Непопулярный термин «эгофилия», при редком его употреблении, в основном используется в качестве синонима эгоизма, эгоцентризма, порой – нарциссизма. В словаре психологической науки существует также так называемый «эгофильный тип», обозначающий ту разновидность личности, в которой доминирует инстинкт самосохранения, но это сугубо профессиональная терминология. Что касается вышеприведенных бытовых слов (эгоизм и т.п.), то смысл их хорошо известен и понятен более-менее грамотному человеку, и в дополнительных интерпретациях, очевидно, не нуждается, соответственно, термину «эгофилия» может быть приписан иной, гораздо более объемный смысл. Что имеется в виду?

Вначале пару строк юмора. Этим термином можно обозначить, например, патологический онанизм. По аналогии с педофилией или геронтофилией. Но дальше – по-серьезному.

Если отбросить в сторону стыдливую скромность и лицемерие, то каждый из нас должен признаться, что считает себя, по крайней мере, на редкость хорошим человеком, не говорю больше. Убийцы и насильники не составляют исключения. Самый известный в мире гангстер Аль Капоне так подводил итог своего пути:

«Лучшие годы своей жизни я потратил на то, чтобы помогать людям хорошо проводить время. И какова же была награда за это?»

У него, как видим, большая обида на людей за их «неблагодарность».

Человек смотрится в зеркало, видит в нем оскал дьявола и восхищается им. Каждый из нас на каком-то этапе своей жизни приходит к однозначному выводу, что он и только он имеет право называться настоящим человеком, все остальные – дерьмо. Не случайно же говорят, что хорошо знать друг друга – это наверняка означает ненавидеть и презирать друг друга. Должно быть, именно большой жизненный опыт и порождает такое явление, как старческая мизантропия. Вот, и Ницше делает безотрадный вывод:

«Со всем своим знанием других людей не выходишь из самого себя, а все больше входишь в себя»

А задолго до него Диоген Синопский ходил днем с фонарем и тщетно искал человека. Это поразительный феномен нашего сознания – более всего мы жаждем общения с другими людьми, непрестанно ищем их (с огнем!), но менее всего склонны примиряться с ними, с их несовершенством, даже вполне осознавая, что и сами имеем немало изъянов.

Вот это чувство своей исключительности, единичности я бы и назвал эгофилией. Заметим, эгофил вовсе не должен быть эгоистом; он может быть даже альтруистом; логически он вполне может осознавать также, что не меньше других подвержен порокам, но это ни в коей мере не подвергает сомнению иррациональное его убеждение в своей исключительности, в определенном смысле, совершенстве. Человек действительно очень далек от идеала, и он, как ему кажется, осознает это. Теоретически. Может, он даже внутренне казнит себя за какие-то проступки, упущения. Но стоит только слабо намекнуть (только намекнуть!) на маленькую соринку в его глазу, как он сразу же гневно станет рассказывать о лесосплаве в глазу укоряющего. Мы нередко используем банальную формулу, что идеальных людей не существует, утаивая (прежде всего от самих себя) свое сокровенное приложение к этой формуле: кроме меня!

Загадка природы: как это только я один уродился такой хороший и не могу днем с огнем найти себе достойного товарища? «Почему, почему я лучше всех?» – едва ли не плачет Даниил Хармс в своем рассказе «Как я растрепал одну компанию».

В свете изложенного становится ясным, что синонимом эгофилии (в нашей интерпретации) в первом приближении следует признать нарциссизм – ведь именно Нарцисс во всем мире не нашел иного объекта для обожания, кроме самого себя, любимого. Явление, вызывающее, скорее, меланхолическую усмешку, чем что-либо более серьезное. Но что самое важное – и это следует подчеркнуть особо – эгофилия в данной интерпретации является качеством, присущим всем без исключения людям, в отличие от любых иных качеств – эгоизма, например – которые мы приписываем людям лишь определенного типа.

Разговор, однако, приобретает совсем иную коннотацию, когда мы переходим к рассмотрению данного явления в приложении к обществу в целом, народам и государствам. Тут можно без обиняков заявить, что не только человеком, но и обществами, и миром в целом управляет эгофилия, нарциссизм. Скажите, что это не так.

Надо заметить, что нарциссизм у наций выражен намного сильнее и откровеннее, чем у отдельно взятых людей. И это понятно: ведь у каждого члена сообщества есть возможность примерять декларированный идеальный образ на себя, формально не особенно выпячивая при этом собственную персону, то есть, сохраняя некоторую внутреннюю «политкорректность», «скромность». Патриотизм (то бишь нарциссизм) последнее прибежище не негодяя, как это порой говорят, а просто бездари. Чем же еще несчастному гордиться, как не чужими достижениями, когда своих нет, а гордиться так хочется! С другой стороны патриотизм – это иное проявление инстинкта самосохранения: только во тьме себе подобных (которых, по большей части, он презирает и ненавидит) человек ощущает себя хоть как-то защищенным, окруженным плотной «дружественной» стеной.

Эгофилия — это влечение к себе, своего рода нарциссизм… А эгоизм — это вид самолюбия, при котором интересы других ничтожны

Источник: Otvet.mail

Создание и поддержание мифа своей исключительности является важнейшей функцией государства (руководства), можно сказать, основа существования нации (сообщества). Наверное, нет никакой необходимости убеждать кого-либо в этой истине; сомневающимся можно порекомендовать пролистать несколько учебников истории у разных (желательно соседствующих) народов – одни там строят первые в мире пирамиды, другие возводят мечети на еще не открытых американских островах, третьи создают первую в мире письменность, ну, и так далее. Политика, экономика, искусство, спорт – все усилия, все страсти направлены на то, чтобы доказать свое превосходство; во всех сферах человеческой активности идет жесткое соревнование, точнее, сражение! Конечная цель – поглощение. Всегда. Можно просто сказать: жизнь только там, где конфликты, война! Эта война приобретает разнообразные формы, ее первый этап – политика. Политика на всех уровнях. На самом деле, политика есть искусство демонстрации. Демонстрации силы. Реальной, или воображаемой. Для нашего общего (общего для мира) гуманистического развития, конечно, намного важнее демонстрация красоты, соревнование красоты. Между тем, соревнование красоты в этом мире происходит там, где не решаются сколь-нибудь серьезные вопросы, и в этом трагедия нашего бытия.

В рамках затронутой темы, трудно обойти вниманием также уже довольно заметную тенденцию постепенного замещения государств, как центров принятия важнейших политических, экономических и прочих решений, некими наднациональными структурами – корпорациями, фондами, социальными сетями и т.п.

Смею заметить, что ничего не изменится, даже если место государств займут какие-либо корпорации, о чем очень много говорят (с тревогой говорят) в последнее время. Надо понимать, что в любом случае в основе происходящих событий лежит именно неколебимая эгофилия личности, и она обязательно будет консолидироваться в самых разных возможных конфигурациях – дворовых, районных, городских, цеховых, корпоративных, государственных, планетарных и любых иных объединениях.

Поэтому нас должен больше интересовать отдельно взятый человек, чем любые объединения людей, в том числе, самые крупные из них – то бишь, государства.

Японцы говорят, что один цветок лучше, чем сто цветков, передает красоту цветка. Так вот, один человек лучше, чем целое государство, передает суть и человека, и государства.

Человек всегда стремится к единовластию – этим больны отнюдь не только жестокие диктаторы, и это стремление, в сущности, есть производная глубокого его неверия в братские отношения между людьми, в чистоту помыслов рядом стоящего. Сильнее всего в человеке выражено желание превратить другого человека в своего раба. В присные времена человек порабощал человека силой оружия, сегодня – преимущественно силой денег. Ты люто ненавидишь соседа, даже если это твой брат (в сущности, он всегда твой брат). Пространства перманентно не хватает – даже в безлюдной пустыне.

Народы, как люди. И чем ближе народы друг к другу (физически, но еще важнее – генетически), тем ожесточеннее война между ними, ибо тем больше опасность растворения, поглощения. Формула чрезвычайно проста: тот, кто не я, тот и варвар! Этой формулой оперируют все государства (в древнем мире официально), а также все мы, грешные – проклятые вперед все генерации первородного инцеста.

Всякая борьба, всякая война, естественно, сопровождается информационной завесой – как правило, ложной. Вовсе не обязательно глубокое понимание всех описанных выше процессов, чтобы ощутить явную фальшь в страстных выступлениях записных пропагандистов, с пеной у рта обличающих черные планы и дела противостоящей стороны, в отличие от белой и пушистой собственной страны. Что особенно умилительно – эти заявления неизменно сопровождаются лицемерными уверениями, что к тому или иному народу никаких претензий нет, речь идет исключительно о преступных руководителях этих народов.

С другой стороны, со времен окончания холодной войны, в пропагандистских доктринах произошли поразительные метаморфозы; если в прежние времена каждая из сторон пыталась внушить миру, что именно она выступает от имени добра и справедливости, то сегодня об этом никто и не заикается – все говорят (агрессивно говорят) о своем праве защищать (всеми средствами защищать) собственные национальные интересы. Добро и справедливость сданы в архив, они – устаревшие понятия. Эпоха лицемерия уходит в прошлое – люди идут убивать с открытым забралом. Здесь надо отметить, что за всю историю цивилизации самым ценным качеством в человеческом обществе так и осталось искусство убивать. В чем «цивилизация» до сей поры действительно заметно преуспевала – в искусстве лицемерить; нынче и это сдается в архив, может, и к добру.

Но, как это часто бывает, чтобы идея рухнула окончательно, она должна быть доведена до предела, до абсурда, и мы это видим воочию. Вообще любую здравую идею можно довести до абсурда, превратив ее в предмет веры, поклонения, одним словом – в религию. Сегодняшняя религия на Западе – толерантность, политкорректность.

Благодаря повсеместному торжеству этой самой «политкорректности», мы приближаемся к той абсурдной ситуации, когда именно меньшинство будет диктовать миру свои порядки (во многом это уже так; пример – геи), что по логике вещей приведет к такому состоянию, когда само это меньшинство по своей же «морали» не сможет противостоять меньшинству внутри самого себя, и этот итеративный процесс неизбежно дойдет, в конце концов, до своего предельного состояния, когда мы получим диктатора – квинтэссенцию идеи защиты прав меньшинства.

В итоге современный политический процесс на Западе, гордящемся своими действительно гуманистическими традициями, сегодня характеризует не термин «демократия», а скорее – демократоз, то есть некая болезнь (по аналогии с педикулёзом, карбункулёзом, туберкулёзом и т.д.).

Вот, чего сегодня в итоге добилась хваленая, действительно демократическая Европа? Того, что превратилась (превращается) в уборную Африки?

Кажется, европейцы наконец действительно пришли к консенсусу, и консенсус этот заключается в том, что они должны отдать свой дом пришельцам.

Запад сам себе устроил соревнование, кто первый добежит до обрыва и сиганет головой вниз. Притом самое ужасное, что не только «победитель» но и все остальные не спасутся: все там будут.

Демократия, конечно, есть самоценность, но все-таки главное ее назначение – это создание человеческих условий, и прежде всего – условий для свободного развития личности, экономического процветания, и если под вывеской демократии происходит экономическая стагнация, извращение истинных ценностей, то эффективность такой «демократии» не просто равна нулю, а резко отрицательна. И это может означать только одно: на самом деле, никакой демократии и нет.

Когда рассматриваешь все проходящие в современном мире явления в совокупности, то порой складывается такое впечатление, что прав был тот проклятый народами человеконенавистник, который утверждал, что вся история цивилизации была, есть и всегда будет непрерывной беспощадной войной рас за существование, однако проходящие параллельно процессы смешения этих самых рас и все усиливающиеся энтропийные процессы в развитии человеческого сообщества (см. Григор Апоян Глобальный мир и энтропия; Альманах «Лебедь» 26-07-2020; lebed.com) подводят нас к мысли, что настоящая война – к ее определению, наверное, следует добавить слово «подпольная» – происходит в каких-то иных сферах. Это война, по сути, за сохранение самобытности – индивидуальной, групповой, планетарной.

Если промышленная революция 18-19 веков обесценила творчество ремесленника, то научная (интеллектуальная) революция 20-21 веков обесценила творчество, как таковое. Особенно этому поспособствовал интернет. Нынче каждый сам себе и поэт, и композитор, и актер, и режиссер. Сам себе и Ньютон, и Эйнштейн. Творец и зритель. Бог. То есть создается новая качественная база для нашей эгофилии, одновременно, естественным образом сужается поле для ее утверждения – каждый сам по себе.

Современные технологии и, в частности, интернет с одной стороны объединили всех людей в некое сверхобщество, а с другой – невероятно разъединили их, разорвали все традиционные узы, связывающие их друг с другом, ибо теперь человек вовсе не испытывает, как прежде, острую потребность общения с друзьями или соседями – у него есть свой виртуальный мир, где он полновластный хозяин! Зачем мне признание «всяких идиотов», я уже сам давно признал себя!

Таким образом, подпольная цель (чья?) технологического прогресса заключается в изоляции людей друг от друга, возведение эгофилии в абсолют, и значит – ее диссолюцию, растворение. Ощущение собственной исключительности имманентно присуще человеку, так же как и острое желание признания этой исключительности со стороны окружающих. Когда второго хоть в какой-то, самой малой степени нет, исчезает база и для первого. То есть под ударом оказывается та самая эгофилия – качество, формирующее и сохраняющее личность (а также общество, государство, человечество). Это диалектика: эгофилия возвышает себя в отношении окружения, но без этого окружения она сама превращается в ничто, теряет свое имя. Конечный результат – развал и гибель человеческого общества в целом. Возможно, это лишь фантазии автора, или весьма отдаленная перспектива, а может быть – и нет.

Может ли всеобъемлющая любовь к себе существовать без ненависти к другим – вот в чем фундаментальный вопрос.

Григор Апоян

Иллюстрация с сайта Психология здорового человека