Новое
- Николай Новиков — просветитель, публицист, издатель (1744-1818)
- Искусство благотворительности: Всероссийский Съезд объединит культурную элиту и меценатов в Храме Христа Спасителя
- Четыре страны в одной биографии
- В это невозможно поверить
- Философский взгляд на лингвистику
- Александр Балтин. «Вольтовы дуги жизни». Рассказ
Л.Н. Толстой: Его Монблан мечты
04.11.2021
Из цикла «У истоков судьбы»
Исторически у народов нашего сообщества сохранилось трепетное отношение к сакральной роли Учителя в судьбе его учеников. Если они достигали для себя новую высокую судьбоносную планку, то учитель считал свою миссию выполненной. Это всегда многотрудный и благодарный путь, когда нацеленное на самостоятельность мышления, благодаря воображению и фантазии творческой мысли воспитанника, вели его к крылатой мечте как к смыслу жизни вопреки суровым реалиям жизни. Отныне радость открытий вдохновляла таких учеников и помогала им нести в будущее эстафету новых знаний и истины, уже для блага всего человечества. У истоков судьбы лучших сынов и дочерей Отечества всегда были замечательные новаторы педагоги-подвижники и среди них Лев Николаевич Толстой—великий мыслитель и художник слова не отделимый от Льва Николаевича Толстого—великого педагога.
Со дня рождения Льва Николаевича Толстого (1828-1910), 9 сентября, исполнилось 193 лет. Он был членом-корреспондентом Императорской Санкт-Петербургской Академии наук (ныне — Российская академия наук), c января 1900 года — почетным академиком по разряду изящной словесности.
Дар великого отечественного художника слова Льва Николаевича Толстого равновелик Л. Н. Толстому—педагогу, великому мыслителю, стремящегося к своему Монблану мечты. Так его педагогические интересы во время путешествий по Европе были в значительной степени посвящены знакомству с педагогикой заграничных школ.
Лев Николаевич оставил большой след в русском педагогическом деле. Он будил огромный интерес к педагогическому делу, к детям, и не только интерес, но и желание работать. Это испытали на себе многочисленные последователи среди русских и иностранных педагогов. Слава писателя способствовала этому, большую роль играли и его педагогические идеи. Они появились в эпоху большого потрясения в русском общественном организме. Внимание писателя привлекла среда, тот класс, который занимал в экономическом и бытовом отношении огромное место в строительстве общества, – среда крестьянская. Особенности огромного таланта Л.Н. Толстого, его непосредственность, искание выхода, сопоставление жизни того слоя, к которому он принадлежал, и жизни деревни, придавленной гнусным крепостничеством, определили путь его творчества – мучительное искание выхода. Что же делать?
Л.Н. Толстой-художник слова не отделим от Л.Н. Толстого-педагога
Перед тем как писать роман «Войну и мир», Л.Н. Толстой три года занимался практически с крестьянскими ребятами, издавал журнал «Ясная Поляна», организовал «опытную школу», разрабатывал методические вопросы, собирал и обучал молодых учителей педагогическому делу.
Перед созданием романа «Анны Карениной» Л.Н. Толстой два года работал с огромным увлечением над азбукой и арифметикой, писал ряд статей по народному образованию. Он стал общественным работником, организовал школы в Крапивенском уезде Тульской губернии, мечтал о создании педагогических курсов для учителей. Лев Николаевич предстал теперь как философ, учитель, разрабатывающий пути массового воспитания не только детей, а главным образом взрослых. Целый ряд деятельностей (искусство, наука, труд, политика, земельные реформы, отрицание насилия, принуждения как метода массовой воспитательной работы) он рассматривал с воспитательной точки зрения, наряду с вопросами воспитания выдвигая вопросы самовоспитания.
«Школа, нам бы казалось, – говорил Толстой, – должна быть и орудием образования, и вместе с тем опытом над молодым поколением, дающим постоянно новые выводы. Только когда опыт будет основанием школы, только тогда, когда каждая школа будет, так сказать, педагогическою лабораторией, только тогда школа не отстанет от всеобщего прогресса, и опыт будет в состоянии положить твердые основания для науки образования».
Яснополянская школа была действительно опытной. Главные задачи, которые в ней решались, были следующие:
* свобода и принуждение в занятиях с детьми;
*методы вызывания творчества у детей;
*детское сообщество и дисциплина;
*интересы детей и их успешность;
*дисциплина и наказания;
*разработка методов преподавания языка, математики, естествознания, рисования, пения и т. д.
Эта способность целостного подхода к творчеству художественному и практическому и создала тот стиль Л.Н. Толстого, который ставит его на такую высоту среди мировых художников слова. Это и дало ему возможность создать такой педагогический шедевр, как статья о том, «Кому у кого учиться писать, крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят».
Воспитание, считал Лев Николаевич, – это важнейшая часть педагогической работы и у него были разработаны принципиальные и практические основания метода воспитания и методы занятий. Здесь он сделал чрезвычайно много и оставил богатейшее наследство. Особенно охотно останавливался он на методах преподавания языка, чтения, письма, писания сочинений, преподавания грамматики. В воспитательном отношении было основным создать «дух» школы, определяющий собой поведение учеников и учителя, он верил, что:
«Школа развивалась свободно из начал, вносимых в нее учителем и учениками… Ученик всегда имел право не ходить в школу и даже, ходя в школу, не слушать учителя. Учитель имел право не пускать к себе ученика… Чем более образовываются ученики, тем они становятся способнее к порядку, тем сильнее чувствуется ими самими потребность порядка … Школьники – люди хотя и маленькие, но люди, имеющие те же потребности, какие и мы, и теми же путями мыслящие; они все хотят учиться, за тем только холят в школу… Мало того, что они люди, они – общество людей, соединенное одной мыслью».
При этом только тот образ преподавания верен, которым довольны ученики. По мнению Л.Н. Толстого —это учитель, живущий свободой школы, где каждый ученик представляется с особым характером, заявляющим особые потребности, удовлетворить которые может лишь свобода выбора. Замечательны его наблюдения над развертыванием понимания у ученика и по его мнению: «…нужно давать ученику приобретать новые понятия и слова из общего смысла речи». А всякое подобие экзаменов – ежедневных (вызов) или годичных –Лев Николаевич начисто отвергал. Но в детях есть потребность словом, повторением закреплять полученные знания. Самая грубая, обыкновенная и вредная ошибка в преподавании – поспешность.
Всю силу своего критического дара он обрушивал на известные ему школьные системы и при всяком удобном случае затевал спор с обычными воззрениями педагогов на школу и педагогическое дело. Обычное состояние духа школьника он называл «странным психологическим состоянием», заключающимся в том, что высшие способности – воображение, творчество – уступают место каким-то другим способностям. Это произносить звуки независимо от воображения, считать числа подряд, воспринимать слова, не допуская воображению подставлять под них какие-нибудь образы. Это школьное состояние души, по его словам, развивает способность подавлять в себе высшие свойства для развития в результате страха, напряжения памяти и внимания. Весь его сарказм по отношению к учителям выливался в горьком утверждении, что «школа учреждается не так, чтобы детям было удобно учиться, но так, чтобы учителям было удобно учить».
Кроме значения домашних условий, громадное значение Лев Николаевич придавал среде, окружающей ребёнка, и тем средствам, при помощи которых она может воспитать его. Свою писательскую манеру он переносил и на педагогическую работу. Но в этом и основная сила его педагогики. Л.Н. Толстой-художник слова не отделим от Л.Н. Толстого-педагога. Понять Л.Н. Толстого можно только в его противоречиях. Это верно по отношению и ко всей деятельности гениального русского писателя; это верно и по отношению к его педагогике.
И долго будет нужна критическая мощь Льва Николаевича, не для того, чтобы миллионы детей прониклись кротостью и всепрощением, а для того, чтобы создавать новую молодежь, которая сможет строить новое общество и бороться за его создание.
Отечественный писатель, граф Лев Николаевич Толстой родился четвертым ребенком в усадьбе Ясная Поляна Крапивенского уезда Тульской губернии. Мать, урожденная княжна Волконская, умерла, когда мальчику не было еще двух лет. Отец, Николай Толстой, тоже умер рано. Воспитанием детей занималась дальняя родственница семьи Татьяна Ергольская. Лев в 13 лет вместе с семьёй переехал в Казань, а 1844 году он поступил в Казанский университет на отделение восточных языков философского факультета, затем перевелся на юридический факультет.
Весной 1847 года, он подав прошение об увольнении из университета «по расстроенному здоровью и домашним обстоятельствам», и отправился в Ясную Поляну, где пытался наладить по-новому отношения с крестьянами. Разочарованный неудачным опытом хозяйствования (эта попытка запечатлена в повести «Утро помещика», 1857), Л.Н. Толстой вскоре уехал сначала в Москву, затем в Петербург. Образ его жизни в этот период часто менялся. Религиозные настроения, доходившие до аскетизма, чередовались с кутежами, картами, поездками к цыганам. Тогда же у него появились первые незавершенные литературные наброски.
В 1851 году Толстой уехал на Кавказ с братом Николаем, офицером российских войск. Принимал участие добровольцем в военных действиях. Написанную здесь повесть «Детство» он отправил в журнал «Современник», не раскрыв своего имени. Она была напечатана в 1852 году под инициалами Л. Н. и вместе с позднейшими повестями «Отрочество» и «Юность» составила автобиографическую трилогию. А кавказские впечатления отразились в повести «Казаки» и в рассказах «Набег», «Рубка леса».
В 1854 году Л.Н. Толстой отправился на Дунайский фронт. Вскоре после начала Крымской войны его по личной просьбе перевели в Севастополь, где писателю довелось пережить осаду города. Этот опыт вдохновил его на реалистические «Севастопольские рассказы». За оборону Севастополя Лев Николаевич был награжден орденом Святой Анны IV степени с надписью «За храбрость» и другими медалями. А в последствии медалями: серебряной как участника обороны Севастополя и бронзовой как автора «Севастопольских рассказов». Вскоре после завершения боевых действий он оставил военную службу и некоторое время жил в Санкт-Петербурге, где имел большой успех в литературных кругах.
Оставив военную службу писатель вошел в кружок «Современника», познакомился с Николаем Некрасовым, Иваном Тургеневым, Иваном Гончаровым, Николаем Чернышевским и другими. Лев Николаевич принимал участие в обедах и чтениях, в учреждении Литературного фонда, оказался вовлеченным в споры и конфликты писателей, однако чувствовал себя чужим в этой среде.
Осенью 1856 года он уехал в Ясную Поляну, а в начале 1857 года отправился за границу для ознакомления с педагогическими системами. Л.Н. Толстой побывал во Франции, Италии, Швейцарии, Германии, осенью вернулся в Москву, затем — снова в Ясную Поляну. В 1859 году Толстой открыл в деревне школу для крестьянских детей, а также помог устроить более 20 подобных заведений в окрестностях Ясной Поляны. В 1860 году он вторично отправился за границу, чтобы ознакомиться со школами Европы. В Лондоне часто виделся с Александром Герценом, был в Германии, Франции, Швейцарии, Бельгии, изучал педагогические системы.
Женой Льва Толстого стала дочь врача Софья Берс на которой он женился в сентябре 1862 года. Софья Андреевна на протяжении долгого времени была верной помощницей в его делах: переписчицей рукописей, переводчиком, секретарем, издателем произведений. В их браке родились 13 детей, пять из которых умерли в детстве.
Вслед за педагогическим журналом «Ясная Поляна» (1862) с книжками для чтения в качестве приложения, Лев Николаевич создал «Азбуку» и «Новую азбуку» для которых сочинил оригинальные рассказы и переложения сказок и басен, составившие четыре «Русские книги для чтения».
Логика же идейных и творческих исканий писателя начала 1860-х годов — стремление к изображению народных характеров и попытки обратиться к истории для понимания современности (начало романа «Декабристы», привели его к замыслу романа-эпопеи «Война и мир»). Время создания романа было периодом душевного подъема, семейного счастья и спокойного уединенного труда.
Изданный, ещё один великий роман Л.Н. Толстого —«Анна Каренина» в конце 1870-х годов, отразил проблематику приведшего его к идейному «перелому». На вершине литературной славы писатель вступил в период глубоких сомнений и нравственных исканий, когда философия и публицистика в его творчестве вышли на первый план. Л.Н. Толстой осуждал мир насилия, угнетения и несправедливости, считал, что он исторически обречен и должен быть коренным образом изменен в ближайшее время. По его мнению, этого можно добиться мирными методами. Насилие же должно быть исключено из социального обихода, ему противопоставлялось непротивление. Предлагалась целая система мер, нейтрализующих насилие государственной власти: позиция неучастия в том, что поддерживает существующий строй — армия, суды, подати, ложное учение и т.п. Он написал ряд статей, в которых было отражено его миропонимание.
В 1880-е годы Лев Николаевич охладел к художественной работе и даже осуждал свои прежние романы и повести как барскую «забаву». Он увлекся простым физическим трудом, пахал, шил себе сапоги, перешел на вегетарианскую пищу.
Он отмечал важную роль окружения в деле воспитания и приводил в доказательство картины общественной жизни в Марселе, во Франции. «…но стоит поговорить с кем-нибудь из простолюдинов, чтобы убедиться, что, напротив, французский народ… понятливый, умный, общежительный, вольнодумный и действительно цивилизованный… Где же он приобрел все это? Я невольно, – продолжает Толстой, – нашел этот ответ в Марселе, начав после школ бродить по улицам… мастерским, пристаням и книжным лавкам». По самому беглому подсчету из 250 000 жителей пятая часть изустно поучается ежедневно в этих народных школах. Даже в маленьких кафе даются маленькие комедийки, сцены, декламируются стихи.
Он пишет, что:
«…то самое, что я видел не только в Марселе, и во всех других странах… там, где жизнь поучительна, как в Лондоне, Париже и вообще в больших городах, народ образован, там, где жизнь не поучительна, как в деревнях, где народ не образован… Образование идет своим независимым от школ путем».
Это внешкольное образование Толстой называет бессознательным. Школьное – сознательным. Мысль об огромном значении «бессознательного» воспитания, т. е. воспитания, даваемого жизнью, привела Толстого даже к попытке отобразить её в виде математической схемы чертежа.
«Заметили ли вы, – писал он в 1872 году Н. Н. Страхову, – в наше время в мире русской поэзии связь между двумя явлениями, находящимися между собой в обратном отношении: – упадок поэтического творчества всякого рода – музыки, живописи, поэзии, и стремление к изучению русской народной поэзии всякого рода…Мне кажется, что это даже не упадок, а смерть с залогом возрождения в народности. Последняя волна поэтическая – парабола была при Пушкине на высшей точке, потом Лермонтов, Гоголь, мы грешные, и ушла под землю. Другая линия пошла в изучение народа и выплывает, бог даст, а Пушкинский период умер совсем, сошел на нет… Вы поймете, вероятно, что я хочу сказать. Счастливы те, кто будут участвовать в этом выплывании…»
Если перевести эти мысли Льва Николаевича на их социальное значение, то изучение всех процессов жизни народных масс, и экономических и бытовых, может дать тот запас фактов, пользуясь которыми можно построить «будущее» — настоящее, человеческое .
Л.Н. Толстой глубоко верил, что успех школы—это верные отношения между учеником и учителем, а также учениками между собой, и тем создал живую школу. Учитель должен относится к ученику как к человеку, у которого есть серьезные дела, мысли, запросы, он не приспособляется, а работает вместе с ним над общим делом – в этом суть деловых, товарищеских отношений. Учитель ценит опыт ученика, ученик знает, уверен, что учиться – значит сможет получать ответ на свои жизненные вопросы. При этих условиях и происходит то самое трудное, над чем обычно мучаются передовые учителя, – вести ребенка к самостоятельной работе.
И основа метода, который рекомендовал Л.Н. Толстой для работы с учениками (имеется в виду литературная):
-
Предлагать самый большой и разнообразный выбор тем, не выдумывая их собственно для детей, но предлагать темы самые серьезные и интересующие самого учителя.
-
Давать читать детям детские сочинения и только детские сочинения предлагать за образцы, ибо детские сочинения всегда справедливее, изящнее и нравственнее сочинений взрослых.
-
(Особенно важно) Никогда вовремя рассматривания детских сочинений не делать ученикам замечаний ни об опрятности тетрадей, ни о каллиграфии, ни об орфографии, ни, главное, о постройке предложений и о логике.
-
Так как в сочинительстве трудность заключается не в объеме или содержании, а в художественности темы, то постепенность тем должна заключаться не в объеме, не в содержании, не в языке, а в механизме дела, состоящем в том, чтобы, во-первых, из большого числа представляющихся мыслей и образов выбрать одну; во-вторых, выбрать для нее слова и облечь ее; в-третьих, запомнить ее и отыскать для нее место; в-четвертых, в том, чтобы, помня написанное, не повторяться, ничего не пропускать и уметь соединять последующее с предыдущим; в-пятых, наконец, в том, чтобы в одно время, думая и записывая, одно не мешало другому… Некоторые из этих сторон труда я первое время брал на себя, постепенно передавая их все на их заботу».
В статьях «Яснополянская школа за ноябрь и декабрь месяцы» Лев Николаевич захватывал все вопросы школьного преподавания: язык, математику, историю, географию, рисование, пение, закон божий. Они касались и содержания занятий, и методики их, и ряда общих вопросов воспитания, попутно давая полные тонкие наблюдения над детьми с помощью бытовых картинок. Картинки эти представляли хорошее психологическое исследование и были замечательными художественными произведениями. Самое ценное в его яснополянских статьях – это наблюдения над детьми и учителями, а также выводы, которые имеют непреходящую ценность и в настоящее время.
Л.Н. Толстого верил, что именно область опытной педагогики даёт возможность проверить большое количество важнейших тем, которые занимали его в данный период времени. Писателю было ясно, что законы человеческих соотношений одни и те же и для детей, и для взрослых. В жизни Лев Николаевич был неутомимым наблюдателем с изумительно развитой верностью и отчетливостью взгляда. С детьми же он экспериментировал для того, чтобы быть свидетелем повторения одних и тех же явлений и делал выводы, которые применял в широко в своих романах. С этой точки зрения педагогика писателя была тем, чем бывают эскизы для художника или предварительные упражнения в сочинении для музыканта, чтобы приступить к созданию глубоко их захватывающего труда – картины, симфонии или оперы.
Те варианты, наброски, попытки, которые предварительно создавал Лев Николаевич, все же были мечтания и рассуждения, а не были доказаны фактами. Факты он искал и в педагогике. А в опыте преподавания Ветхого и Нового завета деревенским детям обнаруживалось одно из крупнейших и мучительнейших в его дальнейшей жизни противоречий. Основное противоречие жизни Л.Н. Толстого состояло в том, что он – барин, и он мучился от этого. Его педагогическая деятельность развертывалась по одну сторону оврага, который разделял господскую усадьбу Толстого от деревни Ясная Поляна. Из этой деревни приходили деревенские дети к барину, который, несмотря на гигантскую работу над собой, барином все же оставался. И вот этот барин обучал детей еврейско-церковным сказкам и легендам, он утверждал, что лучше этой пищи нельзя найти для детей (то, что позднее он начисто отверг).
Все то, что Лев Николаевич с такой силой критиковал, на что обрушивался со всей своей колоссальной силой негодования и презрения, – это как раз и пропагандировалось им среди крестьянских ребят в самую горячую пору его педагогической «весны». Это противоречие – представителей двух враждебных классов, противоречие классовых интересов – он тогда же, когда делал это «преступное» дело затемнения детских голов (преступное, спустя много лет, своё признанию), не мог не чувствовать. Л.Н. Толстой чувствовал свое противоречие, но продолжал думать (и в «Войне и мире» это сказывается), что дело можно исправить; уничтожить классовую вражду, недоверие, лицемерие возможно исправлением того класса, к которому он принадлежит по рождению. Он бил в набат, угрожал, взывал к совести, бичевал недостатки своей среды, оставаясь в ней, и, конечно, чувствует ложь и фальшь своего положения. Все симпатии Толстого принадлежали крестьянам, их детям, их быту, их простоте, здравому смыслу и их смирению. Все зло – от правящих классов. Кто же должен сопротивляться этому злу? Таким образом, в его опытной школе наряду с глубоко верными, захватывающими своей правдой педагогическими положительными фактами были и совсем другие положения, но они оставались только в области мечтаний и рассуждений.
Социальные противоречия переходили в педагогические и всё, что написано Львом Николаевичем, в особенности его известная статья «Так что ж нам делать?», говорит о том, что он сознавал в себе это основное противоречие, ставшее главным мучением и бедой его жизни. В 1911 году цензура вычеркнула из последнего труда Л.Н. Толстого «Путь жизни» среди прочих мест цитату из Гейне. «Странное дело! Во все времена негодяи старались маскировать свои гнусные поступки преданностью интересам религии, морали и патриотизма».
Но право контролирования учителя учеником отмеченное для времени Л.Н. Толстого и верно для современной нам школы. Эти соображения подводили его искусству воспитания на интуитивном уровне и к убеждению, что «есть в школе что-то неопределенное, почти не подчиняющееся руководству учителя, что-то совершенно неизвестное в науке педагогики и вместе с тем составляющее сущность, успешность учения, – это дух школы. Этот дух подчинен известным законам и отрицательному влиянию учителя т. е. что учитель должен избегать некоторых вещей, для того чтобы не уничтожить этот дух… Дух школы, например, находится всегда в обратном отношении к принуждению и порядку школы, в обратном отношении к вмешательству учителя в образ мышления учеников, в прямом отношении к числу учеников, в обратном отношении к продолжительности урока и т. п. Этот дух школы есть что-то быстро сообщающееся от одного ученика к другому, сообщающееся даже учителю, выражающееся, очевидно, в звуках голоса, в глазах, движениях, в напряженности соревнования, – что-то весьма осязательное, необходимое и драгоценное, и потому долженствующее быть целью всякого учителя, поэтому смотреть на веселый дух школы, как на врага, как на помеху, есть грубейшая ошибка… Задача учителя состоит в том, чтобы постоянно давать пищу этому оживлению и постепенно отпускать поводья ему… Обыкновенно вновь пришедший ученик сначала схватывает только вещественную сторону дела и весь погружается в наблюдение… Как в нем распустился цветок понимания и когда, – узнать трудно». Лев Николаевич считал, что понимать в процессе организации занятий установление свободной (внутренней) дисциплины, возбуждение интереса к делу и роли общественной атмосферы, реально образующейся в каждой группе учеников, – значит, овладеть искусством преподавания.
Педагогические опыты Л.Н. Толстого привели его к убеждению, что учение должно быть ответом на разнообразные вопросы, возникающие в жизни детей, что в народной школе исторические, естественные и математические науки сливаются вместе и «вопросы по всем этим наукам ежеминутно представляются». Экспериментируя с ними, он приходил к выводу, что жизненное обучение является гораздо более нужным для детей, чем школьное. Жизненное образование он называл бессознательным, а школьное – сознательным. По его мнению, необходимо, чтобы сознательное шло параллельно, соответствовало бессознательному.
Следующая мысль его была в том, что школа должна давать такую программу, которая «нужна народу», это грамота и счёт, причем в понятие грамоты у него входило, простое и понятное, а также главнейшие явления природы. Но в первую половину своих педагогических работ – до 80-х годов – его больше занимают вопросы, к а к у ч и т ь и как составлять книги и учебники для детей. Ч е м у ч и т ь совпало с последним периодом его деятельности, когда вопросы религиозные, нравственного воспитания и тесно связанного с ними воспитания трудового захватили его всецело. Ему страстно хотелось огромной массе простого народа помочь созданием наиболее удобных для него систем обучения грамоте и счету.
Для педагогов «Азбука» и книги для чтения Л.Н. Толстого представляли большой интерес своей оригинальностью, простотой и великолепно выдержанной, тонко разработанной системой. В необычайно тщательной работе над языком детских рассказов был для него величайший смысл. Он задумывался над языком и спрашивал в письме к Н. Н. Страхову:
«Я изменил приемы своего писания и язык, но, повторяю, не потому, что рассудил, что так надобно. А потому, что даже Пушкин мне смешон … Я просто люблю определенное, ясное и красивое и умеренное и все это нахожу в народной поэзии и языке и жизни и обратное в нашем».
Он намерен был пропускать все статьи в народном журнале через цензуру дворников, извозчиков, черных «кухарок». А кончив «Азбуку», он писал:
«Теперь я начинаю новый, большой труд… Я теперь вообще чувствую себя отдохнувшим от прежнего труда и освободившимся совсем от влияния на самого себя своего сочинения… Я берусь за работу с радостью, робостью и сомнениями, как и в первый раз».
НАПИСАТЬ КОММЕНТАРИЙ