На опыте военных лет я окончательно уяснил себе значение чувства юмора. Это демонстрация свободы. Ибо свободен лишь тот, кто умеет улыбаться.

Вот она, истина.

Не в серпе и молоте.

Не в звёздах и полосах.

Не в распятии. Не в солнце. Не в золоте. Не в инь и ян. В

В улыбке.

Джон Фаулз. «Волхв»

Что отличает человека от иных живых существ? Боль, страх, гнев? Разумеется, нет! Эти чувства и порождаемые ими эмоции, безусловно, сильны, но они присущи всему живому.

Кому-то на ум придёт декартовское «Cogito ergo sum», и этот «кто-то» станет настаивать, что именно способность мыслить очеловечивает. Но в 21-м веке, в пору всеобщей компьютеризации, присваивать себе способность мыслить как лишь тебе принадлежащее умение, — неумно и сомнительно.

Смех. Способность улыбнуться, засмеяться, в том числе над собой, делает человека человеком Вполне. Смех – это не только удовольствие. Смех – показатель интеллектуального и душевного развития. Ведь то, НАД ЧЕМ и КАК ты смеёшься, эти твои действия расскажут о тебе лучше тысячи тобою ли, другими ли сказанных слов.

Традиционно принято считать, что смех – реакция на одно из воздействий: щекотку или юмор. Само собой, на щекотку реагируют даже обезьяны, а вот реакция на юмор – верный способ обнаружить в себе человека.

Смех имел огромное значение в культуре Древней Руси. Смеховая культура Древней Руси не имела статуса официальной и постоянно находилась под запретом. Академик Дмитрий Лихачёв писал, что «смех трансформировал идеальный мир в мир зла, выворачивал его наизнанку. Человек смеялся не только над самим собой, но и над сакральным, святым, страшным…» А ведь то, что осмеяно, как известно, страшным уже больше быть не может!

Главный герой всех русских сказок – Дурак. Дурак ли он? Академик Дмитрий Лихачёв пишет: «Что такое древнерусский дурак? Всегда – человек, крайне умный, но делающий то, что не положено, нарушающий обычаи бунтарь, разоблачитель и разоблачающий..»

Истоки стендапа как явления исследователи находят в культуре Древней Греции, в частности, в ораторском искусстве с элементами комедии.

Марка Твена называют «предвестником» стендапа…

Но более «очевидные» истоки стендапа, думаю, следует искать в народной культуре Средневековья, о которой в своё время так много писал Михаил Бахтин. В своей работе «Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса» он писал: «…смеховое начало способно перенести человека в мир карнавала, на время освобождая из обыденной тяжкой жизни и власти общественных институтов». Вот, по мнению автора, специфически европейские качества смеховой культуры:

1. наличие обрядово-зрелищных форм;

2. наличие словесных произведений;

3. наличие фамильярное речи.

Всё это суть качества, наиболее ярко характеризующие как «каноническую», так и современную культуру стендапа, потому, полагаю, есть смысл говорить о том, что генетически стендап восходит именно к европейской народной смеховой культуре Средневековья и Ренессанса.

А чем, собственно, характерен стендап?

Стендап – комедийное искусство, предполагающее прямой диалог оратора с залом. Он как подраздел комедийного искусства требует владения на высоком уровне как чувством юмора, так и чувством слова.

В стендапе определяющими факторами являются личностная заинтересованность комика в том, о чём он говорит и его искренность. Надо ли доказывать, что стендап, по сути своей являясь глубоко индивидуалистичным способом самопрезентации, был (по большей части) чужд нашей смеховой культуре с её традиционным стремлением к соборности, с её неприязнью к любого рода авторским, индивидуальным «завихрениям»? Потому нет ничего удивительного в том, что культура командных = коллективных мозговых штурмов зародилась в пространстве именно славянского культурного пространства. И столь же логично, что в 1957-м году, когда хрущевская «оттепель» достигла апогея, Сергей Муратов и Альберт Аксельрод, талантливо переинтерпретировав то, что уже существовало у соседей (чехословацкое «Гадай, гадай, гадальщик!»), создали продукт нового типа – оригинальное интерактивное телешоу с «открытым» списком возможных вопросов. «Дерзкую» программу закрыли, но в 1961-м году, уже на сугубо российской (советской) почве, данный проект, несколько изменившись, возник в форме КВН.

Формат КВН, на момент своего возникновения, отвечал как настроениям, царившим тогда в обществе, так и функциям смеха, изначально в нем заключённым.

Интересно, что КВН, то терял популярность, то возвращал её, зеркально отражая процессы, происходящие в социуме. Второй пик популярности КВН пришелся на период с 1986 по (ориентировочно) 2006 год. Именно это время стало эпохой наивысшего расцвета коллективного юмора в нашей стране, временем, когда по причине отсутствия любых табу, посредством отделения зёрен от плевел, зарождались ростки уникального российского юмора. Но настоящим взлетом современного российского юмора стали, без сомнения, 10-е, точнее, их середина, в веке вновь наступившем, 21-м. Возникновение канала ТНТ, а, главное, «смеховых» передач на нем, стало подлинным разрывом с вульгарно-антиинтеллектуальным юмором, который продолжали транслировать центральные каналы. «Comedy Club», конечно ходило по лезвию. И не по лезвию разрешённого/ запрещенного политически, а по лезвию ожиданий, стереотипов, живших в сознании тогдашнего соотечественника. Да, их юмор иногда отсвечивал черным (а как же Борис Виан, Даниил Хармс и проч?!) Да, они иногда замахивались на темы, прежде сакральные и обсуждению не подлежащие. Да, иногда не всё, что произносилось, было совершенно в плане художественной выразительности. Но это был не просто разрыв, это был прорыв. Это была попытка, формально имитируя западный стендап, возвратить и возродить смеховую культуру на российскую почву. В этот период на ТНТ зарождается множество достойных проектов, реабилитирующих роль и функции смеха.

Но наиярчайшим событием, по моему глубокому убеждению, даже в пространстве тогдашнего сверхкреативного ТНТ, становится шоу «Смех без правил». Практически не имея аналогов в западной массовой культуре, этот проект выглядел по-настоящему «европейским» — участники его сражались за вполне конкретный денежный приз, должный стать констатацией уровня их таланта, а, главное, что здесь каждый бился сам за себя. Этот «эгоцентрический» способ самовыражения, апологизация самости и самовитости — то, что отвечало требованиям тогда ещё свободно дышащего, к свободе направленного общества.

И вот именно на этом проекте, в «Смехе без правил», где лихо, когда умно, когда нет, но всегда откровенно и резко, шутилось обо всем и сразу, однажды на сцену взошёл… Медведь!!! Да, самый настоящий белый медведь! В свой фактический двухметровый рост. Взошёл и начал шутить. Шутки его сразу «выпали» из общего семантического поля юмора «Смеха без правил». То ЧТО и КАК он говорил публике, посредством КАКОЙ невербалики он взаимодействовал с ней, выдавало в нём не только человека, в высшей степени остроумного, что редкость в принципе, но юмориста изысканного и интеллигентного.

А какова была приятность сюрприза, когда человек-Медведь, пройдя в «Убойную лигу», саморазоблачился. Под шкурой сурового двухметрового Белого Медведя публика обнаружила двухметрового красавца ярко-рыжей, «вангоговской» масти. Вскоре стало очевидным, что без шкурки ему и шутить легче…

О Евгении Отставнове, первоначально себя назвавшим «Меведем Машечкиным», говорить и сложно, и светло.

Месседж, несомый Евгением Отставновым со сцены (как вербальный, так и невербальный) ненавязчив, деликатен, иногда – аристократически недосягаем. (Кажется совсем неслучайной случайностью, что Женя, играя в КВН, представлял команду «Исключение из правил», попав в «Смех без правил», вышел в самом необычном обличье, а став уже популярным, маститым юмористом, сражаясь в «Comedy Баттл», представлял команду «Аристократы»).

О качестве сегодняшнего российского юмора, впрочем, как и телевидения, о свободе его, остаётся только вздыхать.

Да вот и Евгения Оставнова Медведя можно было наблюдать на экране в последний раз лет шесть назад в проекте Бункер News (тоже вскоре закрытом).

А что происходит в жизни самого неординарного юмориста 10-х годов сейчас? Чем занят Рыжий Белый клоун российского стендапа? Куда направлены мысли и мечты философа от юмора Евгения Оставнова Медведя Машечкина сегодня?

Поговорили об этом.

Е. О.: — Сразу напишу, что я очень давно не выступал и уже смутно помню, как это…

Ж. Щ.: — Будучи профи, как полагаешь, чувство юмора – качество врождённое или приобретенное, то, которое можно наработать?

Е. О.: — Во-первых, я далеко не профи. Большую часть времени занимался этим по наитию. Во-вторых, никогда не думал об этом, поэтому точно не знаю. Я думаю, что у всех есть чувство юмора, просто оно разное, по-разному выражено. Юмор связан с морем, ведь есть такое что у тех, кто живёт у моря, чувство юмора ярче выражено. Например, у меня было чувство юмора, я знал разные схемы того, как вызвать смех, а потом я его потерял, да, конечно же не целиком, но оно явно подтёрлось после продолжительной депрессии. Отсюда я делаю вывод, что его можно развить, а можно и запустить. Упустить даже. Иногда думаю, что может быть, смех является трансформацией крика?..

Точно знаю одно: смех бывает разный в зависимости от того, над чем смеются.

Не знаю, можно ли развить чувство юмора… Думаю, что да — для того и существует искусство. Если у тебя чего-то нет, то создай. Было бы желание!

Ж. Щ.: — Помнишь, когда впервые обнаружил чувство юмора у себя? Какой и над кем (или о чём) была твоя первая шутка? Окружающие её оценили?

Е. О.: — Первую шутку не помню. Но думаю окружающие её оценили, а иначе мне было бы и не понять что это шутка. Помню, как в молодости пародировал Горбачёва и все громко смеялись, это было в деревне. Я и мой приятель там были заводилами.

Ж. Щ.: — Стендап в своём классическом варианте — всегда живое взаимодействие с аудиторией. Всегда ли удачно устанавливаешь контакт с публикой? Вообще, ты легко улавливаешь настроение той или иной аудитории?

Е. О.: — У меня не было выбора, мне было необходимо установить контакт с публикой, иначе — провал. Провалы тоже были, особенно там где, публика ожидала другого. Несовпадения ожиданий, так бывает. Кому ты нужен со своим стендапом, если все ждут танцев…

Я считаю, что стендап может быть и БЕЗ взаимодействия с залом, как некий монолог о наболевшем, рассказ о том что волнует. Естественно, задача комика найти и выразить то, что касалось бы большинства, чтобы зритель переживал вместе с комиком…

Без невербального контакта ничего не получится, должны быть совпадения. Одна из задач комика — эмоционально перетащить на свою сторону как можно больше людей.

Мне всегда было сложно работать с публикой, я никогда не любил выкрики из зала, мои выступления не подразумевали активного диалога. Я просто пытался поставить зрителя на мое место.

Ж. Щ.: — Как думаешь, у тебя есть «своя» аудитория – аудитория Евгения Отставнова? Если да, то какие/ кто они, эти люди, на твой взгляд? Каков он твой зритель?

Е. О.: — Думаю, что уже нет. Как показало время, это просто была обычная молодёжь.

Ж. Щ.: — Отличительная черта «канонического» стендапа – собственное авторство транслируемых со сцены текстов. Ты выступал/ выступаешь исключительно со своими текстами?

Е. О.: — Я выступал всегда со своими текстами, но было время, в самом начале, когда я немного приворовывал у западных комиков. Это было только поначалу и несколько раз, но, да, было​​​. Мне до сих пор от этого неприятно.

​​Ж. Щ.: — Стендап как искусство комедийное, часто с элементами сатиры, требует умения искрометно, иногда резко шутить, «бить» словом «в цель», мгновенно реагировать на перемены настроения аудитории, а значит предполагает не только интеллект, но и наличие определенного литературного  дара. Те замечательные микротексты, которые ты публикуешь в своих соцсетях, они, на мой взгляд, несколько отличаются от того, как «подается» вербальный материал в традиционном стендапе. Выступая на сцене, в «Убойной лиге», например, ты выделялся из всех, даже талантливых ребят, «интеллигентностью» своих текстов. (Как ты где-то говорил, возможно несколько перевру: «Постарайтесь увидеть за моими словами несколько БОЛЬШЕ»). Ты, если вновь обращаться к истории комедийного искусства, представал не в образе клоуна Рыжего — хитрого, саркастичного Арлекино, а в образе клоуна Белого — недопонятого умника, изящного в мыслях, утончённого в чувствах, вечно саморефлексирующего Пьеро… В твоих нынешних литературных миниатюрах доля саморефлексии стала ещё больше. Не согласна, но некоторые твои читатели видят (слышат) в тебе творческое «эхо» Сергея Довлатова…

Е. О.: — Все просто. Очень. Я всего лишь придумываю короткие зарисовки на ту или иную тему, с попыткой создать что-то интересное. Интеллигентом меня вряд ли назовёшь, скорее я им пытался быть или казаться. Я даже не знаю, кто такой интеллигент. Да, старался быть не пошлым на сцене, искать новые ходы и говорить о том, о чем ещё не говорили.

Я не придаю большого значения тому, что пишу сейчас или рисую. Мне либо это нравится, либо нет. Вот так у меня всё просто. В этом либо что-то есть, либо нет ничего. С рисунками пока что проще, чем с текстом. Рисунки пока что все хорошие – мне нравятся. (Улыбается).

В моём понимании стендап — это комедия разговорного жанра. Место, где человек делится своими мыслями, своим опытом и делает это смешно. Таким образом он пытается справиться со своими жизненными проблемами или ответить на важные для него вопросы вместе с залом. Можно обойтись и без импровизации. Или оставить импровизацию для отыгрыша шутки по реакции зала. Когда понимаешь, что нужно что-то ещё, а у тебя всё закончилось, то можно и поимпровизировать – докрутить что-то прямо на сцене.

По-моему, я достаточно глуповат для Довлатова. Сравнение с ним делает мне честь. Может быть мне случайно удалось написать в его стилистике (во что мне с трудом верится), а может быть чем-то в чём-то похож… Но в любом случае, сравнение это считаю не очень уместным.

Ж. Щ.: — У тебя есть опыт работы в кино – в популярном некогда сериале «Солдаты». Нет желания, планов повторить этот опыт? Вообще, сколь комфортно чувствуешь себя в кинематографическом пространстве? С театром не взаимодействовал? Нет желания? Мне кажется, что театр должен быть тебе ближе, чем кино. Во-первых, больше возможностей для импровизации, во-вторых, более синтетичный вид искусства, предполагающий большую свободу самовыражения.

Е. О.: — О театре думал раньше. Мне очень хотелось сделать стендап-выступление в театре. Так и осталось мечтой. Может быть мой друг, который тоже занимается стендапом, эту мечту осуществит… Сейчас везде, кроме дома, я чувствую себя некомфортно. Мне не очень нравится играть роль в чьей-то пьесе. Также я считаю себя плохим актёром, да и актёрство мне не нравится: там необходимо знать чужой текст, а мне это не поддаётся – помню только своё.

Возвращаясь к импровизации, я плохой импровизатор, я никогда не любил импровизировать и всячески пытался избегать этого. Мне всегда больше нравилось рассказывать свой заготовленный текст, то что я принёс с собой, то что я специально создал, над чем работал. Импровизация мне всегда виделась как необходимость (для того, чтобы «потушить пожар» в зале, дать понять, что я тут не зря). То есть импровизация в моём случае — это был инструмент, которым я пользоваться в полной мере никогда не умел, но если было необходимо, то приходилось. Приходилось это делать для того, чтобы заявить о себе, и как можно скорее перейти к тому, что я приготовил, к тому что я действительно хотел рассказать.

Ж. Щ.: — Ты, как понимаю, занимаешься ещё и живописью. И, считаю, недооцениваешь того, что пишешь. Есть ли у тебя, как у художника, круг излюбленных тем и тем, табуированных? А касательно юмора? Существуют ли сферы, о которых тебе особенно интересно говорить, и темы, для тебя лично закрытые?

О. Е.: — Конечно же не все свои психологические травмы я готов выносить, для того есть близкие друзья и моя любимая самая красивая девушка!

Рисую я спонтанно и очень быстро. В детстве моим родителям предлагали отдать меня в художественную школу, говорили, что есть талант, но они почему-то не отдали. В то время нас учили рисовать розы, и я до сих пор могу очень здорово нарисовать розы. Но вообще, я рисую, как могу, и только то, что хочется – тему всегда беру из головы. Сейчас рисование выступает в роли спасения… Когда я выступал, то никаких табуированных тем у меня не было. Я говорил обо всём, о чём хотел, что порою приводило зрителя в шок, и поэтому мне приходилось сбавлять обороты. (Речь идёт о клубных выступлениях).

Ж. Щ.: — Десять, девять лет назад был «Смех без правил», «Убойная лига», «Убойной ночи» формировался живой, свободный российский юмор, оттачивался и артистически на сцене, и вербально – в текстах. Не кажется, что сейчас идёт деградация юмора?

О. Е.: — Да, раньше на телевидении было можно больше, чем сейчас. Было меньше страха. И меньше вранья.

Сейчас есть очень много хороших комиков, которые пришли даже не из КВН, я бы их назвал «чистыми» комиками. То, что мы пытались делать в «Убойке» — пародия на стендап. Сейчас стендап набирает обороты. Может быть Камеди клаб деградирует, а стендап, как мне кажется, развивается, набирает всё большие и большие обороты. Просто он сейчас более «подвальный», что делает его даже более ценным. Пройдёт время, ребята окрепнут, и я думаю, что телевидение ещё их покажет… Сейчас очевидно серьёзные проблемы с телевидением, поэтому большинство талантливой молодёжи уходит в интернет: там они могут говорить на те темы, которые считают важными и именно так, как они могут и хотят.

Ж. Щ: — Чем занимаешься сейчас и что в ближайших планах? Е. О.: — Жду вдохновения! Планы не строю. Возможно, летом удастся снять ролик на небольшое эссе, что я написал. Было бы здорово!

Досье

Евгений Отставнов

родился 12 февраля 1983 года в Москве.

Учился в МИЭРА.

Играл в команде КВН «Исключение из правил». Участник шоу «Смех без правил», «Убойная лига», «Убойной ночи» на канале ТНТ, резидент в «Stand-UP Вечер».

В настоящее время проживает в Лондоне.

Жанна Щукина