Причудливый мир: мир карнавальный, с блеском гофманианы, переплетающейся орнаментами фантастических полей: реальность, создаваемая М. Шемякиным, играет столькими тонами и оттенками, что радуга, кажется, беднее.

Скульптурный жёсткий космос: неистовый, пронзающий взгляд Петра, бесконечного царя русской истории: мощь своеобразной трактовки Шемякиным вечного образа.

А вот – кольцо пороков: жуть ожившего средневековья, данная под градусом современности; сумрак босхианы…

Лягушачья морда, ослиная голова, тяжёлый клюв неизвестной птицы – и золотящиеся дети, которым предстоит стать жертвами чудовищ-пороков: дети такие солнечные, столь невинные…

Мотивы старых мастеров причудливо звучат в живописи Шемякина: вот отголоски Мемлинга, вот нечто кранаховское, но всё столь своеобразно, ибо код собственного дарования расшифрован полностью.

…один глаз полулица – и текущие пальцы, превышающие нормальное количество оных; венецианские клювастые маски и игра иллюзий, распадающаяся от прикосновения реальности.

Шемякин мощно вторгался в жизнь, по-разному штудируя плоть её и дух, не боясь последствий, словно даже стремясь к негативным, дабы обогатиться разными опытами.

Вот дух боен: тяжело раскрывающиеся створки рёбер: или мясник, словно превращающийся на ходу в мясную, распотрошённую тяжесть.

Шемякин фантасмагоричен.

Он и сам – будто из вечно движущейся, таинственной гофманианы; он с Гофманом встречался…

Новая порция боен выхлёстывается в явь, представляя человекоподобных гибридов.

Завораживает.

Солдатик вдалеке, охраняющий нечто, в охране не нуждающееся.

Шемякин хранит дух метафизики и карнавала: и то, и другое превращая в сокровища искусства, созидаемые им щедро, бесконечно…

                                     Александр Балтин

фото из открытых источников