Чтобы бежать по лучшим водам, поднимает паруса кораблик моего гения, который оставляет позади свирепое море.

Данте

Человек — существо подвижное, текучее, изменяемое. Даже наше тело во многом — вода, хотя это не очевидно для глаз. Потому новый, избыточно подвижный, текучий мир, в который мы входим и который нас пугает нестабильностью, не так уж бесчеловечен по сути. Бесчеловечным его делают люди.

Беда в том, что человек — тот, кто ошибается по определению. Мы склонны к ошибкам, к ложным толкованиям себя и других, событий, мы привычны к неверным выводам, ибо привычно не туда смотрим, не на то и не ради того, что должно быть главным, чтобы видеть, понимать, чтобы оставаться верным себе.

Приходит время ходить по водам, а не по привычным (гарантированным) твердям. По водам людских сердец в том числе. И это не значит, что всевозможные «скрепы» утратили силу и потому потеряли смысл  (так думают очень многие сегодня — это кажется очевидным). Просто исчезают внешние признаки как знаки, ради того, чтобы вполне раскрылись внутренние — там, где есть для этого условия. Внешнее перестаёт мешать внутреннему, до поры.

Люди массово застывают в отбрасывании «скреп» и при этом мертвеют, а не оживают — как им мечталось. Ибо мало сбросить что-то сковывающее извне, надо прежде внутри открыть источник живой воды. Иначе деструкция (и модная деконструкция тоже) разрушит всё.

Чтобы правильно понимать современные процессы, надо вспомнить книжников и фарисеев, которых обличал Христос. То, чем были они сильны, теперь начинает сыпаться, опадать, как листья осенью. Но не для того, чтобы отрицать, а чтобы утверждать на ином, более глубоком уровне. Массы ринулись в отрицание — дух времени их толкает в эту сторону, но он не так убийственен сам по себе, как его делают люди своим выбором, своим пониманием и обоснованием своего ошибочного (или преступного — и такое есть) понимания.

И, как ни странно, люди, сметающие внешний фасад всех наших «скреп» как бы ради освобождения, на деле создают ещё более внешний и закоснелый панцирь, отнимающий всякую свободу и саму способность двигаться внутри.

Если гусеницу прибить гвоздями к цветку, она никогда не станет бабочкой, и цветок не выживет. В то же время, если куколка не создаст защитный панцирь, она не вырастет и тоже не станет бабочкой. Однако, когда приходит время, панцирь должен быть отброшен, хрупкое беззащитное создание, ещё не вполне готовое жить без панциря, всё же рискует выйти из него и начать жить — крепнуть в уже совсем других условиях. То, что было сокрыто внутри панциря, должно выйти из него, чтобы стать собой.

В ближайшее будущее смотреть грустно. Лучше поглядим в сторону апостола Петра, который, прежде чем услышать Христово «Паси моих овец», пережил невероятно важный опыт отречения и раскаяния.

Почему раскаяние было возможным (в отличие от Иуды) и почему не помешало призванию на столь высокое служение? А потому, что сердечного предательства не было. Было поверхностное, ситуативное — из страха. Оно слишком человеческое, природное, чтобы принимать его всерьез. Был просто испуг, паника, а вовсе не глубинное отречение, на которое сегодня, кстати, согласились очень многие. Под давлением? И да, и нет, хотя давление пока очень незначительное — впереди испытания несравнимо более серьёзные. Кто устоит? Допускаю, что никто.

Итак, в отречении Петра не участвовало сердце (а если и участвовало, то лишь отчасти, поверхностно). Сердце Петра сокрушалось, в не отрекалось. Иуда же предал сердцем — он любил богатство сердцем, а не Христа. Позже Пётр трижды подтверждает свою любовь ко Христу. Не верность, не раскаяние, а именно любовь, ибо по-настоящему верным нас делает любовь. Любящий верен, а не преданный. Наша любовь ведёт нас по жизни. Что (кого) я люблю, тем я и являюсь, ибо тем становлюсь. Любовь — это процесс бесконечного становления в любви. Становления собой — любящим и любимым.

Аналогичным образом, под тем же углом, взглянем и на Павла, который сначала гнал Христа. Но, как и Пётр, он гнал не сердцем, а по человеческому неразумию, незнанию. Сердцем Савл, наоборот, искал Христа. Любовь ко Христу позволила ему услышать Христово «Что ты гонишь меня?», сделавшее его христовым.

Мы  видим, что оба первоверховных апостола прошли сквозь опыт любви, явно (на формальном уровне) не подкрепленной внешним образом, но крепкой, благодаря внутреннему состоянию (стоянию в любви), которое и есть любовь и истина. Именно этот их опыт важен сегодня для нас.

Те, кто рад попрать всё, что плохо в нас стоит («падающее толкни» — Ницше), то наше, что обычно называется «скрепным», ошибаются — «скрепное» не утратило смыслы, оно просто перемещает акцент внутрь. Но они правы, потому что внешнее больше не работает, как работало прежде. Ничто неподлинное теперь не устоит — падёт (время, отпущенное для становления, заканчивается). Наступают времена, когда «у того, у кого мало, отнимется и то, что есть, а у кого много, тому прибавится». Это о внутреннем сокровище сердца.

Духовная жажда, духовный зов, направленный ввысь, к Богу, песня сердца человеческого — Христос в нас. Наступает время, когда наше внутреннее, а не внешнее будет служить нам опорой. Если оно, конечно, есть. Всё остальное поплывёт по водам времени и, возможно, растворится в них. Вся наша добытая за века истории соль рискует раствориться, кроме той, что хранится во Христе и Христом, который в нас.

Светлана Коппел-Ковтун

12 июля 2023