9 октября 90 лет со дня рождения Сэды Вермишевой

Когда думаю о Сэде Вермишевой, нередко вспоминаю одно из стихотворений Александра Трифоновича Твардовского, написанное за несколько лет до его ухода в вечность:

…Не надо платы никакой –

Ни той посмертной, ни построчной, –

А только б сладить со строкой.

А только б некий луч словесный

Узреть, не зримый никому,

Извлечь его из тьмы безвестной

И удивиться самому.

И вздрогнуть, веря и не веря

Внезапной радости своей,

Боясь находки, как потери…

Вспоминаю, потому что всё, о чём сказал здесь наш выдающийся поэт-фронтовик, без малейшего преувеличения отношу и к ней – нашей современнице, тоже ставшей выдающимся поэтом.

***

Стихотворение, строчка которого вынесена в заглавие, она прислала мне, как только написала, назвав его «ещё тёпленьким». Прислала с просьбой о самом придирчивом прочтении, что меня тогда – уже довольно давно – очень удивило.

О её неуверенности к своим новым стихам я узнаю потом, когда мы часто станем показывать друг другу черновые варианты именно с такой просьбой. А тогда – «придирчиво» читаю:

Здесь всё – моё.

И всё – со мною.

И я не стёршийся пятак, –

Дорогу вымощу собою,

Вбивая в твердь земную

Шаг.

Я стану морем и строкою,

Свечою,

Озарившей мрак,

И землю я травой покрою,

Где пласт её

Убог

И наг.

Я в душах храм любви

Построю,

И я пятно позора смою

С лица земли…

Да будет так!

Читаю и чувствую, в этой – характерной для её стиля – «лесенке» такую плотность мысли и силу образа, такое слияние поэта с пространством, в котором живёт, и такой «луч словесный», что в ответе на просьбу о моём «придирчивом прочтении» пишу: «Сэда Константиновна, пожалуйста, ничего не меняйте!»

Да и могу ли сказать что-то иное. Ведь этот её, звучащий в стихотворении, «образ мира, в слове явленный» способен на самое высокое, что, наверное, присуще лишь молитве: «Привлечь к себе любовь пространства, / Услышать будущего зов».

Недели за две до того, как она уйдёт в мир иной, прислала мне с той же, давно уже привычной друг для друга просьбой, тоже «ещё тёпленькое»:

Я обретаю вновь свободу,

Я вновь свободою

Дышу.

А вольный дух

Не ищет броду –

Он там.

Он здесь.

Он Бог.

Он Весть.

И я пишу

Его указы

(Не канцелярские листы!),

И не эпитеты и фразы,

Где веет ветер пустоты…

Являя сердцем миру разом

Все бездны

Горней высоты.

И я пойду бродить по свету –

По закоулочкам

В стихах

Искать себя, свою планету

И плыть к себе на всех ветрах.

Вполне естественно, что моя реакция на это стихотворение была такой же, как и на первое, присланное много лет назад, о котором шла речь вначале.

Ну, а какой она могла быть ещё, когда и здесь, в, казалось бы, очень просто сказанном – эта бездна ощущений. Или, словами автора: «Все бездны / Горней высоты» её летящей и земной поэзии.

Потом она позвонила. И после того, как мы поговорили об этом стихотворении, добавила, что у неё есть ещё несколько новых, но пока не хватает сил их напечатать, чтобы отправить. Сказала, как только чуть окрепнет, пришлёт всё с той же просьбой.

Но… Бог не дал окрепнуть.

Однако, те стихи не пропали. Её сын, Сурен, нашёл их на листках бумаги, перепечатал и отправил в журнал «Берега», где они опубликованы в первом выпуске за 2021-й год. Как раз к годовщине её ухода в вечность.

К этой же годовщине в издательстве «Российский писатель» выходит полная благодарности Сэде Константиновне книга Нины Волченковой «Душа твоя высокого полёта», где Нина Петровна ведёт внутренний диалог со своей – очень близкой по духу героиней.

***

А в вечность или мир иной наш выдающийся поэт, публицист, учёный и общественный деятель Сэда Константиновна Вермишева ушла утром 18-го февраля 2020 года на 88-м году жизни.

Печальную весть о случившемся получил почти сразу. Сначала позвонил писатель и драматург Валерий Лебединский, потом Сурен. И хотя с конца 2019 года здоровье Сэды Константиновны серьёзно ухудшилось, да и возраст почтенный, к произошедшему утром того дня никак не был готов. К тому же 10-го февраля она написала мне, что ей стало легче, и как только чуть окрепнет, очень бы хотела продолжить нашу письменную беседу о возможных причинах распада Советского Союза, первая часть которой была опубликована в декабрьском номере газеты «Слово» и на сайте «День Литературы». Беседа имела широкий общественный резонанс, и Сэде Константиновне было очень приятно видеть и слышать серьёзные, благодарные комментарии уважаемых людей.

Мой первый вопрос в продолжение этой беседы у неё уже был, поскольку дальнейший контур мы наметили ещё по окончании первой части. И именно на него она готовилась ответить после того, как написала мне 10-го февраля.

Но… судьба распорядилась иначе, и теперь мой близкий друг уже ничего не напишет.

***

Помню, что в какой-то момент того печального вечера, после разговора с Суреном пришли на память строчки В. А. Жуковского:

О милых спутниках, которые наш свет

Своим сочувствием для нас животворили,

Не говори с тоской: их нет;

Но с благодарностию: были.

Хотя по отношению к Сэде не поворачивается язык сказать в прошедшем времени.

Да и вряд ли кто-нибудь, кто с ней знаком – очно или заочно, думает иначе. Потому что трудно себе представить человека более деятельного, полного замыслов и умеющего их воплощать. Как и более надёжного друга.

Все, кто её знают, помнят о постоянной готовности этой, внешне хрупкой, но внутренне очень сильной, женщины помочь тому, кому худо, и сделать для этого всё, что в её силах. За что очень многие остаются ей благодарны.

Конечно, нам всегда будет не хватать возможности слышать её голос или получить от неё письмо по электронной почте, но в остальном прошедшее время не для Сэды. О таком чувстве когда-то абсолютно точно сказал замечательный писатель-фронтовик: К. М. Симонов:

Неправда, друг не умирает,

Лишь рядом быть перестаёт.

Он кров с тобой не разделяет,

Из фляги из твоей не пьёт…

Потому что, если это друг, а друзей, в истинном смысле этого слова, у каждого из нас бывают лишь единицы, он может оказаться и на далёком от тебя расстоянии, и даже уйти в мир иной, но внутренне всегда остаётся с тобой. И любой свой поступок ты сверяешь с тем, как он бы к этому отнёсся. Оттого так и прижилось в людях известное изречение Михаила Светлова: «Дружба – понятие круглосуточное». И, конечно же, дружба не имеет срока давности.

***

Мы познакомились сначала заочно, благодаря сайту «Российский писатель», где каждый из нас с какого-то момента стал обращать внимание на публикации и комментарии друг друга. Не обратить внимания на публикации Сэды было невозможно, потому что её аналитическая мысль в рассуждениях на темы экономики и геополитики восхищает своей глубиной, умением разобрать обсуждаемую проблему на элементы, после чего сложить эти элементы в единое целое. Причём, сложить так, что ты уже видишь не только внешнюю картину происходящего, но и его истоки, а также, движение во времени и даже возможную историческую перспективу. То есть перед тобой будто возникает цейтраферная съёмка обсуждаемого автором явления и его панорама.

Ну, а то, что Сэда Вермишева – выдающийся поэт, поражающего воображение масштаба, думаю, ощутил каждый, кто хоть что-нибудь прочитал из её стихотворений. Причём, ей в высшей степени подвластны все поэтические жанры – и мощная гражданская, и глубинная философская, и тончайшая любовная лирика, которая в подавляющем большинстве случаев органично сливается с лирикой природы.

И конечно, такая поэтическая палитра при отменной культуре слова, оказывает очень сильное эмоциональное действие на многочисленных поклонников её поэзии. Причём, поклонников самого разного возраста.

***

Однажды, когда был на Комсомольском, 13, Николай Иванович Дорошенко дал мне только что вышедший в издательстве «Российский писатель» сборник её стихов – «СМЯТЕНИЕ». По мере того, как читал, чувствовал усиливающуюся потребность написать о содержании, потому что эти стихи не отпускали своей интонацией, абсолютно точно соответствующей названию книги. Да и форма, присущая поэзии Сэды Вермишевой, о чём речь пойдёт позже, позволяет её строкам входить в душу читателя уже навсегда.

Вот об этом и написал небольшой очерк «ПЕСНЯ МЕТЕЛИ – НЕ ЯБЛОНИ ЦВЕТ», который опубликовал сайт «Российский писатель».

Было очень приятно видеть многочисленные комментарии как собратьев по перу, так и людей, не имеющих отношения к профессиональному занятию литературой, но имеющих тонкий литературный вкус, выраженный в данном случае восхищением поэзией Сэды Константиновны.

Да и как ни быть словам восхищения и благодарности, когда перед нами поэт, личность которого наделена высочайшей духовной силой, позволяющей на примере собственных взлётов и падений убедить читателя, что безвыходных положений нет, если не опускать рук:

Когда нет сил

Подняться

Для полёта,

Когда мне жить

Почти

Невмоготу,

Крест-накрест

Предо мной

Все двери, все ворота –

Я говорю себе,

Что я – пехота…

А впереди лишь топи

Да болота,

Но я их всё-таки

Когда-нибудь

Пройду…

Уже в те дни мне стало понятно, что это и есть «рентген души» моего теперь близкого друга Сэды Вермишевой.

А тогда, через несколько дней после публикации на сайте «Российский писатель», мне позвонил давно и хорошо её знающий Николай Иванович Дорошенко и сказал, что Сэда попросила его познакомить нас. Узнав об этом, я был удивлён, поскольку думал, что Сэда Константиновна живёт в Ереване. Оказалось, что живёт она в Москве, работает посольстве Армении, где возглавляет аналитический отдел экономики и геополитики.

В условленный день и час мы поехали к ней на работу. Встреча была очень радушной. Гостеприимная хозяйка тут же заказала для всех ужин из посольского ресторана, и мы замечательно посидели весь вечер втроём в её уютном кабинете. Когда кто-то из нас случайно обратил внимание, который час, были очень удивлены: настолько незаметно пролетело время за разговорами на самые разные темы – о литературе, личных воспоминаниях каждого, о политике…

С той поры у нас с Сэдой началась постоянная переписка по электронной почте, телефонные разговоры и стали довольно частыми встречи, поскольку она любила пригласить к себе в кабинет после рабочего дня.

Рассказывая друг другу о своей жизни, мы неожиданно выяснили, что у нас довольно много общих знакомых ещё со времён СССР: замечательный поэт, литературный критик и яркая личность Татьяна Глушкова – для обоих она была Таней; непризнанный гений поэзии, человек драматичной судьбы Лёня Губанов – основатель известного, хотя и недолго просуществовавшего с середины 60-х, неофициального литературного объединения СМОГ: «Самое Молодое Общество Гениев»; дальний родственник Сэды Булат Окуджава, от которого она после известных событий 1993 г. из-за его подписи под «письмом 42» с возмущением отреклась; замечательные поэты-фронтовики Юрий Левитанский, Евгений Винокуров, Дмитрий Ковалёв, прекрасные поэты разных поколений Леонид Мартынов, Владимир Цыбин, Роберт Рождественский… Перечислять можно долго. (С некоторыми ещё в 60-е познакомился благодаря моей тётушке – переводчице Татьяне Третьяковой, дочери известного в 20-е и 30-е годы поэта-футуриста Сергея Третьякова).

Эти встречи с Сэдой, как и первая, тоже проходили в атмосфере гостеприимства щедрой хозяйки и тоже пролетали незаметно за обоюдными рассказами и обсуждениями любой общей для нас темы и событий из текущего или прошлого.

Нас заметно сближало и то, что оба пришли в литературу из науки. Сэда Константиновна после окончания экономического факультета Ереванского государственного университета более четверти века трудилась в Институте экономики и планирования Госплана Армении. Её научные разработки были известны и имели высокую оценку в среде экономистов Советского Союза.

А поскольку жизнь в науке приучает человека фундаментально подходить к анализу любого явления, нам было очень легко говорить, что называется «на одном языке».

Поэтому ни одна из таких встреч не носила характер досужих разговоров, и всегда после них – по пути домой, дома и позже всплывали в моей памяти её ёмкие суждения о сути литературного процесса, о сложных взаимосвязях «подковёрных игр» политиков, о том, насколько сильно отличалась в лучшую сторону атмосфера периода наших с ней прежних лет в Советском Союзе от нынешней, и почему…

Это «почему» всегда являлось главным итогом наших бесед.

Хотя в какие-то моменты по теме разговора всплывали в её или моей памяти анекдоты, которыми мы друг друга, как однажды она заметила, «потчевали». Наделённая тонким юмором, Сэда любила хороший анекдот. Особенно обожала анекдоты от Юрия Владимировича Никулина, который в этом разговорном жанре был очень тонок и неистощим.

***

О том, как было встречено появление её имени в литературе, она из скромности и отменного воспитания мне не говорила. Это я узнаю позже от близкого друга Сэды, известного писателя и фотохудожника Левона Осепяна. Он расскажет, что со второй половины 60-х Сэда, наряду с научной работой, всё больше начинает уделять внимание литературной, и в 1971 г. выйдет первый сборник её стихотворений. Несмотря на малый объём и незначительный тираж, книжка получила широкий резонанс, как среди профессиональных писателей, так и в кругу читателей, умеющих ценить литературный талант. Довольно скоро последовали отклики людей, имеющих высокий авторитет в литературе: Н. Тихонова, Л. Мартынова, Вс. Рождественского, А.Ревича, Ст. Щипачёва, И. Снеговой, С. Капутикян… Причём, некоторые писали довольно основательные рецензии, в которых отмечали особенности поэтического дарования Сэды Вермишевой.

Приведу лишь две из них, поскольку они соответствуют общей тональности отзывов. Вот как написала Сильва Капутикян: «Говорят, человек должен писать на том языке, на каком молится. Случилось так, что хотя Сэда пишет стихи по-русски, молится на армянском. За русскими словами скрывается мир армянки, армянская душа – глубокая, пустившая сильные корни. В поэзии Сэды Вермишевой всегда присутствует чувство долга, особенно – перед родной землёй. И она отдаёт, возвращает этот долг вновь и вновь, и, может быть более весомо, чем кто-либо».

А это слова Александра Ревича: «В поэзии Вермишевой я обратил внимание на одну вещь, которая для меня была тоже открытием, – присутствие Блока. Ведь по сути дела в России Блок – самый крупный русский поэт 20-го века – замечателен именно тем, что он больше всех ощутил трагедию страны. И, когда

Летит, летит, летит степная кобылица

И мнёт ковыль…

идёт в стихотворении Сэды эпиграфом, это оправдывается хотя бы тем, что стихотворение кончается:

За всё, что было,

За всё, что будет,

В траву степную

Лицом

Упасть…

Это вот так вот разорвано и написано. Это написано так потому, что произносящий задыхается. Произносящий задыхается!..».

Не правда ли, в этих строках в полной мере ощутим дух горьковского Данко с его горящим сердцем, принесённым в жертву, чтобы спасти свой народ. Именно такой – готовой на подобный подвиг ради родных ей армянского и русского народов – и осталась Сэда в памяти всех, кто знал её близко. Причём, для себя она такую готовность подвигом не считала, а считала долгом памяти наших великих предков.

Позже – уже в десятые годы 21-го века – о высоте, которую достигал полёт души этого уникального поэта, скажет Николай Дорошенко: «Собственная судьба её не волнует. Её волнует только судьба мира сего. Она Давид, от которого спрятался Голиаф. Она Пересвет, на вызов которого не ответил в своих куршевельских содомах и гоморрах ненавистнейший Челубей. И никто, никто, абсолютно никто, если не считать таких же, как она апостолов современного русского поэтического слова, уже не может увидеть воистину шекспировскую высоту её строк:

Я альфа и омега.

Я – только

Прах.

Я – голос мира,

Ветвь его побега…

Я – эхо Бога

И пред Богом

Страх.

Слепая жизнь,

Ползущая по кручам,

Ковчег Библейский

В буре снеговой…

Колени содраны…

Пред ликом Всемогущим

Я есть ничто…

Но мной не правит случай…

Вот в этой – заключительной строчке я вижу её одинокое, в нас не свершившееся, не каждым нашим сердцем чаемое великое народное восстание; я вижу горделивую под петлёй осанку Зои Космодемьянской, вижу Александра Матросова, упрямо приближающегося к вражескому дзоту …».

Все эти яркие характеристики состоявшихся в литературе личностей сводятся к одному: перед нами уникальный пример поэта, «дум высокое стремленье» которого, сохраняет свою высочайшую энергию благородного служения людям. Потому и такие сильные образы, кристаллизуются у Сэды в поэтические строки.

***

Довольно скоро она стала приглашать меня на поэтические и политологические вечера: в ЦДРИ, ЦДЛ, Дом-музей Цветаевой, б-ку им. Некрасова, в конференц-зал посольства Армении, где сама организовывала и вела такие встречи, в московский Литературный институт им. Горького, в Переделкино … Иногда по её просьбе в таких вечерах были наши совместные выступления.

И здесь я обнаружил в Сэде Константиновне очень неожиданное для меня качество: если в выступлениях и дискуссиях по экономике, геополитике… она вела себя абсолютно уверенно, логически убедительно отстаивая свою точку зрения (хотя умела услышать оппонента и, если он был убедителен, согласиться с его доводами), то в канун поэтических выступлений передо мной была уже другая Сэда.

Сэда, в характере которой сочеталось, казалось бы, несочетаемое: когда нужно было сделать что-то благое для достойного человека или дела, а также, оценить события, поступки людей, литературные произведения, она делала это очень решительно и метко; а по отношению к собственным стихотворениям, проявляла неуверенность. Постоянно сомневалась в их качестве. Перед каждым творческим вечером спрашивала, что ей лучше почитать: старое, уже принятое писательской и читательской средой, или новое, в литературном качестве которого ещё сомневается. Или, написав что-то новое, тут же присылала с просьбой о самой тщательной критике, о чём уже сказал в начале этих воспоминаний.

Хотя какая могла быть критика при таком уровне её владения пером поэта и публициста.

Но ведь именно в этой – первичной неуверенности и заключается высочайшее требование к своему слову, идущее от трепетного отношения к Литературе, которая в конечном счёте и определяет главное во взаимоотношениях между людьми – степень их милосердия, гуманности и любви к ближнему…

***

К сожалению, стечение обстоятельств не позволили ей последние три земных года жить в Москве. Пришлось вернуться в Ереван, где чувствовала себя одиноко, поскольку литературная и общественная жизнь в столице России больше подходили ей по динамике и духовной основе.

Об этом были её многочисленные письма, и мы – друзья Сэды старались сделать всё от нас зависящее, чтобы она не чувствовала внутренней оторванности от России. В нескольких подряд номерах журнала «Берега» 2019 года и в первом 2020-го выходили её публикации – поэзия и публицистика в виде интервью с главным редактором журнала Лидией Довыденко, которую Сэда обожала за чуткость души, благородную направленность организаторского и литературного дарования. Как уже говорил, в газете «Слово» Виктор Алексеевич Линник – элитный журналист, которого она называла человеком отменного литературного вкуса, и кем издавна восхищалась, опубликовал нашу с ней беседу «Как уходил СССР». Николай Иванович Дорошенко, с которым она давно дружила и чью литературную одарённость с редким ассоциативным мышлением очень высоко ценила, постоянно публиковал на сайте «Российский писатель» её новые стихотворения и стихотворные циклы. Елена Игоревна Дорошенко, когда у Сэды не работал доступ к окошку для комментариев, что было довольно часто, а ей очень хотелось поделиться своим мнением о той или иной публикации на сайте, всегда помогала ей в этом. Николай Фёдорович Иванов, к кому она очень тепло относилась, зная его достойнейшую биографию и восхищаясь его прозой, в которой чувствуется душа поэта, постоянно и во всём Сэду поддерживал. В частности, сразу, одной из первых оформил ей билет Союза писателей России нового образца и выделил из первой же партии знак нашей организации. Мы передали это через её сына Сурена, который проездом был в Москве, и благодарная Сэда была тронута таким вниманием.

Когда в 2017 г. тяжело заболела её внучка Мария Саакян – талантливый российский кинорежиссёр – и приехала на лечение в Москву, Николай Иванов сделал всё от него зависящее, чтобы лечение проходило в лучшей из клиник, у лучших специалистов. К сожалению, болезнь оказалась в уже неизлечимой фазе, и в январе 2018 г. Машенька ушла из жизни.

***

Знаю, что Сэда Константиновна вела обширную переписку со многими писателями, у каждого из которых, уверен, найдутся о ней самые добрые слова.

Её душевное тепло и высокую литературную оценку сполна ощутили на себе Нина Волченкова, Екатерина Пионт, Валентина Коростелёва, Екатерина и Анна Козыревы, Анна Вартаньян, Анна Ретеюм, Светлана Демченко, Людмила Владимирова, Геннадий Иванов, Николай Коновской, Эдуард Петренко (светлая ему память), Валерий Латынин, Сергей Зубарев, Никита Иванов, Владимир Скиф, Владимир Корнилов… продолжать могу долго. Единственным, кому она хотела написать на январский цикл стихов, но не успела, является Наталья Радостева. Успела лишь в нашем телефонном разговоре сказать, что на сайте появился очень интересный, яркий поэт с собственным голосом, и что, когда чуть окрепнет, напишет сама. Но… Бог не дал.

Согласимся, далеко не каждому из нас присуще такое щедрое внимание к собратьям по перу – не только читать свежие публикации, но и находить время, силы и нужные слова, чтобы публично откликнуться на то, что тронуло душу.

Сэда была в постоянном контакте с профессором московского Литературного института им. Горького Михаилом Николаевичем Поповым, с поэтом, прозаиком и драматургом, главным редактором журнала «Муза» Валерием Ефимовичем Лебединским, с заведующим отделом театра и телевидения ЦДРИ, поэтом и режиссёром Анной Алексеевной Шишко. Когда Михаил Попов и Анна Шишко пригласили меня выступить в ЦДРИ на вечере памяти замечательного поэта-фронтовика Давида Самойлова, с которым мы были знакомы немало лет, то перед выступлением и после него говорили в основном о Сэде. О том, как не хватает её в Москве. Вспоминали наши совместные встречи, окрашенные яркостью таланта и душевной теплотой этого щедро одарённого природой нашего друга. Надеялись, что, может быть, она вернётся.

После вечера подробно написал Сэде о происходившем и выслал видеосъёмку выступлений. Растроганная, она ответила, что будто побывала в те часы вместе с нами.

***

Однажды, узнав, что готовлю рукопись для публикации нового сборника стихов, спросила, можно ли ей эту рукопись почитать. Конечно, я с удовольствием отправил уже скомпонованный материал в надежде получить её советы, поскольку реакция такого Мастера всегда полезна. Через несколько дней эта реакция последовала, но в очень неожиданном для меня виде: Сэда спросила, не возражаю ли я, если она напишет к сборнику предисловие. И в этом вопросе в очередной раз ощутил высшую степень её деликатности. Ведь таким предложением она оказывала мне честь, поскольку предисловие выдающегося поэта, да ещё по собственному желанию этого поэта – яркий штрих в собственной литературной биографии, чем очень дорожу и горжусь. Её предисловие украсило мой сборник поэзии «Живёшь, свою книгу листая».

Когда рассказал ей, что готовлю рукопись книги о Великой Отечественной под названием «О чём поведал фронтовик», куда войдут повести и рассказ о моих старших товарищах-фронтовиках, их воспоминания, а также, письма с фронта и записи из фронтового дневника одного из них, она очень воодушевилась, сказав, что у неё тоже появилось желание систематизировать и опубликовать письма и дневники отца, ушедшего на фронт в рядах Народного ополчения. И добавила: «Вот только немножко окрепну».

Но… судьба распорядилась иначе. И теперь она, уйдя в другое измерение, всё отчётливей входит в память, где и остаётся жить. Потому что:

«Неправда, друг не умирает,

Лишь рядом быть перестаёт…»

сказал человек, который хорошо знал, что это такое.

Вот и наша Сэда остаётся с нами во многих её произведениях, комментариях, личных разговорах… А для меня ещё и в стихотворении, черновик которого много лет назад в первый раз получил от неё «для самого придирчивого прочтения»:

Здесь всё – моё.

И всё – со мною…

……………………………………..

…Я в душах храм любви

Построю…

Она сумела это сделать. Сделать самое главное, что позволит человеку выполнить своё предназначение на земле. Думаю, все, кто её знал или читал, почувствовали в этой великой женщине высокую нравственную ноту строителя «храма любви» в наших душах. За что и остаёмся ей благодарны.

***

И поскольку любой человек после физической жизни на земле остаётся жить в памяти людей, его знавших, а Художник – и в своих произведениях, думаю, многим из нас захочется посидеть наедине со стихотворениями нашей Сэды, чтобы ещё раз ощутить поэтические откровения этого Мастера.

ПЕСНЯ МЕТЕЛИ – НЕ ЯБЛОНИ ЦВЕТ…

Поэзия Cэды Вермишевой

Размышления о поэзии Сэды Вермишевой назвал строчкой из стихотворения «Адептам чистого искусства», вошедшего в один из её сборников – «СМЯТЕНИЕ»:

Что они пели,

Курлыкали –

Что?

Песни метели не слышал

Никто…

Песня метели – не яблони цвет, –

Где пролетела – там её нет.

Белая мгла только вьётся-клубится,

Белою лебедью,

Лебедью птицей…

Белым туманом

За краем небес…

В белой метели

Их голос исчез,

Там,

Где кончаются

Поле и лес…

Начал с этого стихотворения потому, что оно – о сути Художника, хотя и написано о тех, в ком она отсутствовала.

Да, никто из них не слышал «песни метели». Если хочется слушать только себя-любимого, как её услышишь. Дай Бог, увидеть «яблони цвет».

Таков удел «чистого искусства», не рождённого высокими эмоциями, а следовательно, и не несущего их.

И потому знаменитые «фиолетовые руки на эмалевой стене», которые уже больше века «полусонно чертят звуки в звонко-звучной тишине», давно «чертят» их лишь для литературоведов, занимающихся в основном поэзией Серебряного века.

Хотя это – очень красивое «полусонное» стихотворение знаменитого адепта чистого искусства В. Я. Брюсова многозначительно названо «Творчество».

Время определило нежизнеспособность того, что является искусством ради искусства. И потому «в белой метели их голос исчез…».

А те, кто следовали знаменитому «Глаголом жги сердца людей», остались на века.

И написанное почти два века назад: «Струн вещих пламенные звуки до слуха нашего дошли…», жить будет вечно.

Строчки о мыслях и судьбах людских – их высокой драме или не менее высоких восторгах, оказываются нетленными.

Об этом, в конечном счёте, и стихотворение Сэды Вермишевой.

Стихотворение грустное. Да и каким ему быть в сборнике, который назван «СМЯТЕНИЕ». Именно смятение сейчас живёт в сердцах тех соотечественников, в ком сохранилась совесть – «охранная грамота» понятия «ЧЕЛОВЕК».

Эта «охранная грамота» позволяла во все времена хранить то, что, казалось бы, легко утратить, когда вокруг «всё расхищено, предано, продано».

Приведённое в начале стихотворение датировано 2003-м годом, однако, в строчках уже далёкого 1970-го, хоть и другое настроение, но «дыхание Музы», на мой взгляд, то же:

Приходит день, когда мне невозможно

Не взять перо и не начать писать.

Всё прочее и суетно, и ложно,

И только эта мука –

Благодать.

И только эти вдохновенья всплески,

И только эта странная звезда,

Хоть отдыха и скупы перелески,

Гор высока влекущая гряда…

И дивное соприкасанье с небом,

С прозрачностью, свободой, синевой,

И с мирозданья непонятным светом,

Отроги скал камнями под стопой, –

Такая ласка и восторг, и счастье,

И облаков струящаяся грусть…

И сердце –

Храм

Высокого

Участья,

Преодолеть которое я тщусь…

Когда у поэта ТАКОЕ сердце, то первые и заключительные строчки стихотворения особенно понятны. Ведь день «когда…невозможно не взять перо» приходит к нему, наверное, постоянно – вне зависимости от того, возьмёт ли он перо физически. Приходит потому, что сердце его – это «Храм Высокого Участья».

И хотя, на первый взгляд, настроение в двух приведённых стихотворениях разное, для меня их роднит мысль, выраженная в знаменитой «Белой гвардии»: «Всё пройдёт. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звёзды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?».

Скорее всего, потому, что суетность, сиюминутность, тщеславие, выход наружу мефистофельского начала нередко заглушают в человеке эту мысль. И мы не замечаем, как наше духовное начало нередко уступает этой сиюминутности, которую принято именовать успокаивающим: «целесообразность».

Хотя сколько зла от такой «целесообразности» знаем не только из мировой литературы, но и повседневной жизни знакомых, близких и самих себя.

И наверное, давно бы рухнули от такой «целесообразности», если бы противовесом не звучали в окружающем нас пространстве слова тех, в ком духовное начало никогда и ничему не уступает.

Эти люди называются Поэтами – вне зависимости от того, в какой форме выражают они свои мысли. Их мало. Но им дано Слово. А поскольку: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Всё через Него начало быть», то, наверное, и Поэтов не может быть много. Потому что они – Избранные, и несут именно то Слово, какое, в конечном счёте, хранит нас, как человеческую особь, от мощных проявлений мефистофельского начала на земле.

***

Такие мысли приходят мне во время чтения стихов Сэды Вермишевой, представленных в этом сборнике.

Он состоит из разных разделов, каждый из которых объединяет стихотворения, близкие по конкретной теме: «Время пришло говорить», «Разбит наш дом», «Омут свободы», «Помоги нам, Боже!», «Горящие моты»… Но все они об одном – о Смятении.

И потому можно произвольно открыть любую страницу и читать. Например:

Мы попадаем под

Колёса…

Мы сходим с рельс,

Летим с откоса…

Своей ли волей,

Волей рока,

Не весть какого

Скомороха,

Так неожиданно жестоко

К нам повернулось мирозданье,

Событья,

Ход времён,

Эпоха…

И, поведя надменно бровью,

Они нам шлют

Своё

Посланье –

Грозят нам мороком

И кровью –

И нас уж нет –

Одно преданье…

…………………………………….

…И никакие

Пароходы

К нам в трудный

Час

Не подплывут…

Мы тонем

В омуте

Свободы…

А ближний берег

Наг и крут.

Для скольких соотечественников объявленная нам в начале 90-х свобода стала «омутом», потому что оказалось – не готовы мы к ней. Не готовы к тому, что: «свобода любого человека должна заканчиваться там, где она начинает нарушать свободу другого человека». Чтобы жить ТАК, нужна другая культура или другое состояние души, путь к которому – ежедневный духовный труд.

Однако, хоть «ближний берег наг и крут», Поэту это не преграда. Он чувствует свою миссию – ОТВЕТСТВЕННОСТЬ. И потому:

Когда нет сил

Подняться

Для полёта,

Когда мне жить

Почти

Невмоготу,

Крест-накрест

Предо мной

Все двери, все ворота, –

Я говорю себе,

Что я – пехота…

А впереди лишь топи

Да болота,

Но я их всё-таки

Когда-нибудь

Пройду…

Вот эта уверенность: «всё-таки когда-нибудь пройду», тоже, думаю, от ответственности. И от СВОБОДЫ. Внутренней свободы, которая ни в какие времена, ни при каких обстоятельствах ничему не подвластна, если ты наделён ею от природы. Она и даёт силы даже, когда:

Передо мною странная картина

Вдруг возникла,

Встала,

Разрослась.

Нет истории.

Осталась только глина.

Нет страны.

Но есть чужая власть.

Я, наверное, куда-нибудь

Уеду –

Не глядеть,

Не видеть бы напасть…

Оглянусь –

Она ползёт по следу,

Ухмыляется,

И щерит пасть.

Мне корёжит дух она и душу,

Бьёт с оттяжкою,

Наотмашь бьёт,

И всласть.

Океаны перешли на сушу,

Словно тать,

В ночи подобралась…

Я стою

Перемогаю стужу,

Я креплюсь,

Стараюсь не упасть…

И тут же – чуть дальше:

Всё, что случится

С моею страной,

То и со мною,

Случится,

С ветвью системы её корневой…

Не

Разлучиться!

Как мне уйти от неё,

Как бежать? –

Видано ль

Дело?..

Вместе мы жили.

Вместе умрём.

Нет нам

Предела!..

Читал и вспомнил блоковское: «Что всё уж не моё, а наше, / И с миром утвердилась связь…».

А на следующей странице, будто в подтверждение этой ассоциации, читаю:

Хоть унижена муза,

И унижено сердце,

И бредут, как слепые,

В слезах и в снегу,

Но от радости жизни

Никуда им не деться, –

Не зарыться, не кануть

В стогу…

И звучит её музыка,

И волнуется детство,

И прекрасная юность танцует,

Вскинув руки,

На тёмном лугу…

Так люби меня,

Музыка!

Не покинь и не брось!

Протяни мне своих незабудок,

Тёмно-пепельных,

Гроздь!

Напиши свои знаки

На облаке лета,

И продлись,

И продли,

И рассыпь меня в искры

Летящего

Света!..

Вспомнил здесь Блока ещё потому, что и для меня мироощущение Cэды Вермишевой близко мироощущению этого великого поэта Серебряного века: его предчувствию возмездия: «Над нами сумрак неминучий…» и тут же всепобеждающее: «Сотри случайные черты – / И ты увидишь: мир прекрасен…».

И когда читаю, что музе и сердцу Сэды Вермишевой: «От радости жизни / Никуда…не деться…», тоже вспоминаю блоковское: «О, весна без конца и без краю – / Без конца и без краю мечта! / Узнаю тебя, жизнь! Принимаю! / И приветствую звоном щита!».

Чем больше вчитываюсь в стихи Сэды Константиновны, тем больше чувствую духовную близость между ней и Блоком. Может, суть – в обострённой совести обоих. Вот и дальше у Вермишевой:

А нам – средь всех,

Нам быть – за всех,

За немощных

И малых…

С высот невидимых

Креста

Жизнь бесконечна

И чиста

Средь всех времён, пустых имён

И в вёдро, и в порошу –

И от распятого Христа

Принять нам ношу!..

Но, если Блок в какой-то момент стал настолько удручён ходом событий после 17-го года, что «перестал слышать звуки» и не смог без этого жить, мучительно уходя в мир иной, то у Cэды Вермишевой реакция на нынешние бесстыдства и цинизм власть имущих иная – действенная. И её аккорды звучат так:

Когда распрямиться

Пружине

Назначенный час

Подойдёт, –

Запомните! –

Память –

Не стынет

И счёт свой обидам

Ведёт…

Как сжатая сила

Вулкана,

Как плач заколдованных

Недр, –

Так прошлого

Подвиг

И рана –

Предвестье

Грядущих

Побед!

Мне это отдалённо напоминает «Песню о Буревестнике». Хотя и знаю, что ТАКАЯ «жажда бури», а точнее жажда ТАКОЙ «бури», как у нашего «Буревестника революции», для Cэды Константиновны не характерна. Очевидно, потому что ТАКИЕ «бури» мы уже проходили, и нас до сих пор от них «штормит».

У Сэды Вермишевой надежды на другое:

Будем надеяться,

Верить,

Молиться –

Истина Божья

Для нас

Возродится…

Крепить

Не канаты,

А с Вечностью –

Связь,

Восходы,

Закаты,

Славянскую

Вязь!

И Лики Святые

Проступят

Сквозь тьму –

И люди вернутся

К Христу

Своему!

Вот в этом – важнейшее: вернуться «К Христу Своему!». И поэт Сэда Вермишева делает всё, от неё зависящее, своим Словом, которым природа так щедро её одарила. Делает, выполняя свою миссию на этой земле, и живёт по БОЛЬШОМУ СЧЁТУ, потому что знает – чувствует:

И время отмерит мне путь

В неизвестность,

По тропам скалистым,

На плаху суда…

Глаза распахнёт

Неоглядная нежность,

Мятежная вспыхнет

На небе звезда…

Уверен, что так и будет, поскольку свет «мятежной звезды» её поэтических строк помогает многочисленным поклонникам этого поэта не утратить веры в своё предназначение – жить по совести и не опускать рук.

***

О Сэде Вермишевой сказано и написано много. Как уже отметил раньше, среди её читателей были и есть такие известные люди как Николай Иванович Рыжков, Владимир Цыбин, Евгений Винокуров, Николай Дорошенко, Сильвия Капутикян, Александр Ревич, Ирина Снегова, Николай Тихонов, Леонид Мартынов, Левон Осепян, Вета Григорян… Каждый из них сказал о творчестве этого поэта что-то для себя важное.

Но все почитатели дарования Сэды Константиновны сошлись в одном – в ВЫСОКОЙ НРАВСТВЕННОЙ НОТЕ её поэзии. В удивительном сочетании боли и теплоты её лирических строчек.

И тут вновь вспоминаю блоковское: «Чтобы от истины ходячей, / Всем стало больно и светло…».

Всё-таки, думаю, для многих из нас постоянно соединяются своим созвучием эти два выдающихся поэта разных поколений. И, наверное, не случайно, потому что уже отмеченное стихотворение Сэды, посвящённое Блоку или навеянное его мотивами, многое объясняет:

«Летит, летит степная кобылица,

И мнёт ковыль.»

Александр Блок.

Стихия ветра, стихия снега,

Я вас люблю…

Какая воля, какая нега…

Земли и неба

Свободу пью…

И невозможно

Остановиться –

Звенит ковыль…

Нам всё под силу,

Нам всё простится –

И сон. И быль.

И потому вот – такая доля –

Легла нам карта –

Дороги власть…

За всё, что было,

За всё, что будет,

В траву степную

Лицом

Упасть…

И в сердце снова

Очнётся сила

Хулу и славу,

И крест принять…

Вот такое признание достойнейшего поэта нашего времени Александру Блоку.

Что касается времени, то у Сэды Константиновны можно прочитать такую перед ним исповедь:

Благодарю века

За то, что дали силы

Мне устоять, –

Господь хранил

Меня…

Что вектор обрели

Мои

Усилья.

Что не напрасно

Жизнь течёт моя.

Что слишком трудною

Была моя дорога –

Не огибала ни страстей,

Ни бед.

Что никогда

Я не теряла Бога –

Бог был во мне –

В дни горя и

Побед…

И поскольку не теряет она Бога никогда – «В дни горя и / Побед», то в какой-то момент приходит к ней:

… И лишь величие

Идеи

Меня ведёт по сколам льдин,

И смерти нет,

А солнце реет…

И оступиться нет

Причин…

Продолжая размышлять о величии идеи и вообще о величии, как таковом, Сэда Вермишева уже в другом сборнике, который назвала «ПРЕОДОЛЕНИЕ», пишет:

Я из прошлого величья,

Из совсем другой страны.

В тёмном поле сердце кличет

Отлетевшей были сны…

И куда ни кинешь взгляда, –

Всё утрата,

Всё мираж…

И зачем, какого ляда

Здесь разыгрывать кураж?

В мире горестном распада

Я сама себе не рада, –

Так ничтожен мир…

И я –

Лишь осколок,

Скальный сколок,

У замерзшего ручья…

Переправы лёд так тонок…

Под снегами Русь моя…

Выбрал эту строчку потому, что величие самой Сэды Вермишевой не только в прошлом, но и в настоящем. Хотя корни, как у подавляющего числа тех, кто не утратил совести, конечно, «из совсем другой страны». И, чем больше проходит времени от начала 90-х, тем больше «сердце кличет» ту страну, как «отлетевшей были сны».

Величие же Поэта в настоящем определяется верностью главному – духовной сути Человека, которую Сэда Вермишева отстаивает изначально день ото дня. А об истоках собственного внутреннего состояния она пишет так:

Я мало от себя завишу,

Завишу больше от других.

Они дают мне хлеб

И крышу,

И пару пряников сухих.

Но голоса я утром слышу

В подполье узников своих –

Они скребутся,

В спину дышат,

Идут

Как конники

В прорыв…

На свет выходят.

Книги пишут, –

С постов снимают

Часовых…

И эти «голоса» действительно «идут как конники в прорыв», поэтому каждое её стихотворение и каждая публицистическая статья становятся событием не только в литературной жизни страны, но и в общественном сознании многочисленных читателей Сэды Вермишевой.

Иначе и не может быть, потому что:

Я боюсь за Россию

Больше,

Чем за себя.

Хоть меня не просили,

Говорили:

«Напрасно!»

Повторяли,

Что зря…

Только так привелось мне,

Так легло на роду…

Я здесь Слову училась

В сорок первом Году…

Так совпало что верность Слову как Долгу была в ней заложена ещё в знаковом для страны сорок первом году, когда будущий выдающийся поэт находилась в совсем нежном– десятилетнем возрасте. А годом позже – в сорок втором – Анна Ахматова написала, ставшее сразу знаменитым стихотворение «МУЖЕСТВО», где уверенно сказала: «…И мы сохраним тебя русская речь, / Великое русское слово, / Свободным и чистым тебя пронесём, / И внукам дадим, и от плена спасём / Навеки!».

Вот и по сей день, – рождённая в Армении и волею обстоятельств оказавшаяся ещё подростком в России, влюблена Сэда Вермишева в обе эти – ныне страны и в Слово каждой из них, которое для неё свято. Потому так близко к сердцу принимает всё, что связанно с преступным разрушением своего великого государства под названием Советский Союз. Где, в отличие от сегодняшних – бывших его республик, а теперь самостоятельных стран, жила Великая Идея, поскольку:

Без Великой Идеи

Не бывает Великой

Страны….

Ну а мы оскудели

И себя проглядели…

Мы смертельно больны.

Наше воинство Духа

Тихо двинулось вспять…

И эта боль, а также, вера в преодоление пронизывают книгу Сэды Вермишевой. Вот какими строчками своих стихотворений Поэт предваряет её главы:

Я протянула

Всем невзгодам

Руку…

***

Прощай

Двадцатый век!..

***

В моей душе

Ещё костёр

Дымится….

***

Я молю –

Не стойте с краю

В трудный час

Земли своей!..

***

Идут на снос

Эпохи и дома…

***

Со всей страною говорить

Всем горлом

Всем ознобом…

***

Латать и лечить

Современности драму.

И править безумия

Речь!..

***

Слепиться в храм.

В надежду,

В свет,

В простор…

Не правда ли, в этих строках не только продолжается вполне понятное настроение предшествующей книги «СМЯТЕНИЕ», но и уже отчётливо звучат нотки того, что и дало повод назвать новую книгу обнадёживающим: «ПРЕОДОЛЕНИЕ». Да и не в характере Сэды Вермишевой, которую подавляющее большинство любителей её поэзии и публицистики зовут «наша Сэда», оставлять непреодолёнными смятения, возникающие на каждом шагу человека с обострённым чувством Совести.

В этом – главном качестве Человека – испытывает она полное родство с любимым ею Александром Блоком. О некоторых важных размышлениях выдающегося поэта Серебряного века есть в книге Сэды очень ёмкая статья «ПОСЛАНИЕ БЛОКА или РОССИЯ МЕЖДУ ВОСТОКОМ и ЗАПАДОМ».

Мне же, когда думал о переходе от «СМЯТЕНИЯ» к «ПРЕОДОЛЕНИЮ» пришли на память знаменитые строчки Блока: «…Но ты, художник, твёрдо веруй/ В начала и концы. Ты знай/ Где стерегут нас ад и рай. / Тебе дано бесстрастной мерой/ Измерить всё, что видишь ты. / Твой взгляд – да будет твёрд и ясен. / Сотри случайные черты – / И ты увидишь: мир прекрасен…»

Да, горько и больно видеть эти «случайные черты», которыми люди, утрачивая совесть, населяли и населяют во все времена наше пространство. Но природой дано Поэту чувствовать и нести нам свою уверенность в том, насколько наше пространство само по себе прекрасно, если жить по совести. И конечно, любить. Тогда преодолеешь всё. Не случайно эта книга начинается стихотворением «Поэт», в котором звучит:

Ты пребываешь здесь

Инкогнито,

Никто не должен в мире знать,

Что солнце ввысь

Тобою поднято,

Что ты велел ему

Сиять.

Ты есть Закон.

Твои Владения

Лежат везде,

Где солнца свет!..

Ты – сын побед.

Не поражений –

Для духа поражений

Нет!

Ещё идут твои сражения…

Гори,

Владей,

Твори,

Поэт!..

И в этом – «для духа поражений нет» вся наша Сэда. Нередко слышу от неё, что сейчас – в дни непонятной «свободы от совести» не время для её любовной лирики, с чем не могу согласиться, потому что такая лирика нужна в любые времена, даже, а может, и тем более, «когда говорят пушки». Для Сэды же она настолько органична, что сразу заслушиваешься красотой и глубиной созвучий её душевных струн.

Знаю, каким трудом далось Николаю Ивановичу Дорошенко уговорить Сэду Константиновну дать для публикации такую лирику, и очень благодарен обоим за эти стихотворения в сборнике, поскольку они всегда и венчают наши преодоления. Впрочем, давайте послушаем:

Туманы с тучами слились,

И неба свет так нищ

И скуден…

Ручьи

Как реки

Растеклись,

Базар немноголюден.

Визжит пила на лесопилке

И заполняет звуком дали.

Пройдёшь –

И мягкие опилки

Набьются в мокрые сандальи.

Забор укрыла повилика…

Проходят серо дни,

Безлико,

Безликостью, не тяготясь своею…

Здесь вызревают зёрна тихо,

И я их торопить

Не смею…

Согласимся, что мы стали отвыкать от таких её стихотворений. К сожалению. Но, видимо, «лёд тронулся», и потому слушаем дальше:

Какая тишь стоит над миром

Заснул мой город.

Далеко

Бросает свет полоской узкой

В слепую ночь

Моё окно.

Белеет снегом занесённый

Проспект,

И, словно покрова,

На снег ложатся запоздало

Чеканных листьев кружева.

Не шелохнётся тополь тонкий.

Он зачарованно глядит,

Как серп луны, прозрачный

Ломкий,

Туманным облаком кадит…

В саду скамеек тёмных тени

Легли полосками на снег –

Прощальный знак поре осенней…

Остановило время бег…

А тишь стоит,

Стоит – над миром.

Мне в тишь такую –

Не уснуть.

Застыло всё…

Лишь звёзды в небе

Неслышно строят

Млечный Путь…

И пока звёзды «неслышно строят Млечный Путь», давайте насладимся ещё и такими строчками Поэта:

Начну письмо…

Под дождь так тянет

Лелеять слов обугленную хворь…

Раскрыть окно,

Приставить к двери камень,

Начать письмо…

Писать в стихах,

Без адреса,

Без почты,

Которая бы приняла его.

А шум дождя

Вберут,

Впитают строчки –

Так сладостно с природою родство…

И только к утру тихо прозревая,

Со лба откинуть вымокшую прядь,

И, с подоконных досок дождь стирая,

Легко вздохнуть,

И снова жизнь

Начать…

Как тут не вспомнить знаменитое: «Легко проснуться и прозреть, / Словесный сор из сердца вытрясть / И жить, не засоряясь впредь, / Всё это – небольшая хитрость». Ей удалось эту «хитрость» постичь, поэтому и жила на земле «не засоряясь». За что мы и любим нашу Сэду.

Григорий Блехман