В этот раз день выборов и пара дней до него как ночь перед Рождеством – сплошные чудеса и чертовщина: мегарейтинговую чернуху на НТВ и чересчур критичную «Неделю с Марианной Максимовской» предусмотрительно убрали с экранов, дабы избиратели вдруг не очнулись, и заменили убаюкивающими разум патриотическими стрелялками, сагой о плохих «красных» и хороших «белых» и колыбельными от группы «Любэ». В этот раз любое слово в любой момент обрастает самыми неожиданными смыслами. В этот раз даже театр принял участие в выборах.

«Укрощение строптивой» в день выборов

В показанном в день выборов в Александринском театре «Укрощении строптивой» Шекспира в постановке знаменитого литовского режиссера Оскараса Коршуноваса используется популярный в современной драматургии прием: нет четкой границы начала действия, но если учесть, что текст Шекспира – это рассказ в рассказе, где обряжение медника Слая в лорда – лишь обрамление непосредственно укрощения – Коршуновас, используя любимый постмодернизмом прием как бы «закавычивает» эту рамку, растворяя ее и делая жесткую схему спектакля размытой: шекспировское действо у него предваряется небольшой зарисовкой, где актер, исполняющий роль медника Слая, как бы и не играет Шекспира, а изображает зарисовку из стэнд ап камеди. Но в день выборов все обретает особый смысл. Вот, и режиссер решил позаигрывать с публикой и вложил в уста пьяного Слая такие фразы: «Где сказано, что я не могу в день выборов?..», «Пока ОМОН не прискакал, сказал, что я голосую не за того». Публике понравилось, и спектакль сразу приобрел совершенно определенный подтекст.

Даже предваряющий основное действо монолог Слайса о, говоря современным языком, гендерных ролях: «Я думаю, что мужчины и женщины – это как «Адидас» и «Найк» — вечные конкуренты, хотя и делают одно и то же» вызвал совсем другие, политические, параллели. Которые только нарастали. Пьяного медника по тексту Шекспира старательно убеждали, что он лорд. С этой целью актеры надели на себя бюсты (да-да: надели бюсты) великих: Пушкина, Сократа и других (ну как тут не вспомнить предвыборную вакханалию с Солженицыным, Булгаковым и Октябрьской революцией, которые так часто употреблялись всуе в предвыборном телеэфире?). И как тут не провести параллели со всеми нами, которым старательно внушают, что мы все дураки, лентяи и пьяницы, и перед которыми вот уже много лет СМИ старательно разыгрывает спектакль о том, как на Руси жить хорошо, а тот факт, что Слай, так же, как и вся аудитория спектакля, выступает в роли зрителя, еще больше эту аналогию усиливает. Но вот не задача: убедить – убедили, а мнимая жена в постель с ним не пошла! Да и мы никаких бенефиций от того, что мы – «лорд» не получаем.

Литературоведы отмечают бледность характеристик личностей персонажей пьесы Шекспира. Видимо, этим обусловлен очень оригинальный прием Коршуноваса: актеры, играют своих персонажей одетые в современную одежду черного цвета, стоя за манекенами в одежде эпохи Возрождения – когда и происходит действие пьесы. В день выборов это как-то навевает воспоминания о виртуальных политиках из «Generation П» Пелевина.

А пока идет действо, на дальнем плане некие скрытые силы крутят шестеренки. А за всем этим, сидя за столиком гримуборной, наблюдает режиссер действа и Лорд, для коего оно и предназначается, что-то обсуждая между собой, что тоже неизбежно навевает ассоциации о скрытых силах, движущих политическим процессом.

В день выборов все те же ассоциации вызывают и женихи, всеми правдами и неправдами борющиеся за руку дочерей Батисты: «как жен сварливых прибрать к рукам и даже воли не давать их языкам».

Не обошлось и без главного тренда сезона – иронии над отменой перевода времени: именно такие ассоциации вызывают фразы пройдохи-укротителя Катарины Петруччо: «Часы покажут, сколько я сказал» и отвергнутого жениха Гортензио: «Он скоро управлять захочет Солнцем!». Хорошо, что у нас не Сахалин и их так просто не вырежешь.

Во втором акте шекспировское действо все-таки выходит на первый план. Самым сакральным образом это совпадает по времени с закрытием избирательных участков на самом западном рубеже нашей Родины. Герои наконец-то одеваются в наряды своего времени, женятся, мирятся, все становится на свои места. Режиссер находит и интересное объяснение подчинения-таки строптивой Катарины своему мужу, довольно нелогично и пунктирно прописанное Шекспиром: подчинившись ему, она становится королевой всех женщин, обретает право учить и наставлять их.

Все время действа одураченный медник, одетый в чепчик и слюнявчик то дремлет, то вообще оказывается в гробу. Кстати, у Шекспира он так и не просыпается: отсутствует завершающая часть обрамляющего рассказа.

Этот полиморфизм смыслов, способность приобретать самое разное содержание в зависимости от контекста или небольшого изменения формы – один из любимых приемов постмодернистского искусства. В данной постановке (да и во многих, ей подобных) он во многом вызван ее особой структурой: не однослойной, как даже в самой лучшей драматургии предыдущих эпох, а много- даже не слойной, а составной. Как в лоскутном одеяле здесь собраны самые разные смыслы: и цитаты из творчества Высоцкого, и аллюзии на классическое наследие и современную нам повседневность: речь одежду и т.п. и многое другое. Зачастую это даже аллюзии на аллюзии: так, бюсты – это и аллюзия на время и место действия спектакля – Италию эпохи Возрождения и даже некоторые возрожденческие идеи, высказанные Шекспиром – т.е. аллюзии на аллюзии самого текста Шекспира. «Укрощение строптивой» – одна из самых легкомысленных пьес в творчестве Шекспира, ее не тяготит слишком глубокое содержание, т.е., у нее нет жесткого стержня – она гибкая. И это позволяет наполнять ее какими угодно смыслами и втягивать зрителей в игру по их поиску.

Эффект незавершенности спектакля создается и фигурами наблюдающих за действом Лорда и Режиссера, у которого в руках словно текст пьесы – как во время репетиции. Благодаря такой гибкой и незавершенной форме спектакль этот вполне может обрести иной подтекст, будучи показан 8-го марта, в Хэллоуин, Всемирный день знаний и еще когда угодно.

«Тень города» в театре на Литейном

Несколько дней спустя после выборов в Петербурге шел спектакль «Тень города» в постановке самого неформального петербургского режиссера Романа Смирнова, поставившего «Каприччо» по музыке С. Курехина и «Квартирник» по стихам Хвоста.           В этом спектакле режиссер расширил круг источников вдохновения и поставил спектакль с песнями сразу многих ленинградских-петербургских музыкантов, а так же цитатами из произведений многих ленинградских-петербургских писателей и поэтов.

Естественно, спектакль, как и история города, открывается появлением фигуры Петра – главной тени нашего города – в ироничной трактовке а ля Павел Воля.

Торопливый голос Сергея Шолохова сообщает, что, поехав в Амстердам и накурившись там марихуаны, Петр ослеп и ему привиделся образ Петербурга – поэтому, видимо, Петербург сам по себе – это всего лишь «тень города». То, что этот текст произносит именно киновед, придает ему дополнительную весомость и правдоподобие.

Начинаются песни, появляется гротескная «маасквичка» с внешностью женоподобного пародиста Александра Пескова, мечтающая, вернее нет, хотящая (москвичи не мечтают, это делают петербуржцы, а хотят) купить квартиру в Питере и произносит удивительный монолог, в своем образе будущей квартиры рисуя настоящий пейзаж типичного Петербурга: на высоком этаже, без лифта, в четвертом дворе, и «чтобы вокруг все было потрепанное-потрепанное» и… «деревце на балконе». «Маасквичка» оказывается в коммунальной квартире, а там среди жителей – стирает, жалуясь на жизнь, Катерина Ивановна Мармеладова. Все это органично перетекает в тоже коммунальную комнату к «Максиму и Федору» «митька» В. Шинкарева – тоже хрестоматийных персонажей Петербурга.

Среди всего этого действа бродит, восседает, наблюдая то ли за спектаклем, то ли за жизнью своего детища – Петербурга, фотографируется с туристами, пьет и исповедует Мармеладова, заменяя собой фигуру Раскольникова, главная тень Петербурга – Петр, смотрящийся чужаком в созданном им городе. Сидя в кабаке (или, как сказали бы современные петербургские мармеладовы, в «Рюмочной») с Раскольниковым, Петр вслух рефлексирует о Петербурге, его роли и значении. В ответ на его фразу «Господи, да приидет царствие твое!» раздается голос Путина – тоже символической фигуры Петербурга и большого поклонника Петра – порождая массу исторических и политических аналогий.

В этом контексте слова из эссе Татьяны Москвиной – совести и голоса современного Петербурга: «Не включать «Лав радио». И «Русский шансон». И «Европу плюс». Где мой Малер? Где мой Вагнер? Пусть гремит в наушниках несгибаемая воля титанов!» и даже «Не голосовать за «Единую Россию» звучат как истинное кредо истинного петербуржца. А, произнесенные несколько дней спустя после выборов, они приобретают особый вес и иронию. На этом можно было бы и закончить спектакль, но это было бы слишком просто.

Сначала впечатление усиливает песня «ХЗ» «Жаль подмога не пришла… нас с тобою нае..ли», невероятно актуально звучащая после выборов. А потом и вовсе – цитаты из… (страшно сказать!) статьи Блока «Интеллигенция и революция»: «Пусть сейчас этого нет и (вдохните глубоко – Т.Т.) долго не будет. Но жизнь отдаст нам это, ибо она прекрасна (вот на кого последняя надежда – Т.Т.)». Эх, хорошо еще, что всю статью целиком не стали читать, а то там такое..: про гибель России и того хуже… про демократию!

Кстати о городе. Странный он какой-то: как сообщает Мармеладов (он-то как раз уцелел), то метро, то Казанский собор куда-то подевались. Одно отражение города на воде осталось.

Фото сайта VashDosug.ru