Знаменитый историк Николай Карамзин, приступая два века назад к написанию трактата «О древней и новой России», предпослал ему многозначительный эпиграф: «Несть льсти в языце моем» (Псалом 138), что в переводе на теперешний язык межнационального общения звучит, как торжественное обещание говорить только правду. И, надо признать, свое обещание он сдержал. И двести лет назад, и в наши дни обращенный к монарху державный монолог великого историка воспринимается русскими людьми нашего времени как голос Правды, который последний раз они слышали в приказе Верховного Главнокомандующего «Ни шагу назад!», и которая позарез нужна им сегодня как избавление от слепоты и беспомощности своего существования.

Желание, конечно, благое, но исполнимое ли?..

Не сомневаюсь, что большинство моих соотечественников не прочь во всем поступать по правде, однако трудно прожить даже день, не «соврамши». Это я по себе знаю. А как у тебя, читатель, с этим делом, с враньем, то бишь?..

Конечно, в тебе вспыхивает протест против столь голословного намёка. Ты, конечно, сама честность и принципиальность, но тогда объяснись, пожалуйста, почему, когда к тебе вчера явились незваные гости, ты кинулся взахлёб уверять этих невеж, что бесконечно рад их видеть, что недавно они тебе приснились, и ты с нетерпением ждал их прихода?.. А не брякнула ли твоя супруга незваным гостям, что купила шубу за тридцать тысяч, хотя отдала за нее всего двадцать?.. А не выкинул ли на днях твой отпрыск дневник с двойками на помойку, но тебе поклялся, что его потерял?..

Почему же мы так много и безостановочно врём друг другу?.. Слышу голос: врут не только в России, врут и на столь обожаемом нашей элитой Западе. На этот счет можно сказать, сославшись на мнение Достоевского, что в других нациях лгут в огромном числе случаев только негодяи из практической выгоды, то есть лгут с преступными целями. А у нас, в России, «могут лгать совершенно даром самые почтенные люди с самыми почтенными намерениями». Лгут, чтобы доставить слушателю удовольствие, чтобы прослыть толерантным и продвинутым, но в большинстве случаев лгут по инерции словоизвержения: ляпнет человек, не думая, о чем-нибудь и примется расцвечивать вранье всякими ловкими придумками. Во вранье мы сразу становимся мастерами слова, жеста и мимики.

А помним ли мы, сколько коробов самозабвенно наврал каждый, якобы со знанием дела рассуждая о какой-нибудь книге, кинофильме, спектакле?.. А не случалось ли нам быть знатоками болезней, с убедительностью медицинских светил рассуждать о раке, СПИДе и прочих хворях рода человеческого?.. И так бойко глаголили, так затейливо, можно сказать, художественно врали, что разойдясь со слушателем, с удовольствием вспоминали, как он был поражен вашим многознанием, как он в свою очередь врал, что непременно последует вашим рекомендациям и тотчас пойдет в аптеку и купит именно то, что вы ему прописали на людной улице.

А не толковали ли вы с жаром знатока об адронном коллайдере, птичьем гриппе и свином, о теореме Пуанкаре, которую решил некий петербургский затворник и отказался от наградного миллиона «зеленых»?.. Словом, любим мы потолковать о предметах, где нашему вранью открывается полное раздолье, не страшась зарапортоваться и обмишулиться.

В России безграничные возможности для вранья объясняются тем, что собравшись по какому-нибудь поводу праздничного свойства, мы сразу становимся трепетно деликатны друг к другу. Только соврет один гость, так его тут же поддержит враньем своего приготовления другой, выступит и третий, найдется и четвертый враль, и пятый, пока нить лганья не вернется к зачинщику, и, дав соврать всем, он смело может избрать новую тему для застольного вранья.

Сказанного, думается, достаточно для признания, что врем мы без всякого удержу, можно даже сказать, что жить без этого не можем, и полагаем, что ложь, пусть и не безобидна, но во многих случаях необходима. Ложь во спасение – весомый аргумент в защиту вранья. Не будем этого оспаривать, но обратим внимание на то, что начиная врать с некоторой опаской, мы очень скоро начинаем верить своему вранью самым искренним образом, и повторяем его при всяком подходящем случае, оставаясь в своем убеждении честным людьми.

Вот говорят, что все предвыборные обещания кандидатов в депутаты, в лучшем случае, наполовину вранье, однако мы делаем вид, что им верим, потому что сами во многом такие же лгуны, как и претенденты на выборные должности. В таком разе голосование превращается во взаимное вранье: проголосовав за заведомую неправду, я соврал тем, что сделал вид, будто верю в нее без всяких сомнений. Скажут, что это неизбежные издержки демократии, но нестерпимым количеством вранья объясняется массовая неявка к избирательным урнам. Люди, если не понимают, то инстинктивно чувствуют, что их вовлекают в недостойное дело и отказываются соучаствовать во вранье.

Мало сказать, что вранье проникло во все поры государственного организма, оно заимело и своих апологетов на самом верху госуправления, откуда нет-нет да слышаться речевки о неизбежности и бессмертии коррупции и даже о некой его полезности для общества. Эти безумные пассажи свидетельствуют, что ни менты, ни юридическая профессура, ни госслужащие первого ранга, ни первые лица до сих пор не разобрались в сути коррупции, которая представляет собой в сухом остатке вранье, доведенное до крайней степени бесстыдства. И системную борьбу с коррупцией надо начинать с законодательного запрета вранья, которым опутана вся вертикаль власти. За вранье надо наказывать, а не поглаживать по голове. При Сталине нередко сотрудников НКВД за вранье расстреливали. Перед денежной реформой 1947 года расстреляли нескольких начальников областных. НКВД за то, что самовольно были вскрыты секретные пакеты, и по стране поползли слухи о замене денежных купюр. И сегодня народ, изнемогая под гнетом вранья всех видов и оттенков взывает к правде… И зовут эту беспощадную народную правду – Сталин.

Этот пример показывает, какую смертельную опасность представляет вранье для государства. Но куда большей опасности подвергает себя человек, возлюбивший неправду, ибо подвергает опасности омертвления свою бессмертную душу, хотя Бог и оградил её от уязвлений грехами двумя заслонами – стыдом и совестью. Первый заслон – это стыд, который начинает обжигать и знобить душу, когда к ней пытается прикоснуться что-нибудь противоестественное. Стыд заставляет нас вступать в схватку с враньем, которое в наши дни маскируется под толерантность и призывает дать место в жизни тому, что от начала человеческого рода считалось грехом и поганством. Стыд до сих пор является действенной защитой души, но его очистительное действие чаще всего совершается уже после дурного поступка, когда тот уязвит совесть, в которой, как в сберегающем коконе, пребывает человеческая душа.

Бесспорно, что вранье погубило несчетное число человеческих душ, но кто, кроме несомненно ответственного за свою душу самого человека, разделяет с ним эту ответственность или выражает к ней сочувствие? Увы, таковых нет. Есть общества любителей чего угодно, но про общество любителей правды мне неизвестно. Видимо, правда, как была сиротой человечества, да так и осталась. Одно время она прижилась было в Советском Союзе, да недолго: вранье в социалистическом государстве к 1991 году такую силу взяло, что при гробовом молчании народа его душу, а она и есть Правда, затоптали почти до полного омертвления отступники от справедливости, кстати, с одобрения руководства всех религиозных конфессий. А уж они-то должны были знать, что Бог, Истина, Правда суть равнозначные сущности. Так что правды теперь нет ни у попа за пазухой, ни у муллы под ковриком, ни у раввина под шляпой.

Нестроения в России начались не сегодня. Страна, где «все не так, как надо», с ужасающим нравственным креном движется в сторону бездны небытия, одурманивая себя враньем, поскольку эталоном либеральной «правды» сейчас выступает биржевой курс доллара и евро. Власть не имеет нравственного авторитета, для нее истиной является соотношение валютных резервов с ценой барреля нефти. В отношениях между людьми нормой все чаще становится цинизм, бесстыдство, и тот, кто не следует этим правилам воспринимается обществом как придурок.

Вранье давно уже победило нас в том, что раздвоило Правду на ту, что пребывает на небесах, и так называемую «правду жизни», согласно которой вранье заимело все права гражданства, и так в человеке потеснило стыд, совесть и саму душу, что она пребывает в сомнамбулической прострации. Выгода и чистоган изменили нравственную ориентацию человека, и то, что было вчера черным, сегодня может вполне выдаваться за белое.

Пусть каждый приглядится к себе, любимому, и неизбежно с отвращением поймет, что тоже пребывает в раздвоенном состоянии. На работе он выполняет определенную штатным расписанием роль, щёлкает каблуками, громче всех орёт корпоративную кричалку, но, придя домой, этот же человек превращается в ярого ниспровергателя общественных порядков, и таким образом, на коленях, бунтуют десятки миллионов наших граждан.

И здесь я должен высказать мнение, которое определенно не понравится «озападненной» части общества. Уже четверть века они топчутся под знаменами перестройки, на которых написан призыв Солженицына: «Жить не по лжи». А вранья в России все больше, оно все гаже и непотребнее. В чем писатель оказался не достаточно дальновидным?

Ответ на этот вопрос находится в содержании самого лозунга: жить не по лжи – это жить по правде. Спрашивается, по чьей правде?.. Солженицын про это не говорит. Тогда может быть по его искривленной злобой на Сталина гулаговской правде?.. Но правда одного человека никогда не будет правдой всего народа. А мнение народа испокон веков в России всегда было другим – жить надо по Совести.

И помнить завет Николая Михайловича Карамзина:

«Несть льсти в языце моем»

Николай Полотнянко