Настоящему мужчине всегда не хватает женщин, сигарет и алкоголя. Писатель не является исключением из этого правила, а потому следы его пристрастий к брюнеткам и блондинкам, сигарам и сигаретам, виски и пиву можно обнаружить на страницах написанных им романов и рассказов. Например, очевидно, что Владимир Набоков считал большой бюст – пошлостью, а восхищавшийся его талантом Уильям Стайрон, напротив, живописал «тяжелые» груди с таким увлечением, что не остается сомнений –4 размер по шкале его эстетических ценностей был наиболее приемлемым. С сортами табака дело обстоит не так интересно, а вот спиртное представляется неисчерпаемой темой для всевозможных изысканий и сопоставлений. Взять, к примеру, Стивена Кинга и его произведения, в которых прослеживается устойчивый интерес писателя к алкоголю, и в особенности к пиву.

Первое развернутое описание этого напитка встречается в рассказе «Ночной прибой», публикация которого датирована 1969 годом. На создание постапокалиптической миниатюры Кинга, бывшего тогда студентом университета, по всей видимости, вдохновила пандемия гриппа «Гонконг». В 1968-69 гг. в Юго-Восточной Азии вирус A2 убил тысячи человек, однако самые многочисленные жертвы – 33 тысячи 800 человек – как ни странно, пришлись на США. Помимо эпидемиологической катастрофы, рассказ также обязан классике английской литературы. «Ночной прибой» полон неприкрытых аллюзий на «Повелителя мух» Уильяма Голдинга: и тут и там действие разворачивается на пустынном морском пляже, в нем участвуют молодые люди, есть ритуальное сожжение и запах горелой свиньи. В рассказе Кинга пиво появляется ближе к финалу, когда главный герой просыпается среди ночи и чтобы успокоиться, решает смочить горло и посмотреть на волны:

«Покопавшись в углу, нашел банку пива. Там, у стены, стояли три или четыре ящика «Бада». Пиво было теплое, так как электричество отключилось. Но я в отличие от некоторых ничего не имею против теплого пива. Подумаешь, дело какое, только пены побольше, и все. Пиво – оно и есть пиво. Я вышел на лестницу, сел, дернул за колечко, и стал пить». 

Несколько часов назад рассказчик узнал, что один из горстки выживших болен супергриппом А6. Это может означать, что иммунитет, который уберег от A6 остальных, не действенен и скоро они все погибнут. Впрочем, рассказчик, который пьет теплый Bud, пока остается одним из самых здоровых и здравомыслящих в группе, и скорее всего, протянет дольше других. Известно, что в разогретом виде пиво усиливает сопротивляемость вирусам и снимает стресс. Поэтому эпизод с Bud – случайно или согласно замыслу – органично встраивается в ткань повествования не только с художественной, но и медико-биологической точки зрения.

Рассказ «Серая дрянь» – еще один перл, созданный несколько лет спустя и также вошедший в сборник «Ночная смена». Этот примитивный, но притягательный треш мог бы сочинить коллега Кинга – Роберт МакКаммон. Однако короткая проза Кинга, в отличие от аналогичных опытов МакКаммона, имеет более сложную композиционную структуру. Пока герои-пенсионеры идут в заброшенный дом, чтобы проверить, что же там случилось с любителем пива Ричи, Кинг прослаивает настоящее время, отсылками к давно и не так давно случившимся событиям. Невероятное предположение, что Ричи мог мутировать и превратиться в некое подобие «Нечто», напившись испорченного пива Golden Light, рассказчик объясняется так:

«Помню, как-то один тип поведал мне, что достаточно одной крохотной дырочки чтоб в банку проникли бактерии, а уж от них, этих тварей, начинают потом твориться разные жуткие вещи. Дырочка может быть такой малюсенькой, что и капли пива из нее не выльется, но бактерии запросто могут пробраться. Им самое главное – это влезть в банку, а уж пиво – самая лучшая среда и пища для этих подлых козявок».     

Главная опасность алюминиевых банок – отнюдь не недостаточная прочность и герметичность, а содержание в них … правильно, алюминия. Поэтому остается неясным, то ли Кинг сознательно вводит в повествование «городскую легенду», то ли ему было недосуг выяснить детали. Например, если бактерии и проникают в пиво и от напитка начинает нести гнилью, как описано в рассказе, то происходит это не через дырочку в банке, а на фабрике. Причины, как правило, такие: плохо промытая, либо старая аппаратура, невнимательный обслуживающий персонал. С другой стороны, если бы Кинг упомянул завод, подразумевалось бы, что кроме Ричи зараженное пиво мог выпить кто-нибудь еще, так как если в сусло при производстве попадают инородные бактерии, то испорченной оказывается вся партия. Это бы на корню разрушило сюжет рассказа. Так что, пожалуй, маловероятное объяснения с «дырочкой в банке» в данном случае оправданно.

Пиво присутствует и в романах мэтра. Его лучший хоррор «Оно» содержит многочисленные упоминания спиртных напитков, в том числе и пива. Вообще, история семи аутсайдеров из Дерри достаточно неровна. Ко второй половине накал спадает, Кинг теряет контроль над повествованием и персонажами. Это, впрочем, не отменят того факта, что отдельные страницы «Оно» по силе воздействия на читателя – лучшее из того, что создал автор. А описание подростковой дружбы и первой любви Бена Хэнскома к Беверли Марш приближает его к Марку Твену. По этим причинам, главку «Беверли Роуган получает порку», где описана жизнь повзрослевшей героини, нельзя отнести к самым интересным страницам книги. Однако там попадается любопытное описание пива. Проснувшись среди ночи от телефонного звонка и увидев, что его жена Беверли взяла трубку, ее супруг Том Роуган решает опохмелиться:

«Том спустился на первый этаж и прошел по коридору на кухню. По рассеянности он сел на стул одной половинкой зада, чуть не упал, наконец открыл холодильник, пошарил в нем. Но ничего алкогольного не оказалось если не считать остатков коктейля с водкой «Романофф». Все пиво было выпито. Даже заначка – канистра, которую он хранил в глубине холодильника (точно так же, как всегда держал на всякий пожарный случай двадцатидолларовую банкноту в водительских правах), и та как будто сквозь землю провалились».

С. Леднев, переводивший первую часть романа, обладает хорошим чувством ритма и слухом к музыке слога, но плохо разбирается в современных американских реалиях. На самом деле никакой «канистры» в холодильнике у Тома Роугана нет. В оригинале указано «can», что значит «банка», однако переводчик взял первое подходящее в словаре значение «канистра». Канистру с пивом можно представить у советского пролетария; американский же мужчина, тем более такой представитель среднего класса как Том, держит «заначку» с пенным напитком в алюминиевой банке, возможно, увеличенного объема.

Обнаружив, что пива нет, Роуган возвращается в спальню. Как и в ранних рассказах, но с большим мастерством, Кинг совмещает несколько временных планов и пока Том поднимается по лестнице с намерением выпороть Беверли, читатель в кратких экскурсах узнает пикантные подробности их семейной жизни. Мужу нравится бить жену, жену заводит рукоприкладство мужа, обоих по Фрейду в детстве били родители. Где-то посередине этого 20 страничного описания, Кинг дает развернутую сцену секса, в ходе которой выясняется, что Роуган – половой гигант. Роман писался в начале 80-х, однако объяснение поразительной выносливости Тома нашли только сегодня. Оказывается, что содержащиеся в хмеле фитоэстрогены задерживают эякуляцию. Так что и здесь пиво коррелирует с научными исследованиями.

Кинг, как известно, сам любил выпить. Инициация алкоголем описана в книге «О писательстве». При сопоставлении с аналогичными сценами из произведений писателей-американцев старшего поколения, Кинг проигрывает. Томас Вульф в «Взгляни на дом свой, ангел» дает пространное описание первого опьянения Юджина, в котором приземленная физиология совмещается с высокой поэзией. Эрнест Хемингуэй в «Трехдневной непогоде», довольствуется минимумом слов, делая ставку на лаконичный лиризм, приправленный юмором – результат гениален. Кинг предлагает средней концентрации словесный паллиатив. В нем будущий «Король ужаса», во время школьной экскурсии покупает дешевое виски, после чего следуют провалы в памяти, перемежающиеся яркими вспышками сознания: вот его ведут под руки, вот его рвет над унитазом. Описывая тошноту, писатель сравнивает себя с осью, а окружающую комнату с крутящимся диском. Банальная метафора, впрочем, тут же получает оправдание, так как следом появляется отсылка к увлечению рок-н-роллом и соответственно – обыкновению слушать пластинки на проигрывателе.

Несмотря на то, что крещение алкоголем происходит посредством виски Old Log Cabin, далее мэтр пил в основном пиво Miller Lite. Чак Веррилл, его постоянный редактор, воспоминает, что во время деловых встреч, пока он потягивал свою пинту, Стив успевал выхлестать три. С каждым годом, энтузиазм Кинга по части спиртного увеличивался; его средней нормой стала упаковка пива в день, то есть шесть 0,48 литровых банок. По собственному признанию, писатель пил и по ночам, и чтобы удержаться от искушения стал каждый вечер сливать пиво в раковину:

«Потом в начале 80-х в штате Мэн приняли закон об утилизации бутылок и банок. Теперь 16-унцевые банки «Миллер лайт» у меня летят не в мусорку, а в пластиковый контейнер в гараже. Как-то в четверг я вышел бросить туда еще парочку погибших бойцов и заметил, что контейнер, в понедельник еще пустой, уже почти полон. А поскольку «Миллер лайт» в доме пью только я … «Трам-тарарам, я же алкоголик!».

С медицинской точки зрения так называемый пивной алкоголизм ничем не отличается от обычного. С практической – под пивом можно работать и сохранять адекватность дольше, чем употребляя крепкий алкоголь. Впрочем, Кинг почти никогда не писал пьяным, а если и садился за стол в сильном подпитии, то взбадривал трансмиттеры, всасывая понюшку кокаина. Алкоголь питал его творчество или, если воспользоваться выражением Уильяма Стайрона, служил «в качестве волшебного снадобья, открывающего путь в мир фантазии и эйфории и усиливающего воображение». В автобиографии Кинг, как и положено добропорядочному американцу, вставшему на путь трезвости, открещивается от этой концепции, однако его книги, написанные в годы увлечения пивом и наркотиками, говорят сами за себя. Тогда он был ярче, быстрее, сильнее.

Теперь, когда карьера Кинга подходит к завершению, актуален вопрос: классик или нет? Вопрос этот спорный и однозначного ответа на него до сих пор нет. Достаточно вспомнить как в 2003 году при вручении писателю «Национальной книжной премии» с формулировкой «За выдающийся вклад в литературу» разразился скандал и экс-директор издательства «Саймон и Шустер», где, Кинг, кстати, с 1998 года публикует свои романы, посчитал лауреата недостойным такой чести. Непросто со статусом Кинга и в Европе. В 2000 году директор издательства «АСТ», рассказывал в интервью, что включение в серию «Мастера. Современная проза» романа «Сердца в Атлантиде» вызывало у его немецких и французских коллег недоумение: так ли хорош Кинг, чтобы стоять в одном ряду с Уильямом Голдингом и Гюнтером Грассом?

Сам Кинг любит повторять, что своими книгами выстроил мост между популярной и элитарной литературой. Хотя наличие этого сооружения критиками ставится под сомнение, бесспорным является другое. Может быть писатель и не стал продолжателем великой американкой литературной традиции, ассоциирующейся с такими славными именами как Эдгар По, Герман Мелвилл, Эрнест Хемингуэй и Уильям Фолкнер. Однако продолжил другой, не менее известный обычай, который заложили эти авторы – алкогольный. Многолетнее пристрастие Кинга к спиртному и, в особенности, к пиву, нашло закономерное отражение в написанной им прозе, в рассказах и романах. Оно роднит его со многими литераторами США второй половины 20 века.

Михаил Кажаев