Тело мужей храбрых и великих людей смертно,

а деятельность души и слава их доблести вечны.

Цицерон

16 октября 2022 года.

Москва.

Кабинет Главного редактора одного из толстых литературных журналов.

− Я тебя уважаю, и даже очень, но рассказами про любовь сыт по горло. А раз я не испытываю голода, значит, накушались и все мои подписчики и читатели. Вернее, не мои, лично, а нашего журнала, − горячился хозяин кабинета, меряя его шагами:

− Отношения между полами, тема вечная, о ней кто только не писал и пишут, − главред кинул взгляд в мою сторону, но очередной номер журнала мы будем делать те-ма-ти-чес-ким! И он будет полностью посвящён пат-ри-о-тизму! Надеюсь тебе знакомо это слово.

Поняв, что его монолог может затянуться, я поднялся и, взяв со стола папку, с рукописями, направился в сторону двери.

− Ты куда? Если в бухгалтерию, то напрасно, денег у нас на счету, с этот, как его, всё забываю, вспомнил, с гулькин нос[1]! Но ты − мой друг. И если напишешь интересную статью, я, так и быть, кое-какой гонорарчик нарою. Даже не сомневайся. Мы своих многолетних авторов без краюхи хлеба никогда не оставляем…

− Так про кого написать-то? − я обернулся, отпуская массивную дверную ручку.

Редактор полистал раритетный, перекидной календарь, решительно вырвал из него листок, и метнулся ко мне приговаривая:

− Вот про него! Как раз сегодня сто шестьдесят семь лет исполняется, со дня рождения.

Дата, конечно, не круглая, но напомнить читателям о Самедбеке Мехмандарове обязательно надо!

Сороковые годы Девятнадцатого века.

Дом пристава Ленкоранского уездного управления,

титулярного советника Мирзы Садыхбека Мехмандарова.

− Ну сын, ты у меня совсем взрослый, − отец потрепал Самедбека по голове и принялся внимательно изучать аттестат об окончании Бакинской гимназии, − решил, кем в этой жизни станешь?

− Тут и думать нечего, конечно офицером, а потом, если на то будет воля Аллаха, то и генералом, − чётко, по-военному, отрапортовал юноша.

− А ведомо ли тебе, сколько в русской армии офицеров-мусульман? − хозяин дома нахмурил брови.

− Наверное десяток, а может быть и по более. Так, что с того. Я принял решение и не отступлюсь от задуманного.

− Мужчина растёт, − вздохнула мать, смахивая слезу, тайком, под дверью, подслушивая разговор и боясь войти в комнату.

Из писем отправленным с различных точек Российской империи в далёкую Ленкорань.

«… По окончании училища, в чине прапорщика меня направлен в Первую Туркестанскую артиллерийскую бригаду. Дали в моё подчинение горный взвод третьей батареи.

Довелось вашему сыну поучаствовать в походе на Кокандское ханство.»

«… Был удостоен своей первой награды «За труды и лишения понесённые в походе против Матчинских горцев». А позже награждён был орденом святого Станислава 3-й степени. В дополнение к медали «За покорение Ханства Кокандского».

«…В декабре семьдесят шестого получил повышение, произведён в подпоручики, а годом спустя стал поручиком!…»[2]

Июль 1900 года.

Кабинет управляющего Военным министерством,

генерала от инфантерии Алексея Николаевича Куропаткина.

Министр оторвал взгляд от депеши, полученной с «Китайского похода» и взглянул на начальника главного штаба генерал-лейтенант Сахарова, сидевшего напротив.

− Как вы полагаете, кого из артиллеристов, надобно будет послать в подмогу Ренненкампфу[3]?

− Полагаю, что Забайкальского артиллерийского дивизиона будет вполне достаточно. «Война-то ненастоящая»[4]. Чай не с просвещёнными европейцами или островными японцами воюем, не приведи господи. Дадут тройку залпов из всех орудий, да и разгонят восставших боксёров. Делов-то на пару недель, не более.

Южные ворота осаждённого города Цицикара

Позиция, занимаемая батареей Мехмандарова[5], входящей в состав Забайкальского артиллерийского дивизиона.

Гонец из штаба, на ходу соскочил со взмыленного коня и протянул Самедбеку пакет.

«Приказываю уничтожать войска, которые будут пытаться выйти из города, открыв беглый огонь из всех стволов. Генерал-майор Павел фон Ренненкампф.»

***

Мимо Мехмандарова, опустив головы, шли нестройные отряды китайских войск, но… без оружия.

Пушки русской батареи молчали. Солдаты внимательно смотрели на него, ежеминутно ожидая команды, «Огонь».

− По безоружным палить не станем! Мы не убийцы, − буркнул тот, наблюдая за отступающим противником.

Через несколько минут с коня соскочил второй ординарец, доставивший на батарею новую депешу:

«Вы будете привлечены к военно-полевому суду, если мой первый приказ не будет немедленно исполнен!»

Мехмандаров вернул бумагу посыльному и скомандовал:

− Батарея. Прицел выше голов отступающих… огонь!

Китайцы, не получив увечий, вернулись в осаждённый город.

***

«За отличия в делах против китайцев» Самедбеку Мехмандарову был присвоен чин полковника, а сам он отправился к новому месту службы, в город Хуланчен, для командования частями Засунгарийского отдела.

Оборона Порт-Артура.

«Полковник Мехмандаров и подполковник Стольников относятся с удивительным презрением к личной опасности, ходят по батареям во время бомбардировок, будто не замечая рвущихся снарядов, ободряют этим других. Первый из них рыцарски храбр как кавказец, второй же, как бы спокойно, беззаветно покорен судьбе, как человек религиозный».

Из дневника сотрудника порт-артурской газеты «Новый край» Пётра Ларенко.

***

Высочайшим указанием от 22 октября 1904 года, «За отличия в делах против японцев Мехмандаров был произведён в генерал-майоры. А два дня спустя, «за мужество и храбрость, проявленные в делах против японцев в период бомбардировок и блокады Порт-Артура» его наградили орденом святого Георгия 4-й степени.

16 декабря 1904 года Военной совет обороны города.

− Оборону крепости надо продолжать, во что бы то ни стало! − горячился генерал, − неужели это не понятно?! Сдача крепости и города − равносильна капитуляции. Солдаты и матросы готовы биться до последнего. Надеюсь, в этом никто из присутствующих не сомневается?

Увы, на этот раз, Самедбек остался в меньшинстве. Через четыре дня Порт-Артур спустил знамя. Гарнизон крепости оказался в плену.

***

− Генералам, адмиралам и официерам, японски император, − переводчик сделал паузу и многозначительно поднял палец вверх, − предлагает воз-ватить- ся, дамой, на свой родина! Лишь она условия…! Кажный из вас подпишет обяза-тель-ства − нэ кагда более не участвовать в война против великий Япония и её Микадо[6].

Подписавших эту, позорную бумагу, оккупанты, незамедлительно отпускали в Россию. Но были и те, кто это делать, категорически отказались. Среди них был и Самедбек Мехмандаров, посчитавший, что, просто обязан разделить участь своих солдат. Им подписать подобные бумаги никто не предлагал!

«Вчера прибыл в крепость начальник японской артиллерии и разыскал полковника (произведённого во время осады в генерал-майоры) Мехмандарова.

Сказал массу лестных комплиментов. Сознался, что потери японской артиллерии под Артуром большие — до 25 тысяч человек, что много японских орудий было подбито и что их задача была облегчена лишь недостатком в Артуре снарядов»

Из дневника Петра Ларенко.

Апрель 1920 года.

Азербайджанская демократическая республика.

Генерал Мехмандаров всего пару лет назад назначенный военным министром не находил себе места. Расхаживал по кабинету. Садился за стол, пытался написать на листе бумаги какие-то тезисы, затем рвал в клочья, и снова начинал свой бесконечный путь от окна к двери и обратно. Через несколько часов ему предстояло произнести самую тяжёлую речь в своей жизни.

***

− Уважаемые соотечественники. Убедительно прошу меня не перебивать.

Как человек, отдавший всего себя Армии, я утверждаю, что войска одиннадцатой Красной Армии нам не победить.

− Но вы же, генерал, её и создавали! − выкрикнул один из присутствующих, как же так?!

− Я же просил! − докладчик поморщился, − дайте же мне договорить!  Троцкий и Ленин выбрали удачный момент для атаки на нашу столицу. Основные воинские части Азербайджанской республики увязли в кровопролитных боях с Арменией в Нагорном Карабахе, Зангезуре и Нахичевани. В Баку, в настоящий момент нет серьёзных воинских соединений. Поэтому я призываю… сохранить жизни молодых людей, будущего нашей страны.

Два месяца спустя

После жестокого подавления антисоветского восстания в городе Гяндже почти все офицеры азербайджанской национальной армии были арестованы. Не избежал этой участи и Мехмандаров.

От вынесения окончательного приговора его спасло вмешательство руководителя Совета Народных Комиссаров Азербайджана Наджафа оглы Нариманова.

Прекрасно понимая, что у многих партийцев «чешутся руки» как можно скорее расстрелять царского генерала − сатрапа, он отправил двух арестованных военачальников в Москву, с сопроводительным письмом на имя вождя Революции:

Дорогой Владимир Ильич!

Во время гянджинского восстания все офицеры старой азербайджанской армии были арестованы, в числе их были и податели сего известные генералы Мехмандаров и Шихлинский.

После тщательного расследования оказалось, что эти генералы не причастны, но все же до упрочения нашего положения и с целью помочь нашему общему делу мы решили их отправить в Ваше распоряжение для работы в штабе, так как они, как военные специалисты, являются незаменимыми. Один из них, в царской армии считался «богом артиллерии».

До окончания польского фронта пусть они работают в Москве, а затем попрошу отправить их к нам для формирования наших частей. Необходимо за это время за ними поухаживать.

Политическое убеждение их: они ненавидят мусаватистов, убеждены, что Азербайджан без Советской России не может существовать, являются врагами Англии, любят Россию.

С коммунистическим приветом

Н. Нариманов. 1 августа 1920 года[7].

***

Отставного генерала включили в состав Артиллерийской уставной комиссии.

Год спустя откомандировали назад, в Азербайджан, зачислили в штаб советских войск.

Он честно прослужил в армии, до тысяча девятьсот двадцать восьмого. Затем, по состоянию здоровья, был отправлен на пенсию.

Три года спустя его похоронили на Бакинском Чемберекендском кладбище.

А ещё через восемь лет, на месте кладбища был разбит парк, имени Сергея Мироновича Кирова, и могила генерала Самедбека Мехмандарова исчезла навсегда!

Александр Ралот

____________

[1]     − так говорят о чём-то очень малом или недостаточном. Гуль-гуль-гуль — это клич в отношении голубей, им же вообще часто заменяли слово «голуби», то есть, по происхождению это междометная часть речи, которая могла превращаться в существительное или прилагательное — со значением «голубь» или «голубиный» .

[2]     − Источник

[3]     − Отряд под общим командованием генерал-майора П. Ренненкампфа, участвовавший в так называемом «китайском походе» с целью подавления боксёрского восстания.

[4]     − Источник

[5]     − По воспоминаниям А. Шихлинского.

[6]     − титул для обозначения императора Японии (сын неба).

[7]     − Источник