К 335-летию со дня рождения Эммануила Сведенборга

_

В меня вместятся оба мира, но в этот мир я не вмещусь.

Я – суть, я не имею места, и в бытие я не вмещусь.

Все то, что было, есть и будет – все воплощается во мне.

Не спрашивай. Иди за мною. Я в объясненья не вмещусь.

_

Эти строки выдающегося ирано-азербайджанского поэта Сеида Имадеддина Насими (1369-1417) в классическом переводе на русский язык Константина Симонова можно справедливо отнести к великому шведскому естествоиспытателю, рационалистическому философу, толкователю и интерпретатору Библии, христианскому теософу и мистику, основоположнику учения Новой церкви Эммануилу Сведенборгу (1688-1772), 335-летняя годовщина со дня рождения которого выпала на 8 февраля 2023 года. Да не смутят вас данные русских и англоязычных справочников – согласно им, дата рождения великого ученого определяется как 29 января. Однако Шведская энциклопедия уточняет, что это в соответствии со старым стилем, поскольку в ту пору, наряду с григорианским, в разных областях Швеции еще использовался и юлианский календарь. Впрочем, оказанное им влияние на всю христианскую европейскую цивилизацию, причем, на наш взгляд, как положительное, так и отрицательное, сегодня трудно переоценить, поскольку оно преодолело грани времени и пространства, отразившись в настоящем на том положении вещей, которым мы обладаем. Никогда не следует преуменьшать значения теологии. Последнее, как выясняется, может привести к непоправимым для общества последствиям, ведь к той же пресловутой секуляризации Запада приложили свои гениальные усилия наставник со своим учеником: Исаак Ньютон и Эммануил Сведенборг. Но с чем, вы спросите, это связано. Ответ вполне очевиден: прежде всего с тем, какие усилия предприняли оба для разрушения общехристианской догматики. А они по существу титанические и сообразные талантам двух энциклопедистов-полиматов.

Исаак Ньютон и Эммануил Сведенборг

До сих пор мало кто в нашей стране и за рубежом касался взаимоотношений двух гениальных ученых, поскольку они оказывались на самом видном месте, что зачастую и не замечается. Да и воздействию именитого англичанина на молодого тогда шведа не придавалось значения, хотя последнее принципиально для всей будущей теософии Эммануила Сведенборга.

Итак, Эммануил Сведенборг был сыном Еспера Сведберга и его жены Сары Бем (Behm), дочери горного мастера и асессора Альбрехта Бема;  отец великого ученого и теософа происходил из семьи богатого бергсмана, а потому много путешествовал, изучал теологию и придерживался пиетизма, а однажды, вернувшись на родину, в Стокгольм, настолько поразил шведского короля Карла XI своими суждениями относительно религии и морали, что позднее получил степень профессора богословия в Уппсальском университете и должность настоятеля собора, будучи затем рукоположенным в  сан епископа в Скаре. Именно Еспер Сведберг придерживался того мнения, что ангелы или бесы присутствуют в повседневной жизни людей и не существует четкой грани между физическим и духовным мирами, что, разумеется, сильно повлияло на сознание его сына Эммануила, с другой стороны, со школы не выносившего консервативно-лютеранскую догматику с ее учением о безусловном предопределении и спасении верой (в 1719 году род Сведбергов был возведен в Шведское рыцарство, и с этого времени его представители получают фамилию Сведенборг). В 1709 году Эммануил, тогда еще Сведберг, окончил философский факультет университета в Уппсале и в 1710 году совершил большое путешествие по Европе, посетив Францию, Германию и Нидерланды, прежде чем оказаться в Лондоне, где он остановится на следующие четыре года. Тогда же ему посчастливилось познакомиться в английской столице с самим Исааком Ньютоном (1642-1727), слушая его лекции по физике, механике и философии и, вероятно, посещая его тайный богословский кружок, где и был индоктринирован в тайном антитринитаризме и унитаризме Ньютона. Сегодня, пожалуй, только этим можно объяснить истоки последующего антитринитаризма самого Сведенборга: в этом плане сложно поверить, чтобы он опирался лишь на данные своих видений; скорее всего, как нам представляется, имела место его предварительная индоктринация со стороны Исаака Ньютона. Да и дальнейшее пребывание девственника Сведенборга в Лондоне, разве не говорит о том, что он являлся даже квази-епископом, наследником и продолжателем унитарианского дела другого девственника – автора «Математических начал натуральной философии»? Богословская миссия сэра Исаака Ньютона, учитывая его антитринитарные воззрения, не могла быть легальной в условиях государственного статуса Англиканской церкви, но оба ученых мужа, наставник и ученик, были весьма озабочены именно исправлением исторического христианства: один с привлечением классиков средневекового иудаизма; другой – на основании своих видений. Исаак Ньютон, по известным причинам, не мог публиковать свои теологические тексты; зато Эммануил Сведенборг нашел форму преподнесения общих с Ньютоном концепций в виде потусторонних откровений, что расценивалось не в качестве богословия, но – литературы. Уловка оказалась своевременной и работающей.

Отсюда, принимая во внимание вероятную индоктринацию Сведенборга Ньютоном, произошедшую в промежутке с 1710 по 1714 гг., можно опровергнуть классическую периодизацию биографии шведского ученого, когда его жизнь разбивается на две части: до 1744 года, в который он получил откровение, и после него, что знаменует собой проповедническую деятельность Сведенборга вплоть до его смерти в 1772 году. Тогда все становится на свои места: выдающийся в своих естественно-научных открытиях сын епископа из Скары всю жизнь мечтал о духовном служении и подержанный в своем желании крипто-теологом Ньютоном в итоге возглавил их совместный проект, известный нам под названием Сведенборгианской или Новой церкви и стремящийся к исправлению исторического христианства, в том числе римского католицизма, протестантизма и православия. Действительно гипотетический проект двух европейских гениев был грандиозным. Однако он мог отнюдь не исправить, а лишь разрушить христианское домостроение, послужив теологическим тараном для разрушения его фундамента, о чем мы и расскажем ниже.

Отношение Эммануила Сведенборга

к Символу веры Святого Афанасия Великого

Это одно из главных свидетельств, по которому следует судить о фундаментальном влиянии теологии Исаака Ньютона на визионерские концепции Эммануила Сведенборга, правда, у последнего отрицание кредо Святого Афанасия запечатлевается не посредством логического аппарата английского мыслителя, а благодаря уловленному мистическому откровению, но суть одна и та же, разве что со следующим различием: Ньютон отрицает Святую Троицу с позиций арианства, тогда как воззрения  Сведенборга на Тринитарный догмат за годы мистического опыта претерпевают изменения, пройдя путь, как представляется от смягченного арианства учителя до монархианского модализма, что определенно явствует из таких трудов Сведенборга, как «Апокалипсис открытый» и «Божественная любовь и божественная мудрость». Для Сведенборга, как и некогда для Савеллия, епископа Птолемаиды Пентапольской в Ливии III-го столетия, три божественные Ипостаси суть модусы Единого Бога, а вера в Святую Троицу это тритеизм. В соответствии с подобной логикой, если существуют три модуса Единого Божества, то почему их не может быть меньше, скажем, двоица, или больше, например, четверица, пятерица и т. д. Здесь Сведенборг, избегая апории и признавая вневременной характер Божества, упрощает доктрину своего наставника Исаака Ньютона, утверждавшего неравенство Отца и Сына на том основании, что некогда во Вселенной существовал только Отец, а Сын появился позже. Но это верно лишь для системы координат линейного времени, а для вечности, преломленной на плоскости, тайнообразующее исхождение Сына от Отца может происходить и одновременно в нелинейной вечности, что вполне очевидно даже с точки зрения формальной логики. Отсюда Символ веры Святого Афанасия Великого нерушим, а кредо Сведенборга объясняет свою троичную модальность, просто отталкиваясь от закона соответствия (correspondentia) триад, что никак не применимо к высшему порядку и приводит к смешению имманентного с трансцендентным, да и число модальностей может развиваться от монады в множество, переходя от персонифицированного в уже обезличенный пантеизм в духе Бенедикта Спинозы: условный рубеж, обозначенный модальностями Сущего, прорывается, и человечество подвергается нисхождению в свою среду разных духов – от высокоорганизованных и разнонаправленных до обезличенных и элементалей. Разумеется, незавидная перспектива. Что-то сродни обещанному в апокалиптические времена. Впрочем, именно это мы и наблюдаем во всех духовидческих трудах Эммануила Сведенборга, написанных после 1744 года. Напомним здесь, что о смешении физического и духовного пространств (все же отделенных для нас, христиан, друг от друга, хоть и пребывающих во всеединстве, но неслиянных) говорил своему сыну Эммануилу епископ Еспер Сведберг; и не идет ли здесь речь об особом роде прелести или одержимости, передавшейся от отца сыну? Как знать, как знать, ведь гениальность всегда идет рядом с помешательством и порой далека от здравомыслия, а нахождение в подобных пограничных состояниях оказывается иногда свойственным и для рационалистических философов, каков сам Сведенборг. Не думаем, что его случай уникален: просто причиной тому послужили родовая предрасположенность, пересмотр и забвение главного догмата христианства и прелесть, выраженная в уверенности, что на тебя возложена великая миссия исправления христианства. И результат после всего этого, где спустя два с половиной века только несколько десятков тысяч последователей, разве что неистово издающих многие доктринальные труды своего основоположника, признаемся, весьма скромный.

Опрокинутое бытие: от религиозной доктрины к литературе.

Сведенборг и Россия.

Андрей Тарковский и шведский теософ

Другое дело, что, изначально приняв форму литературных произведений, сведенборгианство оказало существенное влияние как раз на литературу. Но это, согласимся, уже определенная профанация самой доктрины, пусть и с эстетическими целями. В свое время франко-швейцарский мыслитель Дени де Ружмон (1906-1985), один из протагонистов единой Европы, в своей книге «Любовь и Западный мир» показал вехи профанической трансформации сакрального мифа о Тристане и Изольде от эпоса кельто-германских народов до американских комиксов и голливудских триллеров. По такому же образу происходит и эволюция с произведениями Эммануила Сведенборга: сначала они дышат религиозным воодушевлением и прозелитическим усердием, постепенно превращаясь в не всегда захватывающую научную фантастику. В этом смысле Сведенборг один из пионеров и создателей оного жанра в европейской литературе. Жюль Верн спустя столетие шел по его стопам, ведь главное в научной фантастике постоянное наложение друг на друга времен и пространств, расположенных в разнонаправленных плоскостях при единстве линейного действия произведения, становящегося как бы сечением, средоточием, образующим вокруг себя сюжетные движения, чего никак не скажешь о фэнтези, где разрушается это центровая составляющая. Вот почему фэнтези есть иррациональное явление в литературе, тогда как фантастика сугубо рациональное и даже рационалистическое, имеющее у своих истоков естественнонаучный гений Сведенборга, пусть и объятый определенным видом одержимости, о чем мы сказали выше. Отсюда же, учитывая онтологический монизм и существование в одном и том же месте разных форм физической и духовной жизни у Сведенборга, проистекает и его концепция параллельных миров, а фантастические сочинения Эдгара Алана По и Николая Гоголя как бы ее последующее воплощение и продолжение магическими художественными средствами. И поскольку вся русская литература вышла из гоголевской «Шинели», постольку вся научная фантастика произошла от книги Эммануила Сведенборга «О небесах, о мире духов и об аде», ведь с момента ее издания ее герои и завсегдатаи уже плотно заселили все мыслимое и немыслимое пространство литературных произведений. За Сведенборгом пришел Эрнст Амадей Теодор Гофман (1776-1822), сильно сметивший жанр фантастической сказки в сторону фэнтези, да и сам готическая литература возникла как реакция на духовидческие трактаты Сведенборга, когда в 1764 году из-под пера Хораса Уолполла (1717-1797), 4-го графа Орфорда, вышел первый готический роман «Замок Отранто», повествующий о цепочке трагических и загадочных событий, происходивших на юге средневековой Сицилии при князе Манфреде.

Стефан Малларме (1842-1898) некогда отмечал, что бытие существует для того, чтобы войти в книгу. Это высказывание сделано им более ста лет спустя после смерти Эммануила Сведенборга. Но ведь огромное теософское и литературное наследие последнего само по себе и есть попытка втиснуть бытие в книжные рамки – поистине титанический порыв, на который способны лишь гении масштаба Исаака Ньютона и Эммануила Сведенборга, когда в отработанной породе их титаномахии мы получаем такие произведения, как, с одной стороны, «Властелин колец» Джона Толкина, а с другой – «Двенадцатую планету» Захарии Ситчина. Так, вызывая опасения в церковных кругах и восхищение в образованном сообществе, духовидческие труды Эммануила Сведенборга пришли в Россию во второй половине XVIII-го столетия. Тогда, в эпоху Екатерины Великой, на Руси распространилось франкмасонство, к слову, особо не поощряемое матушкой-императрицей, и к рассмотрению связей с ним Сведенборга мы обратимся дальше.

Первые переводы из Сведенборга появились на русском языке около 1780 года, когда ярославский судья Н. Ф. Малышкин завершил работу над своим переложением с латыни «Рая и Ада». Однако текст так и остался в рукописи, хотя заглавие на титульном листе, выполненное типографским шрифтом, говорит о том, что книга предназначалась для печати. Кстати, в русской литературе впервые имя Сведенборга упоминается у поэта Державина в оде 1808 года, в которой каждая из шести строф заканчивается рефреном: «Прав ты, прав ты, Сведенборг». У А. С. Пушкина мы встречаем упоминание шведского теософа в эпиграфе к пятой Главе «Пиковой Дамы»: «В ту ночь явилась ко мне покойница баронесса фон В***. Она была вся в белом и сказала мне: «Здравствуйте, господин советник!» Шведенборг».

Неравнодушным к Сведенборгу оказался главный русский языковед и филолог XIX-го столетия, автор «Толкового словаря живого великорусского языка» Владимир Иванович Даль (1801-1872), сделавший сокращенный перевод на русский язык «Откровенного Апокалипсиса» Сведенборга, который в единственном рукописном экземпляре хранится, ожидая своего часа, в библиотеке Сведенборгианского общества в Лондоне. Особо подчеркнем, что, начиная с середины позапрошлого столетия, в России складывается свой неформальный круг почитателей шведского теософа, возглавляемый бывшим декабристом А. Н. Муравьевым, а впоследствии нижегородским губернатором, устроившим на службу к себе в губернское правление двух переводчиков трудов Сведенборга – Александра Николаевича Аксакова и Валериана Александровича Клиновского. Первый являлся племянником замечательного писателя Сергея Тимофеевича Аксакова, приходясь двоюродным братом знаменитым славянофилам Аксаковым. Он перевел сочинение Сведенборга «О Небесах, о Мире Духов и об Аде», выпустив его в Лейпциге по цензурным соображениям в 1863 году. Позднее издал там же свои собственные философские труды: «Евангелие по Сведенборгу» (1864 год) и «Рационализм Сведенборга: критическое исследование его учения о св. Писании» (1870 год). Он вполне объективно   рассматривал Сведенборга в качестве предшественника спиритизма и издавал в Лейпциге после выхода в отставку свой альманах “Psychische Studien” («Психические Исследования»), посвященные оному модному тогда религиозно-философскому учению, разработанному Алланом Кардеком. Вот и еще одно преломление сведенборгианства наряду с научной фантастикой, готикой и фэнтези.

Что касается Клиновского, то он занимался переводами произведений Сведенборга в течение 20 лет, что в результате составило 13 000 страниц. Им переведены с латыни: фрагменты «Небесных Тайн», полные тексты «Четырех Учений», «Божественной Любви и Божественной Мудрости», «Нового Иерусалима и его Небесного Учения», «Коня Белого», «Планет и их Обитателей», немного не завершен перевод «Откровенного Иерусалима», тогда как «Увеселения Премудрости о Любви Супружественной» исполнены только наполовину. К сожалению, его переводы постигла та же судьба, что и вышеупомянутую рукопись В. И. Даля. После смерти переводчика его рукописи оказались в руках у самарского врача-гомеопата Боянуса, переславшего их в 1889 году в библиотеку Сведенборгианского общества в Лондоне. Вопреки высокому качеству перевода ни одна из них до сих пор не опубликована (Leonard Fox. Translating the Theological Writings of Swedenborg into Russian (unpublished paper). – Личный архив автора).

Выдающийся русский богослов и филокатолик Владимир Соловьев весьма сдержанно и даже нейтрально относился к духовидческим построениям шведского теософа, что явствует статьи о Сведенборге, написанной в 1900 году для «Энциклопедического Словаря Брокгауза и Эфрона». Придерживаясь концепции всеединства, Соловьев, однако, не разделял одного из главных положений Сведенборга о том, что физический и духовный миры существуют одновременно: у русского философа платонический и ортодоксально-христианский подход к этой проблеме, утверждающий вневременное значение духовного мира. В этом смысле, даже принимая духовный монизм гегелевского толка, Соловьев очень далек от главного католического богослова Фомы Аквинского, чье логическое и абсолютное завершение проявляется в смешении духовного с физическим в теософии Сведенборга. Стало быть, никак не неотомиизм, а именно сведенборгианство представляется венцом томизма с прибавлением сюда учения о «волшебной материи» иезуита Тейяра де Шардена.

Некоторые исследователи все же склонны преувеличивать влияние, оказанное Сведенборгом на Соловьева в контексте софианского мировоззрения последнего. Бесспорно, Соловьев был знаком с произведением Сведенборга «Божественная Любовь и Мудрость» в переводе от 1827 года Степана Джунковского, но на его представления о Вечной женственности и Софии, Премудрости Божией оказали воздействие мистические философы, жившие раньше Сведенборга, в том числе Гихтель и Бёме, возможно, Кнорр фон Розенрот, а также источники по иудейской и иудео-христианской каббалистике. Да ведь и сам Сведенборг в отношении них выступает эпигоном, пусть и весьма оригинальным.

По-своему любил Сведенборга и восхищался им русский символист Андрей Белый, увлекавшийся многими духовными практиками Востока и Запада и ставший в конце концов адептом антропософии Рудольфа Штейнера. В своем стихотворении «Первое Свидание» автор замечательного романа «Петербург», созданного им в результате «наития» за несколько недель в 1912-1933 гг. (угадывается влияние шведского теософа), пишет: «Ты, Любовь – как роза, | Ты, Вера – трепетный восторг, | Надежда –   лепетные слезы, | София — горний Сведенборг!». В 1914 году Андрей Белый опубликовал малым тиражом в 201 экз. сочинение Сведенборга «Увеселение премудрости о любви супружественной». Вскоре издание стало библиографической редкостью.

Со своей стороны, польский поэт и лауреат Нобелевской премии по литературе Чеслав Милош в своем большом эссе «Достоевский и Сведенборг» высказывает предположение, что Ф. М. Достоевский мог познакомиться с шведским теософом, приобретя в 1865 году аксаковский перевод его сочинения «О Небесах, о Мире Духов и об Аде». Сопоставление обоих гениев, разумеется, уместно, но в нем автор развивает скорее жанр сравнительных творческих биографий, сопровождаемый типологией произведений, что само по себе ценно и полезно, хоть и не говорит о каком-либо значимом влиянии последнего на первого. Благодаря таланту автора, спасающему его от уклонения в риторику, эссе читается на одном дыхании, но содержит заблуждения и ошибки в интерпретации антитринитарных ересей, особенно когда автор желает оправдать Сведенборга. К тому же, Милошу мало знакома христология Восточной церкви, и он в трактовке двух писателей опирается на пресловутый томизм, ставший неотомизмом, что в случае с Достоевским по меньшей мере некорректно: Достоевский воспринимал римский католицизм отчужденно, а Милош все время пытается примирить потомка литовских шляхтичей Пинского повета Романовичей-Достоевских с мировоззрением папизма, пусть исходя уже с сугубо секулярной стороны. Как бы то ни было, эссе Чеслава Милоша это заложенный камень в основание Литературного Плутарха, чем занимались и выдающиеся французы Поль Валери и Андре Моруа. Правда, вопрос якобы критического воздействия Сведенборга на Достоевского в нем остается нераскрытым. Да и глубокий, порой иррациональный психологизм героев Достоевского плохо объясним механистическими демоническими пространствами Сведенборга, к которым все сводится у Чеслава Милоша. У Достоевского это холодное дыхание Вселенной, отражаемое на подсознании и вносящее в него зерна роковой необходимости, прорастающие в образах Раскольникова, Свидригайлова, Ставрогина, Верховенского и князя Мышкина. Опять же Чеслав Милош трактует Сведенборга уже как фантаста, но тот являлся не фантастом, а основоположником благодаря своему творчеству будущих фантастики и фэнтези, когда между понятием основоположника и самим образовавшимся жанром существует еще определенное расстояние во времени. К тому же, Сведенборг свято верил во все свои видения, а у Милоша он фокусник, играющий своим богатым воображением, иллюзионист, строящий воздушные замки.

Здесь следует отметить, что одновременно существующие параллельные миры Сведенборга мы обнаруживаем в творчестве выдающегося русского режиссера Андрея Тарковского (1932-1986), по сути отобразившего духовное пространство шведского теософа в своем фильме «Солярис» (1972 год) по мотивам одноименного романа польского писателя Станислава Лемма: отечественный кинематографист намеренно переносит центр тяжести фильма на морально-нравственные проблемы человечества, когда фантастические элементы играют второстепенную роль, а на переднем плане оказывается загадочная проблематика человеческих психологии, парапсихологии и коллективного бессознательного. Все это происходит в смешении духовных и физических существ, времен, событий, вещей, чем достигается феноменальный катарсис, действующий от уровня подсознания. Безусловно, Андрей Тарковский, снимая этот фильм, познакомился с творчеством Эммануила Сведенборга, во всяком случае с произведением «О Небесах, о Мире Духов и об Аде», поскольку наиболее сильные и тонкие аллюзии кинополотна вызывают в памяти дерзкие и оригинальные пришедшие из «потустороннего» воззрения северного визионера. Однако и последний фильм Тарковского «Жертвоприношение» (1986 год) наводит нас на мысль о древе жизни в духовном видении Сведенборга. Это наиболее сложный фильм Тарковского: он дуалистичен, поскольку толкует об обоих жертвоприношениях – ложном и истинном. В данном контексте жертвоприношение писателя и бывшего актера Александра (пусть оно и сделано с целью прекращения ядерной войны), совершившего адюльтер с горничной Марией, которую считают ведьмой, является ложным, о чем свидетельствует и сожжение своего дома Александром, и его отъезд в сопровождение санитаров в психиатрическую лечебницу; в то время как жертвоприношение его немого сына, Малыша по фильму, истинное, поскольку он каждый день упорно поливает сухое посаженное им дерево, за что ему возвращается в итоге дар речи, когда он вдруг говорит: «В начале было слово. Почему, папа?». Последнее нас отсылает к Сведенборгу, ведь в засохшем дереве Тарковский изобразил его Древо жизни: шведский теософ, что некогда на нем возник плод в виде яйца, из которого и появился первый человек Адам. Опять же к Тарковскому пришла от Сведенборга идея личного Апокалипсиса, запечатленного в книге: он один для Александра, которого увозят в психиатрическую больницу; другой для его сына, ибо он благодаря своему жертвоприношению служил Богу в духе и истине. Другое дело, что божественное начало у Тарковского («Солярис») понимается чисто в пантеистическом смысле: это мыслящий не персонифицированный мировой океан, непрерывно производящий образы, существа и вещи. Не отсюда ли происходит и близкий к гностическому антитринитаризм Эммануила Сведенборга? Согласно с которым творение развивается по нижеследующим этапам: Божество (мыслящий океан, Эйн-Соф каббалистов) → Христос, Сын Божий → Ангелы и демоны → Древо жизни → Яйцо Адама → Адам и Ева → начало человеческой истории. Значит, пантеистическое Божество (мыслящий мировой океан) осознало Себя до того предела, когда проявило в рождении Сына Божия, занявшегося творением по своему образу и подобию. Отсюда вполне логически объясняется монархианский модализм Сведенборга, как выясняется, противостоящий арианскому антитринитаризму своего учителя Исаака Ньютона, хотя оба и критикуют ортодоксальный Символ веры Святого Афанасия Великого. В данном миропонимании Сведенборг и разгадавший его Андрей Тарковский приближаются к эллинистическому неоплатонизму (концепция Прокла Диадоха о начале и первой демиургической триаде), тогда как Исаак Ньютон остается в традиционной иудейской парадигме теологии, если вспомнить, что любимым и настольным произведением великого английского ученого, на котором он частично основывал свой антитринитаризм, было «Путеводитель заблудших» (или «Путеводитель растерянных») Маймонида, рационально обосновывающее средневековый иудаизм в категориях философии Аристотеля. Разумеется, Древо жизни у Сведенборга и Тарковского есть аллюзия на древнескандинавское космологическое дерево Иггдрасиль, вокруг которого сосредоточено все сущее, в том числе Девять Миров: на нем принес себя в жертву древнерусский и скандинавский бог Один, прообразуя тем самым будущее распятие Сына Божия Иисуса Христа, ведь крест для христиан такое же Древо жизни.

На всем этом строится большое различие в отношении к Сведенборгу между Андреем Тарковским и Чеславом Милошом: первый всерьез и чутко воспринимал откровения и планетарные странствия визионера; второй подходил к нему как к стимулирующему воображение и фантазии литературному и культурному феномену. Отсюда несравнимые результаты: два гениальных фильма Тарковского и добротное эссе Милоша «Достоевский и Сведенборг», но не более. Так повелось, что режиссеры по разным причинам часто скрывают свои источники, а в случае с Андреем Тарковским нам удалось раскрыть один из подобных.

Между тем русский писатель, на творчество которого Сведенборг оказал безусловное влияние, это Михаил Афанасьевич Булгаков со своим романом «Мастер и Маргарита». Прежде всего в нем ярко отображается концепция шведского теософа об одновременном существовании физического и духовного миров и, как следствие, параллельных вселенных, а планетарные путешествия свиты Воланда несут откровенную аллюзию на сочинение Эммануила Сведенборга «Планеты и их обитатели». Отец писателя Афанасий Иванович Булгаков (1859-1907), богослов и историк церкви, всю жизнь исследовавший протестантизм, в том числе методизм и англиканство, не мог обойти стороной и франкмасонство, сильно интегрированное в английское и североамериканское государства. Во многом благодаря нему, написавшему книгу «Современное франкмасонство в его отношении к церкви и государству» (Киев, 1903), главный роман его выдающегося сына стал в некотором смысле литературным палладиумом тайн вольных каменщиков. Пристрастившись к морфию, последний воочию лицезрел опрокинутое в нашу действительность бытие демонических сведенборгианских персонажей. Отсюда, как нам представляется, чисто прикладной и связанный с историей франкмасонства интерес Михаила Булгакова, единственного представителя и мастера магического реализма в СССР, пусть и проявленного посредством психостимуляторов, к мировоззрению и произведениям Эммануила Сведенборга, связи которого с тайными сообществами мы постараемся осветить далее по тексту.

Эммануил Сведенборг и тайные общества его времени.

 Доктор Сэмюэль Джейкоб Хайим Фальк или Фалькон

 и шведский теософ

Это довольно сложный вопрос с учетом того, что сведенборгиане и последователи Новой церкви всегда отрицали любое участие своего основоположника в подобных организациях, что, впрочем, и не удивительно. С другой стороны, сам Сведенборг вряд ли ограничивал себя в контактах с появившемся тогда на исторической арене франкмасонством, поскольку, одновременно являясь ученым и визионером, живо интересовался эзотерическими традициями. Да и сама по себе жизнь в Лондоне того времени и вращение в его образованных кругах уже предполагала именно это.  Протагонист философии интегрального традиционализма, полиглот и эзотерик Рене Генон, к слову, принятый в 1916 году в Капитул Сведенборгианского устава франкмасонства, никак не отрицал того, что шведский теософ состоял в ордене. Если Рене Генон все же несколько уклончиво зачисляет в ряды вольных каменщиков Сведенборга, то Жан-Мари Рагон, известный франкмасонский историк и великий офицер в Ордене тамплиеров Иерусалима великого магистра Бернара-Раймона Фабре-Палапра, с уверенностью говорит о принадлежности к нему и другим тайным сообществам знаменитого визионера. К тому же, он отдает ему пальму первенства в создании так называемого иллюминатского и эзотерического франкмасонства. Тут уж действительно о Сведенборге свидетельствуют его франкмасонские дела. Рагон уверенно называет шведского теософа реформатором ордена вольных каменщиков, создавшего свой собственный устав и учредившему в нем иерархию высших степеней, несущих аллюзию на священнослужителей Иерусалимского Храма и рыцарей-тамплиеров.  Мартинист Жерар Анкосс (Папюс) считает, что вдохновителями Сведенборга на этом поприще были представители Ордена Розы и Креста старой шведско-немецкой системы, в своей среде сохранявшие тайны и ритуалы исторического Ордена Храма, упраздненного и уничтоженного по указу французского короля Филиппа Красивого в начале XIV-го столетия. Однако, как гласит предание, воспроизводимое французским оккультным писателем Элифасом Леви (бывшим аббатом Адольфом Луи Констаном) в его «Истории магии», перед ликвидацией тамплиеров Великий магистр Яков де Моле создал четыре тамплиерских ложи: в Неаполе для Востока, в Эдинбурге для Запада, в Стокгольме для Севера и в Париже для Юга. Стало быть, одно из тайных подразделений запрещенного ордена переносилось в Стокгольм и вполне могло дожить в том или ином виде до конца XVII-го столетия.

Тот же Жерар Анкосс полагает, что Эммануил Сведенборг благодаря франкмасонству желал создать светское рыцарство Христово, подобное Ордену Храма, с целью возрождения первозданной христианской идеи в своей чистоте и борьбы с иезуитами, служившими князю миру сего и стремившимися к мировому господству под прикрытием христианства, особенно в создании светского рыцарства.

Для пущей верности обратимся к Жану-Мари Рагону, который в следующих словах повествует о франкмасонском ремесле Эммануила Сведенборга:

Уильям Блейк. «Ветхий днями» или «Великий архитектор»

«Сведенборг устанавливает свое творческое существо в Иисусе Христе, едином Боге, жизни, любви, премудрости, тепле, свете; он объясняет книги еврейской религии, как писания непрерывной аллегории, всегда обладающей двойным смыслом. Согласно его системе, смерть существует в человеке только внешне, ведь в этот момент он возрождается в будущую вечную жизнь и воскрешается навсегда, становясь ангелом.

Сведенборг передал Мартинесу де Паскуалису идею его обряда Избранных Коэнов, соответствующего библейской и христианской теософии, который достаточно распространился в Германии и в наиболее значительных городах.

Книга Бытия обеспечила обряд Сведенборга программой его трех первых степеней и прохождением всего посвящения, в котором Всемогущий, аллегория великого Архитектора вселенной, дает жизнь неофиту, выходящему из хаоса, дающему присягу сдержанности, во избежание блуда, игр, женщин легкого поведения, супружеской измены, и верности Ордену. И поскольку, согласно Библии, человек создан из грязи и праха земного, постольку сей наставник добавил к масонским символам образы элементов, каковыми являются: сосуд с перемешанной землей, другой сосуд, наполненный водой, и глиняная чашка с тлеющими углями. Обряд насчитывает восемь степеней, разделенных на два храма: 1-й храм: 1. Ученик, 2. Подмастерье, 3. Мастер, 4. Избранник; 2-й храм: 5. Подмастерье Коэн, 6. Мастер Коэн, 7. Великий архитектор или рыцарь-командор, 8. Рыцарь Кадош.

Доктрина первого храма соответствовала сотворению человека, его непослушанию, его наказанию, скорбям тела и духа, что реально и отображалось в посвящении. В мистериях говорится, что когда человек благодаря новой жизни, святой и образцовой, реинтегрировался в своем первоначальном достоинстве и в полезных трудах взыскивал свои первоначальные права, то тогда он приближался к своему Творцу благодаря новой умозрительной жизни, воодушевленной божественным дыханием, становясь посвященным избранным Коэном; в получаемых им инструкциях он познает оккультные знания во всех их частях, которые ему позволяют узнать секреты естества, высшую химию, онтологию и астрономию.

Во время принятия посреди храма чертятся круги, отражая собой универсальную планетарную систему и солнце в центре. Великий Всемогущий объясняет и раскрывает, каким образом действует мистерия творения и пр.»

(Регеллини — Reghellini, 2 vol., p. 434)

Вот мнение Бюре де Лоншана (Buret de Longchamps) об этом реформаторе, которого справедливо упрекают в том, что он был слишком доверчивым и слишком вдохновенным:

“Эммануэль Сведенборг, после того как написал несколько сочинений по математике, физике, астрономии; и после того как смог размышлять над мистериями христианства; завершает верой в свое путешествие по духовному и небесному миру; он общается со своими покойными друзьями, которые перед ним появляются в форме ангелов, и мнит, что сам Бог открывается ему, поручая восстановить христианскую Церковь. С этого мгновения он бросает все земные вещи, делая своими обыкновенными спутниками ангелов; странствуя по планетам и светилам, он проводит там частые конференции с небесными духами, которые, когда он притязает, перед ним появляются. Этот человек, пребывавший в откровениях, особенных видениях и думавший, что обрел ключи от Апокалипсиса, является автором Чудес неба и преисподней и Планетарных и южных Земель; он утверждает, что все сообщающееся с ним было создано в мире духов, существующим между небом и землей. Он оставил по себе своих воодушевленных сторонников. Врачи, натуралисты и филантропы оказываются еще более или менее связанными с его сектой вовсе не потому, что они занимаются поиском нового Иерусалима, и вовсе не потому, что рассматривают Сведенборга как человека, вдохновленного духом Бога, и даже не потому, что считают его заживо перенесенным в другие миры; но они убеждены, что благодаря его догмам и проистекающей из них морали, они могут делать добро людям, распространять полезные истины, поддерживать благотворительные организации; именно с таким взглядом они объединились в Сведенборгианское братство. Эти сектанты очень распространены не только в Швеции, но и в Англии, Голландии и на Севере”

(Les Fastes universels)

Однако Бюре де Лоншан не знал того, что Сведенборг являлся лунатиком и имел видения» (Рагон, Ж.-М. Масонская ортодоксия. Об оккультном масонстве и герметическом посвящении. — СПб.: Алетейя, 2018. Перевод с французского Владимира Ткаченко-Гильдебрандта).

Здесь следует подчеркнуть, что именно Эммануил Сведенборг явился вдохновителем, а по сути протагонистом обряда Ордена рыцарей-масонов избранных коэнов вселенной. Жерар Анкосс (Папюс) сообщает, что в 1760 году шведского теософа в Лондоне посетил франко-испанский по происхождению офицер Мартинес де Паскуалис, посвященный им во все степени сведенборгианской системы, кому было поручено распространять ее во Франции. Собственно, Мартинес де Паскуалис являлся душеприказчиком Эммануила Сведенборга, но пережил последнего всего на два года и умер в Сан-Доминго в 1774 году. Однако обрядовая часть теургии избранных коэнов Сведенборга и Мартинеса де Паскуалиса вошла затем в высшие степени Исправленного шотландского устава франкмасонства (професс и великий професс), учрежденного на основе реформированного Устава Строгого тамплиерского послушания в 1762 году Жаном Батистом Виллермозом: именно по этому уставу в Москве в конце XVIII-го столетия действовала Достопочтенная ложе «Трех знамен» во главе с Петром Алексеевичем Татищевым (1725-1810; орденское имя Peter или Еques a signo triumphale). Стало быть, Исправленный шотландский устав, очень распространенный ныне в франкмасонских послушаниях Франции, где в Великой национальной ложе (GLNF) он теперь главный, и является вместилищем традиции аутентичного Сведенборгианского обряда.

Вообще современная английская исследовательница Марша Кейт Шучард (Marsha Keith Schuchard) говорит, что франкмасонская деятельность в Лондоне шведского теософа была преднамеренно окутана секретностью, а в ложи он входил либо как Брат Инкогнито, либо как Брат Эммануил, без указания фамилии. Причина тому – участие Сведенборга в франко-шведских якобитских заговорах, направленных на свержение Ганноверской династии. Оказывается, часто уезжая из Лондона и возвращаясь сюда в период между 1744 и 1772 гг., он действовал в качестве секретного агента французского короля и франкофильской партии в Швеции, известной как «Шляпы». Король Людовик XV, состоявший в тайном Ордене тамплиеров, лично субсидировал анонимную публикацию теософских трудов Сведенборга в Лондоне в качестве прикрытия для его шпионской деятельности. Для своей теософской и разведывательной деятельности Сведенборг использовал сеть масонских лож в Англии и Швеции, связанных со своими братскими организациями во Франции, Голландии, Германии, России и Польше. В Лондоне Сведенборг часто посещал таверну Queen’s Arms на Уэллклоуз-сквер, где проходили работы франкоязычной ложи вольных каменщиков, куда принимали и евреев. Непосредственным соседом шведского теософа по лондонскому пребыванию являлся выкрест доктор Сэмюэль Джейкоб Фальк или Фалькон, еврейский алхимик и каббалист, которого стали уважать и бояться, как одного из «Высших Неизвестных» иллюминатского тамплиерского франкмасонства (Hermann Adler, “The Baal Shem of London,” Transactions of the Jewish Historical Society of England (1908) 148-73). Как считает вышеупомянутая исследовательница, тайно связанный с радикальными саббатианцами Польши и французскими агентами Стюарта, Фальк обучал Сведенборга каббалистическим техникам транса, которые якобы откроют путь в новое духовное и политическое тысячелетие. Вместе с Фальком Сведенборг принимал участие в деятельности «Устава семи степеней», теневого франкмасонского ордена, возглавляемого бывшим французским офицером, агентом якобитов и талантливым гравером Пьером Ламбером де Линто (W. Wonnacott, “The Rite of Seven Degrees in London,” Ars Quatuor Coronatorum [AQC] 39 (1926): 63-98; George Draffen, “Some Further Notes on the Rite of Seven Degrees in London,” AQC 68 (1956): 94-110). Именно Пьер Ламбер де Линто, он же Питер Ламберт, ввел теософию Сведенборга в свои высшие степени и создал ряд сложных иероглифических гравюр, которые старались приобрести многие европейские вольные каменщики, поскольку верили, что в них содержится ключ к каббалистическим тайнам, коими некогда обладали Фальк и Сведенборг (Erich Lindner, The Royal Art Illustrated, trans. Arthur Lindsay (Graz: Akademische Druck, 1976) 136-46). В высших степенях устава Ламбера де Линто важную роль играл сведенборгианский символический термин «Лос», блестяще запечатленный впоследствии выдающимся английским поэтом-мистиком Уильямом Блейком: Los это кузнец вечности, времени, анаграмма или палиндром латинского Sol, черное солнце, «вечный пророк» – не правда ли, напоминает скандинавского Тора.

Так сложилось, что существующий ныне Сведенборгианский устав франкмасонства непосредственного отношения к шведскому теософу не имеет, а возник благодаря усилиям французского лекаря Бенедикта Шастанье (1739-1816), основавшему еще в 1767 году в Лондоне общество теософов-иллюминатов для распространения анонимных произведений Эммануила Сведенборга, ритуалы которого коренились в символизме шведского визионера. Но лично Шастанье, как выясняется, не довелось познакомиться со Сведенборгом. Несколько позже маркиз де Томе, подружившийся со Сведенборгом во время посещения последним Парижа в 1769 году, оказывая содействие своему брату королевскому библиотекарю Ж. П. Моэ в переводе сочинений Сведенборга на французский язык учредил в 1773 году в Париже особый Сведенборгианский обряд франкмасонства. Три года спустя Шастанье узнал, что автором пропагандируемых им книг являлся Эммануил Сведенборг, и решил создать франкмасонское сообщество с теми же целями: публикация и распространение произведений шведского теософа. Так возникло «Всемирное Лондонское всемирное общество содействия Церкви Нового Иерусалима», в которое, как считается, вошли: Питер Вульф, Майкл Арне, генерал Чарльз Рейнсфорд, лорд Перси, преподобный Томас Хартли, доктор Хасбенд Месситер, доктор Уильям Спенс, Эдвард Маубах, Фрэнсис Бартелемон и Генри Серванте; его поддерживали также художники Ричард Косуэй и Филипп Жак де Лутербур, почитавшие Сведенборга и сочувствующие франкмасонству. Но еще в 1775 году Шастанье и маркиз де Томе познакомились в Париже, вступив в основанное здесь братство «Филалетов», занимавшееся исследованием франкмасонского герметизма и символизма, в том числе осмыслением теософии Сведенборга и Фалька. Последний, скоропостижно скончавшийся 17 апреля 1782 года, освятил в 1777 году кольцо-талисман для встретившегося с ним в Лондоне герцога Шартрского, в то время Великого мастера Великого Востока Франции, которое должно было ему обеспечить восшествие на французский престол. Герцог Шартрский получил титул герцога Орлеанского, став в революционное лихолетье гражданином Филиппом Эгалите: он погиб под гильотиной 6 ноября 1793 года. Однако герцог Филипп Эгалите успел передать кольцо из лазурита, полученное от Фалька своему сыну Луи-Филиппу Орлеанскому, который и стал королем Франции в 1830 году. Вообще уже упоминавшийся нами доктор Фальк заслуживает того, чтобы ему еще посвятить несколько слов. Он родился в польской Галиции в Подгайце, происходя из общины еврейского мессианского деятеля Саббатая Цви. Он рано стал известен своими каббалистическими практиками, а по счастливой случайности избежал сожжения как колдун в Вестфалии, был изгнан архиепископом курфюрстом Кельнским: тогда Фальку предоставил убежище в Гольцминдене в своем замке граф Александр Леопольд Антон фон Рантцау, где он проводил каббалистические эксперименты в присутствии семьи графа и дворян (сведения о чем содержаться в воспоминаниях сына Георга Людвига Альбрехта фон Рантцау “Mémoires du comte de Rantzow” p. 2 and pp. 197-223, Oxford Univ.). Около 1742 года Фальк отправился в Англию. Здесь он приобрел славу как в еврейских, так и в нееврейских кругах за свои каббалистические практики, основанные на использовании таинственного Имени Бога, поэтому стал известен как «Баал Шем» – «Мастер (Божественного) Имени». Говорят, что однажды Фальк спас Большую лондонскую синагогу от уничтожения огнем с помощью магической надписи, которую начертал на ее дверных косяках. Кроме Филиппа Шартрского, впоследствии герцога Орлеанского, алхимик-каббалист поддерживал отношения с франкофильской якобитской эмигрантской партией в Лондоне, в том числе с князем Чарторыйским и маркизой де ла Круа. К слову, его клиентом был и международный авантюрист Теодор фон Штайн, притязавший на корсиканский трон: с помощью алхимических экспериментов Фалька он надеялся получить достаточно золота для «возвращения» своего королевства. Каббалист содержал свою алхимическую лабораторию в одном из домов на Лондонском мосту. Исследователи предполагают, что Фальк познакомился со шведским провидцем Эмануэлем Сведенборгом во время пребывания того в Голландии в 1730-х гг. В своей ранней книге «О бесконечном» (1734 год) шведский визионер повествует о своих встречах с «другими умами», одним из которых, как выясняется, был Фальк. Любопытно, что Сведенборг поселился в Лондоне через два года после Фалька и прямо по соседству с ним. Вряд ли это оказалось совпадением. Об участии обоих в «Уставе семи степеней» нами говорилось выше. В 1770-е гг. после смерти Эммануила Сведенборга Сэмюэль Джейкоб Хайим Фальк присоединился к сторонникам египетской масонерии графа Александра Калиостро и, говорят, весьма преуспел в его лотереях. Под конец жизни он владел большим домом на Уэллклоуз-сквер в Лондоне и подарил серебряную Тору Большой синагоге Лондона.  Как и Сведенборг, Фальк вел дневник, содержащий записи снов и каббалистические имена ангелов: его можно посмотреть в библиотеке Объединенной синагоги в Лондоне. В 2002 году Михал Орон опубликовал написанный на иврите мистический дневник и биографию Фалька вместе с дневником его помощника Цве Хирша из Калиша.

В тот период со Сведенборгианским обрядом связывали еще имя знаменитого мистика и алхимика Дом Антуана Жозефа Пернети (1716-1796), бывшего аббата Бенедиктинского ордена и автора «Мифо-герметического словаря», создавшего в 1786 году Общество иллюминатов Авиньона, в составлении ритуалах которого использовались произведения шведского теософа. Но опустошения Великой Французской революции, затем якобинский террор оставили только память о сведенборгианском Обществе иллюминатов Авиньона.

Сведенборгианский обряд франкмасонства в версии Шастанье и маркиза де Томе франкмасонства был возрожден в 1870 году в качестве герметической организации, вновь угаснув к 1908 году. Его старался возродить Жерар Анкосс (Папюс), но после смерти его преемника по мартинистскому ордену Тедера (Шарля Детре) в 1918 его опять пришлось усыпить. В то время его Великим мастером в Британской империи являлся сэр Джон Яркер (1833-1913), будучи одновременно Великим иерофантом египетского обряда Мемфис-Мисраим. В 1982 году патент на Сведенборгианский устав был передан английским франкмасоном Десмондом Бурке в своем кабинете в Британском музее итальянскому историку франкмасонства Микеле Морамарко, который после пересмотра ритуалов и с разрешения Бурке воссоздал его в Италии под названием «Antico Rito Noachita» («Древний устав ноахидов»), состоящий из шести степеней: 1. Ученик, 2. Подмастерье, 3. Мастер неофит, 4. Теософ иллюминат, 5. Синий брат, 6. Красный брат. Что касается Исправленного шотландского устава (христианского, мистического и аристократического), содержащего в высших степенях теургию коэнов Сведенборга и Мартинеса де Паскуалиса, то он существует непрерывно с 1782 года, когда и возник в результате реформы обряда Строгого тамплиерского послушания барона фон Хунда.

Закон соответствия и два Гермеса

Мой друг замечательный журналист и писатель Александр Ибрагимов в беседе со мной, импровизируя, назвал Эммануила Сведенборга реинкарнацией Трисмегиста, что по сути соответствует действительности, учитывая масштаб обеих личностей. Только стоит добавить, что шведский теософ – это Гермес Эпохи Просвещения, намного более значимый, чем все ее Вольтеры, Дидро, Даламберы и Руссо вместе взятые, отрицавшие реальность потустороннего и много сделавшие для вхождения Франции в эпоху опустошений революционного террора.

И в самом деле, Эммануил Сведенборг использовал даже один и тот же философский инструментарий с Гермесом Трисмегистом, созданный последним. И Хорхе Луис Борхес эпатирует, когда говорит, дескать, Сведенборг придумал свои соответствия для того, чтобы найти обоснование своему учению в Библии. Отсюда каждое слово Священного Писания имеет по Сведенборгу, как минимум, два значения буквальное и символическое, тогда как познакомившийся со Сведенборгом в юности выдающийся французский эзотерик Антуан Фабр д’Оливе насчитывал их уже три, прибавляя к ним уже аллегорическое в своем «Восстановленном древнееврейском языке», хотя Данте Алигьери намного веков раньше видел четыре значения каждого места священного текста. В итоге здесь из классиков никто не ушел дальше Оригена или основоположника христианской теологии Филона Александрийского. Хотя все это, разумеется, герметический метод, восходящий к легендарному полубогу получеловеку Гермесу-Атланту или Тоту: «Правда! Уверенность! То, в чем нет сомнений! То, что вверху, происходит от того, что внизу, а то, что внизу, происходит от того, что вверху, творит чудеса с одной [вещью]. Как все вещи были из Единого. Его отец – Солнце, а мать – Луна. Земля носила его в своем чреве, и Ветер питал его в своем чреве, как Земля, которая станет Огнем. Питайте Землю из того, что тонко, с наибольшей силой. Он восходит от земли к небу и становится правителем того, что вверху, и того, что внизу» (из «Китаб Устукус аль-усс аль-тани» (ок. 850–950), «Средней книги», приписываемой Джабиру ибн Хайяну). И разве не поднимаемся мы в этом законе соответствий к тому мыслящему океану, который увидел в произведениях шведского теософа и отобразил в «Солярисе» великий русский режиссер Андрей Тарковский? Разве не об этом нам говорит символический термин «Лос» (он же Sol) якобитского «Устава семи степеней» Пьера Ламбера де Линто, в котором главную роль играли Эммануил Сведенборг и его иудейский друг доктор Сэмюэль Джейкоб Хайим Фальк? И в блестящем стихотворении Уильяма Блейка, написанном по закону соответствия, речь идет именно об этом: «Из пламени солнца, что ввысь поднялось, | Могущества полон, явился мне Лос. | Он внешнему глазу – солнцем утренним | Казался, но Лоса увидел я – внутренним» (Перевод В. Потаповой, Los the Terrible, 55-58. 1802).

Стало быть, «Лос», таинственный символический термин лондонской франкмасонской организации XVIII-го столетия, слился с «Солярисом»: так замкнулась цепь соответствия многотомной теософии Эммануила Сведенборга, заключая в себя пространство, время и параллельные многомерные миры, непостижимые для восприятия и чувств в юдоли физического существования. Ненавистное Хорхе Луису Борхесу кольцо Вечного возвращения заключает нашу Вселенную и образы, некогда произведенные мыслящим океаном, снова проявляются на физическом и духовном плане, как были проявлены Гермес Трисмегист и многие сотни лет спустя Эммануил Сведенборг, в чем также мы ощущаем неотвратимое действие закона соответствия.

Большую часть жизни пребывая на грани реального и потустороннего, Эммануил Сведенборг умер 29 марта 1772 года во возрасте 84 лет, как говорят, во время своего нового видения, оставаясь до конца верным себе и просто не вернувшись тогда в свое тело. Надеемся, что посмертная участь его благоприятная несмотря на заблуждения, высказанные им в отношении христианской догматики. С тех пор он занимает место среди таких титанов человеческого духа, как Гермес Трисмегист, Моисей, Платон, Аристотель, Александр Македонский, Филон Александрийский, Юлий Цезарь, Плотин, Прокл Диадох, Святые Василий Великий и Иоанн Златоуст, Авицена, Леонардо да Винчи, Христофор Колумб, Исаак Ньютон, Федор Достоевский, Никола Тесла, Альберт Эйнштейн, Сергей Королев, Андрей Тарковский и др. Визионерское наследие этого человека с гениальностью сумасшедшего, как его называли современники, не устаревает, а многие произведения уже переведены на хинди и на японский языки. Не ослабевает до сих пор интерес к шведскому теософу и в нашем Отечестве вне зависимости от различных организаций, претендующих на конфессиональную преемственность от него, которые своей деятельностью зачастую даже сужают распространение его влияния на окружающий мир, поскольку подобным личностям космического порядка чужды разнообразные рамки и возводимые людьми препоны, ибо сказано у Сеида Имаддедина Насими:

Вселенная – мой провозвестник, мое начало – жизнь твоя, –

Узнай меня по этим знакам, но я и в знаки не вмещусь.

Предположеньем и сомненьем до истин не дошел никто.

Кто истину узнал, тот знает – в предположенья не вмещусь.

Поглубже загляни в мой образ и постарайся смысл понять, –

Являясь телом и душою, я в душу с телом не вмещусь.

Я жемчуг, в раковине скрытый. Я мост, ведущий в ад и в рай.

Так знайте, что с таким богатством я в лавки мира не вмещусь.

Я самый тайный клад всех кладов, я очевидность всех миров,

Я драгоценностей источник, – в моря и недра не вмещусь.

Хоть я велик и необъятен, но я Адам, я человек,

Я сотворение вселенной, – но в сотворенье не вмещусь.

Все времена и все века – я. Душа и мир – все это я!

Но разве никому не странно, что в них я тоже не вмещусь?

Я небосклон, я все планеты, и Ангел Откровенья я.

Держи язык свой за зубами, – и в твой язык я не вмещусь,

Я атом всех вещей, я солнце, я шесть сторон твоей земли.

Скорей смотри на ясный лик мой: я в эту ясность не вмещусь.

Я сразу сущность и характер, я сахар с розой пополам,

Я сам решенье с оправданьем, – в молчащий рот я не вмещусь.

Я дерево в огне, я камень, взобравшийся на небеса.

Ты пламенем моим любуйся, – я в это пламя не вмещусь.

Я сладкий сон, луна и солнце. Дыханье, душу я даю.

Но даже в душу и дыханье весь целиком я не вмещусь.

Старик – я в то же время молод, я лук с тугою тетивой,

Я власть, я вечное богатство, – но сам в века я не вмещусь. <…>

В своей философической и исторической зарисовке мы постарались раскрыть определенные вехи из биографии великого ученого-естествоиспытателя, философа, теолога, франкмасона, теософа и визионера Эммануила Сведенборга, с 1739 года являвшегося иностранным членом Санкт-Петербургской академии наук. Уповаем на то, что наш этюд не навеял скуку на читателя, поскольку мы, не впадая в риторику, рассказали не только о доселе неизвестных подробностях лондонского пребывания и окружения Сведенборга, но хотя бы мимолетно ухватили эхо его визионерства, отразившееся на последующих произведениях литературы и искусства. В любом случае, исследуя и познавая, мы искренне рассчитывали внести свою лепту ad majorem Dei gloriam – к вящей Славе Господней!

Владимир ТКАЧЕНКО-ГИЛЬДЕБРАНДТ (ПРАНДАУ),

GOTJ KCTJ,

военный историк, переводчик