Все имена в рассказе выдуманы автором, а посему, совпадения с людьми реальными следует рассматривать как чистую случайность

Краснодар с лёгкой руки писателя Виктора Ивановича Лихоносова ласково именуют маленьким Парижем. И это правда! Ведь у нас с тем, большим, много общего. Судите сами. Оба города расположены на одной и той же сорок пятой параллели. Их Шанз-Элизе или по по-простому -Елисейские поля и местная красавица, улица Красная, одинаковой протяжённости — ровно пять километров. А городские Чистяковская роща, парк имени Горького и Солнечный остров, на мой взгляд, ничуть не хуже тамошнего Булонского леса.

***

Имеется в этой самой, роще сакральное место. Знают о нём все горожане умеющие читать, и даже те, которые только собираются приступить «к поеданию этой собаки». Это краснодарский аналог великого французского букинистического базара, расположившегося на берегу далёкой реки Сены.
Но хочу я поведать вам, не о цивильных павильончиках. В которых, если порыться, можно отыскать прижизненные издания великих классиков, а об одной пожелтевшей фотографии. Не так давно увидел её на стеллажах старьёвщиков.

***

Румелёв познакомился с молодой поэтессой Дмитриевской в начале двадцатого века, в столице Французской Республики. Тут же купил у цветочницы букет для приглянувшейся девушки. Затем уговорил её послушать стихи, собственного сочинения. Даме произошедшее весьма понравилось и осталось в памяти. Спустя пару лет судьба вновь свела их, но уже в Петербурге. Между, родственными душами, увлечёнными литературой, возникло то, что объяснять не требуется. До ночи молодые люди читали друг другу только что написанные стихи, а затем, на рассвете, взявшись за руки, бродили по просыпающемуся городу. Как правило, подобные прогулки заканчиваются торжественным походом к алтарю, но не на этот раз. Лиза на предложение руки и сердца, ответила отказом, сославшись на то, что уже сосватана. Но избранник, человек достойный, волею судеб ныне пребывает вдалеке от столицы Российской Империи. Однако составить компанию пылкому ухажёру в поездке в Крым Дмитриевская, не мешкая, согласилась.

***

Всю дорогу простояли у окна вагона. Придумывали смешные прозвища друг для друга. Девушка называла его «Румми». Ей никогда не нравилось банальное «Румелёв». А он нежно именовала спутницу «Лёля». Утверждал, что именно оно более всего подходит Дмитриевской, так как напоминает звук, издаваемый музыкальным инструментом.

***

Остановились в гостеприимном и хлебосольном доме известнейшего поэта Валажина. Лето, море, фрукты, творческие посиделки, и конечно же госпожа Муза! После этого не влюбиться было просто невозможно. И она влюбилась! Впервые в жизни. Бесповоротно, без оглядки!

***

Спустя некоторое время перед Лёлей встал выбор. Вернуться назад, с воздыхателем, или остаться, с не менее влюблённым в неё, хозяином дома?
Мучительно размышляла- «Румми это весна. Мы же с ним ровесники. Он же для меня, вроде младшего брата. Валажин- мужская глыба! Быть рядом-мечта любой женщины? И разве не счастье, что он обратил взор на маленькую и застенчивую поэтессу, неумеху».

***

В холодный и дождливый город начинающий поэт возвращался один. Дамы, с именем похожим на звук музыкального инструмента, рядом не было.

***

— Ну пойми наконец! Женскую лирику в нашей стране не издают, а по сему и не знают! Кто заплатит свои кровные за томик стихов поэтессы, с фамилией Дмитриевская?
Девушка слушала молча. Соглашаясь с каждым словом любимого.
— Мы придумаем тебе звучный псевдоним! А за одно и душещипательную легенду! Отныне ты будешь знойной и загадочной средиземноморкой!

***

Спустя некоторое время на столе известного петербургского издателя Мораковского оказалось письмо. В конверте, кроме стихов, обведённых траурной рамкой, лежали засохшие бутоны розы. Было ясно, что прислала его женщина. Однако вместо подписи в конце послания была красиво выведена одна буква «Ч».

***

Прошла неделя. Мораковский стал уже забывать о странном послании, сосредоточившись на подготовке к изданию нового журнала. На сей раз вместо очередного письма в кабинете раздался звонок.

Голос поэтессы показался издателю ангельским. В душе Мораковского мгновенно образовалось нечто, напоминающее любовный трепет. На деликатные, и не очень, просьбы сообщить имя, собеседница отвечала отказом. Но в конце концов сдалась.-Зовите меня просто Чирабона Горбирек.
Издатель был человеком весьма влиятельным и использовал имеющиеся связи, чтобы, как можно быстрее, раздобыть адрес незнакомки.
В Санкт-Петербурге любая сочинительница, соответствующего возраста, была прекрасно осведомлена, что публикация текстов в его альманахах могла состояться только через постель.
Но на этот раз поиски ловеласа оказались тщетными. Лицо с такой фамилией в столице не проживало.
Игра в звонки продолжалась ещё некоторое время и приводила издателя в полное неистовство. Он готов был пойти на любые жертвы, лишь бы увидеть незнакомку.
Только, заглянувший в кабинет Мораковского пожилой писатель, смог вернуть не вменяемого олигарха на грешную землю.
— Сам посуди. Любая из подопечных всенепременно нашла бы способ очутиться в объятьях такого благодетеля, как ты! Зная женскую натуру, согласись, что я прав! А эта дамочка только звонит и в самых ярких красках описывает собственную шикарную внешность. Здесь дело не чисто.
— Пусть так. Но я всё равно должен её увидеть. Хотя бы один, раз! Только одним глазочком. С таким чарующим голосом женщина никак не может быть уродиной. И меня не переубедить!

***

Прошло ещё несколько дней и наконец, о чудо!
Горничная проводила в кабинет издателя, гостью. В комнату вошла, сильно прихрамывая, та, которую он возжелал все прошедшие месяцы.
Невысокого роста, плотного телосложения, с копной тёмных волос.
— Если вы на это способны, то сделайте милость, пожалуйста простите меня. Кажется, я причинила вам некоторые страдания— вымолвила посетительница, и с её глаз хлынул поток, слез.
Но голос! Тот, к которому он привык! Теперь его уши улавливали едва различимый шёпот.

***

Более судьба их не сводила. Очередной номер поэтического альманаха вышел с подборкой стихотворений Чирабоны Горбирек. Просматривая шаблон нового издания Мораковский, хотел вычеркнуть её творения, но рука, сжимающая перо, безвольно опустилась на стол. В голове олигарха всё ещё звучал навязчивый голос загадочной южанки, такой завораживающий и манящий.

***

В творческих кругах столицы из уст в уста передавали сплетни о том, что Румелёв с Лёлей! В общем у них, что-то было, и не раз. Некоторые утверждали, что автор этих слухов, сам Румми. Жених девушки всё ещё отбывал воинскую повинность и не мог вступиться за честь наречённой. И тогда с его разрешения, наглеца вызвал на дуэль приехавший в Санкт- Петербург, Валажин. В мастерской Мариинского театра, в присутствии не малого количества свидетелей, отвесил клеветнику увесистую затрещину!
Это дуэль? – спросил поэт, потирая ушибленное место.
— На старинных пистолетах! — Последовал ответ.

***

Сутки понадобились секундантам на согласование деталей. Никто не знал дуэльного кодекса и прочих, обязательных условностей.
Румилёв требовал, чтобы стрелялись с самого близкого расстояния! И палили столько раз, сколько потребуется до смерти одного из участников!
Но секунданту Валажина, графу Алексею Худому удалось убедить всех, что менее чем на пятнадцати шагах дуэли не проводятся, так как меньшее расстояние- чистое убийство!
Вопрос о месте поединка не стоял. Где могут стреляться творческие люди? Только на Черной речке и никак иначе!

***

Погода в день дуэли выдалась скверная. Ветер с моря, снег! Выбираться из дома для того, чтобы кого-то убить или самому быть убитым- безобразие!
Автомобиль Румелёва забуксовал в снегу. Дуэлянт одетый, как и подобает случаю, в шубу и старинный цилиндр, стоял в стороне. Безучастно наблюдая за тем, как друзья толкают машину.
Валажин, нанявший извозчика, тоже застрял в сугробе. Вышел из кареты и пошёл пешком. Однако потерял по дороге калошу. Назвал её талисманом! И без данного предмета к барьеру идти отказался! Присутствующие кинулись искать пропажу. Нашли. Надели.

***

— Ну и шаги у вас граф! Вы таких ранее не делали! Извольте отсчитывать полагающееся расстояние нормальным размером! — Крикнул Румилёв, Худому. — В противном случае нам придётся всё согласовывать заново!
Наконец он, демонстративно бросив шубу в снег, поправив смокинг, стал на указанное место.
Валажин остался в шубе и калошах. Однако шапку снял и аккуратно положил рядом с собой.

***

Как правильно заряжать старинные дуэльные пистолеты никто из присутствующих не знал. Выяснилось, что нужны пыжи, кои впопыхах приобрести забыли.
Выход из положения нашёл граф. Вытащил из кармана носовой платок, разорвал пополам и протянул дуэлянтам. — Господа стреляем насчёт три.-Дрожащим голосом произнёс он, и отвернулся.
Поэт промахивается.
А пистолет Валажина дал осечку.
— Я категорически требую, чтобы этот господин сделал свой выстрел! Пусть перезаряжает! Я подожду. Мне спешить некуда!
Валажин дрожащей рукой выстрелил в воздух. Опять осечка.
Граф подбежал к нему. Отобрал пистолет и выстрелил в землю. Торжественно поднял вверх несостоявшееся оружие убийства.
— Господа! Видите сами! Имели место две осечки подряд. Стрелять в третий раз, категорически не по правилам. Считаю, что данный поединок закончен!

***

Городские власти, узнавшие о случившемся, наказали дуэлянтов штрафом… в десять рублей ассигнациями!

***

А виновница всего этого собрала вещи и покинула столицу. Не мешкая вышла замуж, не забыв изменить фамилию. Отныне именовалась госпожой Васильчиковой. Под этой фамилией её и запомнили в моём родном городе.

***

Десять лет спустя.

***

— Я так чую, что от гражданочки белогвардейщиной аж за версту прёт. Потому как ты есть контра не добитая! И будь моя воля, шлёпнул тебя, вместе с муженьком. Аккурат возле того заборчика. — Одетый во всё кожаное, чекист показал маузером на окно, за которым виднелась трёхметровая стена.
Васильчикова поморщилась. Её регулярно вызывали в ЧК. Грозились арестовать или сразу расстрелять, как чуждый трудовому народу элемент. Но бог миловал. Пронесёт и на этот раз.
— Мужика свого благодари. Башковитый он у тебя. Мелиоратор, мать вашу так! Нужон, понимаш, молодой республике! Короче, ставь заковыку на бумаге и вали отседова! В ссылку! В этот, как его, всё забываю. В Екатеринодар! И тамошним товарищам передай! Пусть быстренько город переименовывают! Негоже царицу-эксплуататоршу во всех фициальных бумагах поминать. Не порядок это! Пережиток прошлого! Проваливай! У меня контры полный подвал скопился, а я тут с тобой лясы точу.-Чекист схватил со стола лист бумаги и швырнул его в лицо женщины.

***

В южном городе Лёля, с трудом, нашла себе работу в переплётной мастерской. По вечерам пыталась писать стихи. Своих детей у них с мужем не было. Может быть именно поэтому ей хотелось сделать что-то полезное, для чужих. Так появилась идея создания спектаклей для маленьких.
Эта тема волновала ещё одного горожанина — Шмуэля Моржака. В августе двадцатого года город вернулись красные. Уже окончательно! Открыли университет. Там Шмуэль выступил с докладом о Театре для юных горожан. Пригласил Васильчикову. И дело пошло. Спустя некоторое время была поставлена инсценировка. Затем в помещении Городского театра имени товарища Луначарского состоялась премьера пьесы о летающем предмете. Газеты взахлёб писали, что в провинциальном городе родилось первое в советской стране большое детское учреждение! И даже придумали для него название -Детский Городок. Предтече будущих Дворцов пионеров.

***

В соседнем Крыму встретились бывшие дуэлянты.
Это уже были другие люди, жившие в совершенно иной стране.
— Неужели вы тогда поверили причитаниям той сумасшедшей дамы?-Спросил один другого.- Впрочем, если что, то я сударь, к вашим услугам.
— Никого если, быть не может. И вы это знаете не хуже меня!
На этом и закончился короткий диалог двух великих людей.

***

Румелёва несколько лет спустя расстреляли по сфабрикованному ОГПУ делу.

***

Валажин добрый десяток лет жил в своём Крымском доме. К нему поваляться на пляже и покупаться в море, приезжали полностью ставшие советскими, литераторы. Вначале тридцатых годов его настиг инсульт, от которого поэт уже не оправился до конца дней.

***

Молва о Краснодарском детском театре дошла до Москвы. Нарком просвещения пригласил Моржака в столицу.

***

А Васильчикову в очередной раз вызвали в ОГПУ.
В доме, где она жила, провели тщательный обыск. Забрали дневники и стихотворения. Женщину упекли в тюрьму. Через некоторое время освободили, но ненадолго. В конце концов следователи вывезли всё, что можно конфисковать, а бывшую хозяйку высылали из Краснодара. В Ташкент.

***

Новый друг, знаток китайского и переводчик предложил Васильчиковой создать очередную литературную мистификацию. Написать цикл стихов от имени китайского поэта Ля Цза. «Домик под фруктовым деревом».
Однако женщина к тому времени уже тяжело болела. И вскорости умерла в городской больнице.

***

Держу в руках старую фотографию. Всматриваюсь в удивительное лицо. Вспоминаю, как живя в столице Узбекистана, пытался найти её могилу, но тщетно.

***

Вот и выходит, что творческая судьба этой женщины началась с мистификации, прошла через дуэль двух великих поэтов и мистификацией же закончилась.

***

Городок, наш Городок.
Ты хоть краснодарский,
Но тебя, наш Городок,
Знает Луначарский.
Автор стихов С. Я. Маршак

Александр Ралот