и, сняв небольшую комнату в коммунальной квартире, уехал из семьи. Он бегал по-прежнему. Но теперь уже не самостоятельно, а в городском, модном по тем временам, клубе любителей бега. И думал шутя: «Всегда здоров и на всё готов!» (3) Найти замену жене герой наш не торопился, как говорится, обжёгшись на молоке, и на воду налево и направо дуть станешь, а начал добиваться счастья в общественной работе, в том, чего ему так не доставало ранее — помогал физкультурным тренерам и соклубникам, привлекал везде, где мог, неопытных новичков к занятиям. Текущих дел было довольно, неуёмного энтузиазма хватало, только счастья он, как и прежде, не ощущал.
В руки Виктору попалась двухтомная книга по древней философии. Его захватило излагаемое в ней, он увлёкся, порой забывая обо всём вокруг, продолжая бегать, сократил социальную деятельность. Углублённое вдумчивое чтение немало давало впечатлительной натуре и любознательному уму, живо устремляло ввысь, однако, лишь стоило добраться до последней страницы, прочитанное начинало куда-то постепенно испаряться,— «не всегда молния ударяет там, где она сверкает», (4) — и реальность вновь завладевала им своей разносторонней суетой.
Тогда Виктор начал искать счастья в тесной дружбе со здоровым образом жизни, сделав его чуть ли не смыслом существования и используя вначале ту или иную методику целительного питания, закаливания и гимнастики, а потом и всех их в совокупности. На это уходило много времени, ряд сторонних дел был оставлен, тело всё больше здоровело, нервы крепчали, но почему-то счастливее он не становился.
Пытался Виктор несколько раз сменить место работы — и по тому направлению, в котором трудился с недавних пор, и по иному, как ему казалось, более перспективному, и снова возобновлял свои прежние занятия. Первое время сиё немного оживляло повседневную реальность, но далее душевное самочувствие возвращалось в исходное состояние.
Где-то Виктор прочёл, что счастлив помогающий другим быть счастливыми. И он бросился налево и направо поддерживать нуждающихся в этом: с воодушевлением пропагандировал здоровый образ жизни — бег трусцой, закаливание, питание по различным целительным системам, гимнастику всех полезных видов и тому подобное; сам пробовал организовывать группы здоровья; писал небольшие заметки в заводскую и городскую прессу; принялся, имея врождённые способности и обучившись, заниматься нетрадиционным врачеванием (кому-то даже очень помог, продиагностировав начальную стадию серьёзнейшего заболевания). То есть он не просто говорил, как иные делали и делают, а, действительно, работал в сём направлении, усердных трудов было достаточно, много тратилось и жизненного времени, люди отзывались, кто-то стал активно практиковать, выражая ему искреннюю благодарность, однако чувства счастья в душе это не прибавляло…
Имели место у Виктора и бурные вспышки страстных влюблений, не иначе, как вспышки, гасшие, так и не переходившие в постоянное сердечное горение, а потому не дававшие счастья — лишь скоротечное возбуждение пылких эмоций и страстей.
Пришла пора и наш герой увлёкся религией, причём приобщаясь то к одной конфессии, то к другой в поисках истинной — посещал богослужения, молился, постился, участвовал в благотворительных делах, опять же, привлекал знакомых и незнакомых. Его осеняла духовная благодать, приходило ощущение практической полезности Богу и людям, но «не всё греет, что светит» (5), внутри счастья не завелось.
Значительно расшевелил Виктора переезд в Москву — не в соседний город и не в южный, куда намеревался уехать ранее, а именно в самою столицу. Вокруг шумели новые, оживлённые улицы, притягивали красотой архитектура зданий и павильоны метро, манили новые знакомства, в том числе и с приехавшими из разных регионов страны, новые книги, полнившие магазины и уличные лотки, нравилась и иная личная энергетика. Как он потом узнал, при переселении на иное место жительства, где бы оно не находилось, на некоторый период перестаёт работать индивидуальная карма. Наш герой знакомился, активно общался, впитывал очаровательницу-Москву всеми своими фибрами. Со временем особая новизна сошла на нет, но под внешними наслоениями ничего похожего на счастье не оказалось.
Как-то Виктор обнаружил, что в Москве энергично действуют различные направления эзотерики. Нужно сказать о его склонности к ней, и ранее он немного интересовался данной тематикой. Поэтому стал бывать на групповых занятиях. Но то привлекало не само по себе, а что ему открыты все существующие школы, наличествующие тогда. В каждой из них он обретал что-то своё, однако счастья ни одна не дала.
И тут Виктора приобщили к сетевому маркетингу, позволившему, кроме необычности и подлинной оригинальности ведения дел, расширить связи с людьми, узнать немало полезной информации и получить конкретную возможность реального заработка — до тех пор он зарабатывал на жизнь путём поставки книг в магазины родного города и распространением их с рук. Новая кипучая работа заняла несколько лет, так как книжный бизнес централизовался, а других доходов у него не имелось, хотя и было в ней много «плавучих айсбергов» и «подводных камней» в лице непорядочных руководителей таковых компаний и вышестоящих сетевых «начальничков» — «я не я, и лошадь не моя» (6), а также «полупартизанской» деятельности. Это вынуждало переходить из одной фирмы сетевого маркетинга в новоявленную. Из чего читатель может легко заключить — о счастье здесь говорить не доводилось. В итоге, рассудив, что только глупец боится совершать ошибки, бросил этот неблагодарный, «сизифов труд» и поступил в начале девяностых в «суровые» охранники.
У Виктора с детства проклёвывались незаурядные способности к писательству. В беззаботной юности он сочинял лирические стихи и вёл подробный дневник, позже испытывал себя в журналистике, кропал на животрепещущие производственные, оздоровительные и общественные темы в заводскую и городскую прессу, и даже добился некоторых значимых результатов. Словом, у него была давняя внутренняя интенция (7) к сему. Теперь же, разочаровавшись во всех своих делах, он решил серьёзно заняться малой прозой и лирической поэзией. Появившиеся свободные часы, когда на необходимое жизнеобеспечение уходил лишь один день из четырёх, позволили ему сконцентрироваться, и начали рождаться стихотворения и короткие рассказы. Он вскоре вышел на авторитетные журналы и альманахи, и его кое-где стали печатать. Пришла и определённая известность. На сочинительство требовалось много живого времени, и персонаж нашего повествования с головой ушёл в это, пожертвовав другими, сторонними делами. Да, наваливалась усталость, но и плоды деятельности имели место быть, и отзывы коллег и читателей давали удовлетворение. Однако, счастье… Где же оно?..
Жизнь Виктора не являлась «обломовщиной», далеко не являлась таковой, когда есть только те или иные желания и благие намерения, остающиеся без активного продолжения, и так бесконечно,— нет, он ведь действовал. Но моральное состояние было нерелевантно (8)…
***
Виктор вернулся в свой родной город. Прошло несколько месяцев. Наступил Новый год, не в пример многим прежним выдавшийся снежным: кругом девственно белели сугробы, снег искрясь шапками лежал на ветвях деревьев. Он пришёл к дочери. Увидел ёлку, украшенную старыми игрушками, и висящие в квартире тут и там былые, сделанные им праздничные поделки. Жена жила одна с дочкой. Они сошлись.
«Но где же счастье, где оно?» — всё мучил его данный вопрос.
Как-то Виктора, будучи в одиночестве и сидящего в своей комнате, погрузившись в себя, охватило особое душевное настроение — прошлое последних лет стало проходить перед внутренним взором, причём люди, так или иначе связанные с ним в минувших ситуациях, будто наяву окружали Виктора. И вдруг что-то блеснуло в душе. Что это? Откуда?
Он сконцентрировался, вызывая тот мимолётный образ, то пронзительное и незабываемое чувствование вновь и вновь. «Блажен, кто внимает…» (9) Смятенное сознание заскользило в сердце. Образ усилился. Хаотичные мысли, кружащие вокруг, непрошенные обрывочные воспоминания начали мешать. Виктор принялся их отгонять. Через некоторое время он понял, что счастье, к которому постоянно и всецело стремился эти годы везде и всюду, внутри него. Отчего оно там?..
Как-то в магазине Виктор увидел пучок световодов, испускающих во все стороны лучи от одной лампочки, скрытой в коробке. «А не являемся ли и мы такими световодами, а лампочка — Бог, Владыка, от Кого вечно исходил, исходит и будет исходить Свет, Благодать, дающая нам жизнь, разум,— внезапно осенило.— И счастье! — добавил он.— Получается, счастье это и есть Бог, Владыка! Какой же смысл искать его где-то и как-то, переменяя места жительства, занятия, друзей, жён и мужей, если оно в душе самого человека?»
И тут Виктор услышал громкий, одновременно властный и чарующий голос: «Всё, что ни делаешь, делай для Меня, Который в твоём сердце. Данное ощущение Меня и есть твоё счастье. В Дальних Светлых Мирах собственно существование уже блаженство. Но на Земле, в силу кармических условий, как следствий прошлых причин, другого счастья, кроме означенного Мною, пока нет и быть не может. Люби Меня, и остальное приложится тебе!»
***
С этого дня Виктор, воспитывая ли дочь, взаимодействуя ли с женой, бегая ли, привлекая ли людей к здоровому образу жизни, постигая ли Знание, трудясь ли профессионально, сочиняя ли стихи, прозу или статьи,— всё, чем бы ни занимался, совершал только для Владыки, для Бога. При этом он теперь понимал — полная свобода способна привести человека к духовной и общественной, а возможно и к преждевременной физической смерти. На место свободы должна прийти личная и социальная ответственность. И больше вопрос — что такое счастье и где оно? — его не мучил. Как говорят психологи — гештальт был закрыт.
Яков Шафран
Примечания:
-
Ф. М. Достоевский «Дядюшкин сон».
-
Слова Базарова, «Отцы и дети» И. С. Тургенева
-
И. С. Тургенев «Дворянское гнездо»
-
Русская пословица.
-
Русская пословица.
-
Русская пословица.
-
Интенция — направленность сознания, мышления на какой-либо предмет, как задуманный план действия.
-
Нерелевантный — неважный, незначимый, несоответствующий ожидаемому результату.
-
«Блажен человек, который слушает меня, бодрствуя каждый день у ворот моих и стоя на страже у дверей моих!» (Библия, Притчи 8:34)
Июнь — 2024 г.
НАПИСАТЬ КОММЕНТАРИЙ