Не найти среди ремесел и профессий человеческих ничего более странного, неуловимого и необъяснимого, чем поэзия. Ну, что, казалось бы, может нести в себе фраза, набор на первый взгляд обычных слов – “В горнице моей светло. Это от ночной звезды. Матушка возьмет ведро. Молча принесет воды”. Но прочитаешь их, проговоришь вслух, и легче станет, словно сил набрался, воздуху свежего глотнул. И жизнь кажется притягательнее и ярче, желанней. Слова вроде бы ни о чем, так, выдумка. Разве может, к примеру, звезда осветить комнату? Да никоим образом. И зачем, скажите,  пожилой женщине, одной, идти за водою ночью? Бессмыслица какая-то. Что хотел этим сказать поэт? И что это за люди такие – поэты, кому они нужны?! Вот кондитеры, пекари, ткачи нужны определенно, а поэты?

Как-то попалась мне на глаза тоненькая книжечка, сборник стихов. Кроме других стихотворений, в нем были такие строчки –

Ах, кто не любит первый снег

В замерзших руслах тихих рек,

В полях, в селеньях и в бору,

Слегка гудящем на ветру!

Словно живым дыханием пахнуло с неживой бумаги, до того так ярко, образно и естественно нарисована картина деревенской жизни. Будто сам побывал на празднике, и это тебя забрызгало снегом, пушистым и кружащимся, и это ты, увидав лося, вздрогнул и замер от неожиданности. Стихи поразили мое воображение, и я запомнил имя поэта – Николай Рубцов.

Было это почти тридцать лет назад, весной семьдесят седьмого года.

Если говорить о месте Рубцова в мировой поэзии, то оно, это место, на сегодняшний день, пожалуй, не будет столь значимым и весомым, как скажем, место Пастернака или Бродского, поэтов общепризнанных, с мировой известностью и увенчанных лаврами Нобелевской премии. Но как раз здесь и кроется загадка. Известно, что поэзия живет и развивается преимущественно в рамках породившего ее языка. Смысл слов и их звучание, фонетическая структура и языковая конструкция речевых оборотов настолько тесно связаны, переплетены между собой, что невозможно не нарушить информационную наполненность стиха при переводе  его с одного языка на другой. Мало того, одни и те же слова, в разных языках обозначающие одинаковые или сходные предметы и явления, имеют разное смысловое наполнение. Вектор смыслов у каждого слова свой, меняющийся от языка к языку. Отсюда, чем теснее поэт и его творчество связано с языком-родителем, чем глубже удалось ему проникнуть, врыться в первородный пласт по тем или иным причинам (как правило, это происходит без сознательного авторского участия), тем сложнее и дольше его путь к чужому, иностранному читателю. Понять, проникнуться поэзией Блока, Фета, Пушкина, Есенина (список не окончательный) совершенно невозможно без полного и любовного знания русского языка, без знания истории и культуры русского государства, без знания сущностных основ русского характера. Поэтому, если кто из поэтов и вырывается за пределы родного языкового пространства, приобретая всемирное звучание, то благодаря не одним только поэтическим качествам — тут работают иные, глобальные механизмы. Очень многое зависит от личности переводчика. Тут уж как повезет. Позавидовать можно прозаикам и драматургам, чьи произведения почти не знают языковых границ.

Иное место отведено Рубцову в русской поэзии. И место это ширится с каждым днем. За последние десять лет по России распродано свыше миллиона книг со стихами Николая Рубцова, интерес к его творчеству неуклонно растет, повсюду на прилавках, на книжных развалах можно встретить книги со стихами Рубцова. Их поют, их знают, их изучают в школе и в университетах. В чем тут дело, в чем секрет писательского успеха невзрачного на вид вологодского паренька? Рубцова ведь никто не насаждает, как это в свое время происходило с некоторыми советскими поэтами.

Дело, на мой взгляд, в том, что секрета тут никакого нет. Секрет может и должен быть в бизнесе, где формула, как путь к успеху, играет, несомненно, важную роль, но в литературе, тем более, в поэзии… Если кто из поэтов задумает всерьез пробраться на Олимп, вряд ли у него что-нибудь получится. Слишком много тут всего намешано, много привходящих, не зависящих от автора обстоятельств, и одной формулой тут не обойтись. Природный поэтический дар, помноженный на тихую совестливость души, возведенную в степень зрячей любви к Родине и своему народу — вот и весь секрет, вся формула. Хотя, скорее это голгофа, тяжкий и кроваво-тернистый путь к народной славе и не всякому, даже очень талантливому, поэту дано его преодолеть. Рубцову это было дано. Но если хотя бы на мгновение представить себе ту жизнь, которую прожил поэт, отрезок длиной в тридцать пять лет, от детского дома, без матери и отца, через бесконечные скитания и мытарства, без жилья и средств к существованию, через бесконечные пьянки и дебоши до полученной в самом конце жизни однокомнатной квартиры, в голове не укладывается – как в таком хаосе, бешеной неразберихе можно было написать “Ночь на родине”, ”Зеленые цветы”, “В глуши”, “В минуты музыки”. Видимо, талант все же удивительно крепкое и стойкое растение, раз его не смогли убить, раздавить невыносимые для многих обычных людей жизненные обстоятельства. Впрочем, и Рубцов их не вынес, нелепая кончина поэта во многом была предопределена его беспокойным поведением. Но обрыв биологической жизни поэта не означил собой духовную смерть, напротив, вхождение его в народ только усилилось и многократно умножилось.

Мне приходилось не раз слышать от серьезных и неглупых людей, что если бы Рубцова не убили, то о нем никто бы не знал. Подобная точка зрения не имеет под собой основательной почвы хотя бы потому, что тогда это утверждение пришлось бы распространить практически на всю существующую со времен Ломоносова и Хераскова русскую поэзию. Да и не только русскую. Поэт ведь существо неземное, никто толком не знает, как рождаются стихи, и навряд ли возможно требовать от такого человека уравновешенного социального поведения, как от благовоспитанного горожанина. Разумеется, это не означает и не оправдывает никоим образом те или иные выходки зарвавшегося рифмача, возомнившего себя великим поэтом. Единого мерила здесь нет.

Но вернемся к стихотворению, отмеченному в начале статьи, и приведем его целиком.

В горнице моей светло

Это от ночной звезды

Матушка возьмёт ведро

Молча принесёт воды

 

Красные цветы мои

В садике завяли все

Лодка на речной мели

Скоро догниёт совсем

 

Дремлет на стене моей

Ивы кружевная тень

Завтра у меня под ней

Будет хлопотливый день

 

Буду поливать цветы

Думать о своей судьбе

Буду до ночной звезды

Лодку мастерить себе

Я не проставил знаки препинания сознательно, потому, что они, на мой взгляд, здесь не нужны. Настолько музыка стиха волшебным образом преобладает над текстом. И объяснять здесь тоже ничего не нужно, стих построен по законам музыки и живописи и лишен сюжетной линии. Тогда что же привлекает, завораживает читателя (и слушателя), что такого содержится в этом стихотворении, что многие поэты, музыканты и литературные критики в один голос причислили его к разряду шедевров? Ответить на этот вопрос, не ошибившись, очень сложно. Почувствовать можно. Вообще многое в искусстве, живописи, музыке и поэзии, в частности, определяется чувством, эмоциональной восприимчивостью, обостренным ощущением и переживанием прекрасного. И стихотворение Николая Рубцова “В горнице” напоминает мне удивительной формы пустой сосуд, наполнить который можно по своему усмотрению. Что и делает читатель, наполняя его своим опытом, мыслями и переживаниями и придавая сосуду неповторимую окраску. Оттого и близко это стихотворение многим миллионам читателей, вызывая у каждого из них свои, незаимствованные и неподдельные ощущения.

Рубцовым написано немного, около четырехсот стихотворений (если быть точным — 423, по данным поэтического сборника “Николай Рубцов. Избранное. Москва, ‘Художественная литература’, 1982 год”), но из них пятую часть определенно можно отнести к поэтическим шедеврам. Берем книжку, листаем наугад, открываем страницу и читаем —

Тихая моя родина!

Ивы, река, соловьи…

Мать моя здесь похоронена

В детские годы мои.

 

Тихо ответили жители,

Тихо проехал обоз.

Купол церковной обители

Яркой травою зарос.

Видимо, такова особенность рубцовской поэзии, что поэт видит окружающую  жизнь сквозь чистый, незамутненный кристалл душевного зрения, не привнося в поэтический образ ничего лишнего, мешающего успокоиться и погрузиться в светлые воспоминания. Ничего лишнего… Действительно, поэзия Николая Рубцова в лучших своих образцах на редкость лаконична и многослойна, поэт способен одним словом, звуковым повтором, одной-единственной фразой выразить чувство, объединяющее  людей, живущих на одной земле. А что такое поэзия, как не средство, попытка объединить людей, показать им, что они братья, что общего между ними гораздо больше, нежели чего-то другого, что они лучше, чем хотят себе казаться. Всю свою жизнь человек трудится, строит дом, возделывает землю, чертит чертежи, собирает умные машины, а для чего? Чтобы придти домой, лечь на диван и, включив домашний кинотеатр, насладиться плодами цивилизации? Или пойти в ресторан или казино, спустить там тысчонку-другую зеленых и ощутить себя царем природы? Или открыть глянцевый современный журнал, пролистать новую модную повесть или подборку иронических, зарифмованных строчек, воскликнуть – надо же! – рассмеяться, получив заряд энергии, сходить на кухню, выпить чего-нибудь там, что подвернется под руку, вернуться и снова уткнуться в тот же журнал, ощущая себя на пульсе современного литературного процесса. То, что человечество неуклонно и стремительно деградирует, общеизвестный факт, только слепой не замечает этого и спасение видится в возврате к естественному образу жизни, где сильное чувство и чистая совесть ценятся выше вклада в банке и наличной недвижимости. Но когда это будет, не знаю и будет ли — неизвестно.

Наивно думать, что ничего нового Рубцов в поэзию не принес, что он повторил то, что до него и так хорошо было известно. Смешно слышать утверждения, что Рубцов – деревенщик, будто поэзию можно подразделить на деревенскую и городскую. Да, словарь Рубцова не нов, в нем не содержится никакого шокирующего  новаторства, главные качества его поэзии – задушевность, пронзительная, до слез, чистота, ясность чувства, незлобивость и полное отсутствие какой-либо корысти, искренность и завораживающая музыка слова, звучащая едва ли не в каждом стихотворении. Собственно, по этой музыке и можно отличить Рубцова от любого другого поэта. От его стихов исходит удивительный свет, мерцающий, ровный и благодушный, это свечение и является главной загадкой Рубцова. Ибо такие стихи сочинить невозможно. И в этом отношении поэзия Николая Рубцова стоит в одном ряду с музыкой Моцарта, скульптурами Родена и живописью Левитана как чарующее наследие мировой художественной культуры. Я не оговорился, именно мировой. Рубцову предстоит долгий путь к общемировому признанию. И не надо никому ничего доказывать, поэзия сама пробьет себе дорогу. Хотя, будет это не скоро.

Личность Рубцова противоречива и отнюдь не так привлекательна, как его поэзия. Когда я впервые побывал в Вологде в 1994 году, движимый желанием узнать о Рубцове побольше, поговорить с людьми, знавшими поэта, то наткнулся на плотную, непроницаемую стену. Казалось бы, приехал человек с Урала, расскажи ему о поэте, пусть весть о Рубцове разлетится по всей России, но нет – глухое молчание. Складывалось невольно ощущение, что все вологодское окружение поэта (или почти все) не понимало поэта, не признавало его стихов, сторонилось его разухабистого и нарочито-скандального поведения. А какое может быть другое поведение у бездомного детдомовца, сдружившегося с пьянкой и разгулами, в душе которого незаметно для внешнего глаза всегда жила тоска и болезненно-трепетная любовь к красоте?

И, разлюбив вот эту красоту,

я не создам, наверное, другую…

Каждый поэт в глубине души считает себя гением. И это отчасти, наверное, оправдано характером работы. Когда пишешь, складываешь стихи, мучаешься в поисках нужного слова или рифмы, можно на какое-то время ощутить себя этаким эльфом, воспарившим над землей. Но вот в чем дело: написав стихотворение, закончив над ним работу, нельзя не обернуться назад, посмотреть на только что сделанное и поразиться собственной убогости – как ничтожно все, что тобой написано. Подлинный поэт не только творец, но и судья. И чем строже этот судия, тем выше может быть результат поэтической работы. Рубцов чувствовал силу своего таланта, и, видимо, не всегда был мягок и тактичен с товарищами, в чьих стихах не находил поэзии. Вроде и словарь тот же, и мысли схожи, и чувства, но нет чего-то такого, что трогает душу. Как никто другой, Рубцов это понимал.

Когда в свет вышла книга Людмилы Дербиной, последней женщины поэта, так и не ставшей его законной женой, но проведшей с ним трагические январские дни и по воле рока оборвавшей их, приоткрылась завеса над жизнью поэта и человека, о котором уже вовсю ходили легенды. К тому времени образ Рубцова чуть не канонизировали, в вологодских газетах и сборниках печатались все стихи поэта без разбора, и ранние, нехарактерные, и просто слабые, которые сам поэт ни за что бы не напечатал.. Поэтому книга пришлась как нельзя более кстати, отличаясь от критиков (неожиданно возлюбивших все, что написал поэт) открытостью, честностью и зрячей любовью к поэту. Да, характер у Рубцова был несладким (об этом знали и в свое время писали Вадим Кожинов и Станислав Куняев), задиристым и вздорным, но ведь он мог быть и ласковым, мягким и вдохновенным. И в эти минуты он приближался к своей поэзии, без которой не мог жить, без которой тосковал и которая составляла сердцевину его неустроенной и взбалмошной жизни.

Я так люблю осенний лес,

Над ним – сияние небес,

Что я хотел бы превратиться

Или в багряный тихий лист,

Иль в дождевой веселый свист,

Но, превратившись, возродиться

И возвратиться в отчий дом,

Чтобы однажды в доме том

Перед дорогою большою

Сказать: — Я был в лесу листом, —

Сказать: — Я был в лесу дождем!

Поверьте мне, я чист душою…

Просить так надрывно и пронзительно признания в душевной чистоте мог только человек, испытывавший острый недостаток в дружбе. У Рубцова не было друзей. Приятели были, до поры, до времени. Доподлинно этого не знаю, и утверждать окончательно не могу, но, кажется, это так и было. Не могло детдомовское детство пройти бесследно, и Рубцов болезненно реагировал на все, что казалось ему фальшью, позерством и душевным хамством. Рубцов жил в одно время с Тарковским, Вампиловым, Высоцким, Шукшиным. Не сошелся… Не тянула к себе столичная тусовка — манеры были не те, одежонка худая. К тому же не мог Рубцов отсиживаться в стороне, когда другие важничали – влетал отчаянно в спор, помогая себе кулаками, отчего с ним постоянно что-нибудь случалось. В Вологде все было как-то проще, по-свойски. И земля вологодская отвечала любовью на любовь, где поэту писалось легко и вдохновенно.

За все добро расплатимся добром,

За всю любовь расплатимся любовью…

Был ли Рубцов счастлив? Наверное, был. Когда из одинокой души рвутся стихи, не может душа не чувствовать свою причастность к высокому и бессмертному. Но мгновения эти коротки, они пропадают, сгорая во тьме, и снова та же жизнь, надрывная, тяжелая и беспросветная.

Как не найти погаснувшей звезды,

Как никогда, бродя цветущей степью,

Меж белых листьев и на белых стеблях

Мне не найти зеленые цветы…

Всю свою жизнь искал Рубцов зеленые цветы, искал и не нашел. Как символ далекого счастья, как островок недостижимого тепла и уюта посреди резкого, бушующего и чужого моря жизни. Так ребенок, рано потерявший мать, в каждой женщине ищет ее черты.

3 января 2021 года Николаю Рубцову исполнилось бы 85 лет. Хотелось, чтобы как можно больше русских, российских людей, всех, кому близок и дорог русский язык, русская культура, познакомилось с наследием замечательного поэта Николая Рубцова. Может, тогда и в мире тепла, радости больше станет. Пусть на йоту, на одну щепотку, но больше.

Сергей Круль

член СРП

г. Уфа