Из цикла «Москва глазами советского студента-провинциала»

МВТУ им.Баумана 3 курс 1978 г.

«Когда мне невмочь пересилить беду,
Когда подступает отчаянье,
Я в синий троллейбус сажусь на ходу,
В последний, в случайный.

Полночный троллейбус плывёт по Москве,
Москва, как река, затухает,
И боль, что скворчонком стучала в виске,
Стихает, стихает».

(Булат Окуджава)

Мы с Мишкой, моим одногруппником по Бауманке, ехали в троллейбусе № 24 по маршруту: метро Авиамоторная — метро Лермонтовская. Напротив метро Лермонтовская перед небольшим сквериком гордо в задумчивости стоит поэт Лермонтов, в сером сюртуке, воротник и полы шинели развеваются ветром. Он ждёт, видимо, нас. Именно про этого «мужика в пиджаке» в фильме «Джентельмены удачи» Косой сказал: «Он же памятник, кто его посадит…», хотя руки поэт почему-то держит уже за спиной, как бы говоря:

«Москва-Москва, люблю тебя как сын… Как русский, — сильно, пламенно и нежно!»

Позади памятника, расположена решётка, заполненная рельефами на тему знаменитых талантливых произведений Лермонтова: «Мцыри», «Демон», «Парус». Но сразу скажу, что ехали мы, не смотреть этот памятник, а найти дом, где родился Михаил Юрьевич Лермонтов. Мишка вычитал в каком-то старом путеводителе «Осмотр Москвы», что «на углу Каланчевской улицы и площади Красных ворот, в доме № 1 (по Каланчевской улице), 2 октября 1814 года родился поэт М.Ю. Лермонтов». Я ещё спросил Мишку:

— Что за площадь Красных ворот? Я знаю только Красную площадь.

— Жень, это была триумфальная арка, возведённая в Москве в 1709 году по приказу Петра I в честь победы в Полтавской битве. В 1927-м Красные ворота и находящуюся рядом с ними церковь Трёх Святителей, где крестили Лермонтова снесли большевики, — ответил Мишка и мне стало грустно.

Сели мы на остановке Московский энергетический институт (Красноказарменная улица), где находилась наша студенческая общага. Старенький троллейбус, как какой-то большой жук, уцепившись своими ветвистыми рогами за провода, резво, как новенький, бежал через старый Дворцовый мост, под которым лениво текла сонная речушка Яуза и ни что уже не могло её разбудить. Даже в начале лета, когда в неё выпускники МВТУ им.Баумана сбрасывали сотни ненужных уже им тубусов, она всё равно спала мертвецким сном. Тубусы куда-то плыли, а Яуза спала. Троллейбус остановился возле «туполёвской шарашки», где когда-то проектировали самолёты. Но, поняв, что «шарашка» до сих пор засекречена ещё самим Лаврентием Берия и лучше здесь долго не стоять, троллейбус понёсся дальше, вихляя своими рогами по улице Радио, на которой в тридцатые годы, когда разбирали кирху святого Михаила, обнаружили в склепе гроб с телом колдуна и сподвижника Петра Первого — Якова Брюса. Его опознали по фамильному перстню, а по другим данным — по нашивке ордена Андрея Первозванного. Мы ехали по историческим местам Немецкой слободы, дух которой ещё не выветрился из Москвы и будоражил мозг своими тайнами. Мишка сидел и разглядывал свой билет, который оказался счастливым, и его следовало бы съесть, так мы делали в детстве. Я смотрел в окно, где показалась Елоховская церковь, которая в то время была главной в Москве и в ней крестили ещё великого поэта Александра Пушкина.

Над золотыми куполами плыли, не спеша облака, похожие на сахарную вату, такие же воздушные и белые и им не было конца. Куснуть бы их сейчас, наверное, они сладкие? Я боялся, что сейчас пойдёт дождь и вся эта небесная красота растает, как сахарная вата, но не в моём рту. Ну, вот «накаркал». Пошёл дождь, забарабанил громко, громко в окно и его капли, извиваясь на стекле, стекали вниз, оставляя на нём русло ручейка. Он бил и по крыше троллейбуса, отплясывая там странный танец. Заблестели золотые купола на Елоховской церкви, разноцветные зонты, как осенние листья поплыли вместе с людьми, а дождь — шалун плясал и под их ногами на асфальте. Танго? Нет, фокстрот.

— Жень, может, мне счастливый билет съесть? — спросил Мишка и вывел меня из романтического состояния.

— Не надо, а вдруг контролеры, штраф будешь платить что ли?

Дождь, который смеялся надо мной

У Елоховской церкви, как всегда полно народу, раскрыв зонты, сидят под дождём нищие с кружками и ждут, кто кинет им копеечку. А кружки наполняются не звонкой монетой, а дождевой водой с Небес, пусть думают, что это «святая вода». Как хорошо ехать и смотреть в окно, в которое стучит проказник — дождь, просясь в троллейбус, но попасть в него, не может, вот и злиться, отрываясь на прохожих, что идут по улице, хлеща их холодными каплями по лицу. Кто-то из прохожих укрылся от дождя зонтом, кто-то, не имея его — книгой, которую уже вероятно, читать не будет никогда, а кто поумнее — просто спрятался под козырёк дома. Ну, что уж больно интересного можно увидеть в окно? Узенькую улочку, на которой стоят серые неказистые домишки в 2 — 3 этажа, построенные ещё при царе-Иване Грозном, и над ними возвышается бледно — зелёная огромная Елоховская церковь, которая сливается с синевой Неба? Да, ребята, в этом то и вся прелесть этой тихой старинной улочки, которой лет через 20-30 просто не будет. Запомните её — Старую Басманную.

— Молодой человек, передайте, пожалуйста, на билет, — и кто-то даёт мне четыре копейки. Этот кто-то, «промок до нитки» под дождём, как говориться «с ног до головы» и с его рукава холодные капли дождя капают прямо мне за шиворот, катясь по спине, вызывая у меня дрожь и молчаливое возмущение.

— В природе всё «шиворот навыворот», ну, вот дождь добрался и до меня таким вот странным способом, — подумал я и опять посмотрел в окно, по которому барабанил дождь, он смеялся надо мной, мол, я и до тебя добрался и грозил нам громом. И тут, через несколько секунд, где-то высоко в Небе, так бабахнуло, что бабулька, сидевшая перед нами, вздрогнула. Что-то забормотала невнятное и стала неистово креститься. Я тут сразу вспомнил поговорку, смысл которой никогда раньше не понимал: «Пока гром не грянет, мужик не перекреститься». Ведь гром, молния издавна считаются живыми существами, наделёнными силой. Они подвластны высшим Богам.

— Площадь Разгуляй, следующая — Басманный переулок, — объявил водитель и открыл двери троллейбуса, в салон ворвался химический родственник кислорода — озон, дышать сразу стало легко. Бабулька успокоилась, привела свои нервы в порядок и внятно спросила нас:

— Ребята, у вас животы не болят?»

Мы переглянулись, её вопрос, вроде простой и жизненный, поставил нас в тупик, но Мишка, почесав свою «репу», ответил:

— Бабуля мы сегодня ещё ничего не ели толком, с чего они у нас заболят?

— У ладно. Тогда запомните на будущее, если вы хотите, чтобы у вас весь год не болел живот, при звуках первого грома необходимо мгновенно упасть на пол и кататься по нему, держась за живот и корчась, как будто у вас действительно очень сильная боль.

— Предрассудки все это, бабуля, — хотел я сказать, но тут так опять бабахнуло, что я промолчал, но на пол троллейбуса не упал, как нам советовала бабуля.

Площадь Разгуляй — гуляй

Площадь Разгуляй это небольшая треугольная площадка, где сходятся улицы Старая и Новая Басманная, на исторической Покровской дороге. Улицы Старая и Новая Басманные обязаны своим происхождением дворцовой Басманной слободе, возникшей в Москве в XVII веке. Полагают, что она была заселена мастерами серебряного дела, изготовлявшими басмы — узорные украшения для окладов икон из басманного (тонкого листового) серебра, реже золота, меди или железа. По Cтарой Басманной улице, мимо изб басманников, шла главная дорога из Кремля в село Рубцово на Яузе, переименованное в 1627 году в село Покровское, по которой цари ездили в свою загородную резиденцию, а царь Алексей Михайлович с 1650 года – в любимое своё село Преображенское. Теперь по этой царской дороге едем мы с Мишкой на троллейбусе, правда, не зная об этом ничего. Для советского уже «Разгуляя» характерны образы не «кабацких мужиков», а студентов, которые или с портфелем в руке и тубусом с чертежами, или с папкой под мышкой, сидят в уютном скверике на лавочке около памятника Николаю Баумана, что рядом с Елоховской церковью. Студенты здесь втихаря пьют дешёвый «Ах-Дам», ах простите портвейн «Агдам», а со временем их разбросают по далёким городам СССР, и они будут всю жизнь помнить свою «альма — матер» — МИСИ имени Куйбышева, что стоит на скрещении двух старых московских улиц с развёселым названием «Разгуляй».

И тут Мишка вдруг стал меня дергать за рукав и шептать мне в ухо:

— Жень, смотри, это же дом Якова Брюса.

— И что? Миша, успокойся уже. Он твой друг что ли? Так переживаешь за него, что трясёшься весь, как припадочный, — ответил я спокойно, но Мишка ещё сильнее возбудился и стал, нашёптывая мне какую — то околесицу. — Жень, ты, что не знаешь кто такой Брюс?

— Нет, не знаю.

Дом Брюса и его солнечные часы, отмеряющие «не — время»

Улица Спартаковская, 2/1

— Жень, ну, видишь, видишь этот дом? В пушкинские времена его звали «Дом колдуна Брюса». Сейчас в нём Московский инженерно-строительный институт имени Куйбышева. А сам Брюс жил неподалёку на Вознесенской улице сейчас это улица Радио, это почти рядом с нашим МВТУ.

— Ну, и что? — думал я про себя. — Зачем мне эта информация, что я с ней буду делать?

— Жень, вон часы на доме Брюса висят, видишь? Они волшебные. Встанешь под ними и время как бы останавливается, — я глянул на Мишку, таким одержимым рассказчиком, я его никогда не видел. — Говорят, что граф Мусин-Пушкин заказал Брюсу солнечные часы с чудесными свойствами. Помимо времени, часы должны были указывать на месторасположение кладов и предсказывать будущее своего хозяина. Пока Яков Брюс работал над часами, граф умер, а его наследники не захотели оплатить работу. Тогда Брюс проклял часы, повелев им впредь показывать только плохие события. Всё так и случилось.

— Миша, верится с трудом в эти волшебные часы.

— Жень, ну, поверь уж. Свои часы Брюс повесил на всеобщее обозрение! Чтобы любой желающий мог и время уточнить, и на будущее своё взглянуть. Потому как часы ещё и как машина времени работали: достаточно встать под ними…

— Миша, хватит сочинять про машину времени. Ещё внеземных пришельцев сюда приплети…

— Жень, плохо видно из троллейбуса, но я тебе опишу эти часы: ось в виде восьмёрки, по бокам месяцы разные, а ещё какие-то знаки — не иначе как каббалистические! Это крест, окружность, лопата, звезда, угол. Крепёж явно крест напоминает, а циферблат или как уж его назвать… Ну, вылитый гроб со срезанными уголками. Жень, время иначе течёт под этими часами! Постоишь под часами пять минут, а тут ужё и вечер наступает. То есть часы выкачивают из людей их время и передают его…

— Миша, совсем в Бауманке свихнулся от учебы? Куда, кому передают эти часы время?

Но тут в наш разговор неожиданно встрял мужик, который стоял рядом с нами и всё время молчал, видимо, слушал всю эту нашу бредятину: «Ребята, а Брюс ли сделал эти часы? Давайте, сопоставим даты, — я глянул на мужика, ну, вылитый профессор Жуковский, а он продолжал: — Яков Вилимович Брюс умер в 1735 году. А Мусин-Пушкин сумел родиться только спустя 9 лет. То есть заказать часы чародею никак не мог. Равно как и то, что умерший Брюс не мог выполнить заказ. Откуда же пошла эта легенда? Из двух источников. Во-первых, на Разгуляе первой половины XVIII века действительно стояло несколько домов, в которых жили потомки Якова Брюса. И, между прочим, потомков было много. Например, племянник Брюса жил в центре Москвы там, где сейчас Брюсов переулок. А во-вторых, супруга Мусина-Пушкина действительно имела отношение к роду Брюса….

— Ребята, а ещё эти часы напасти разные предсказывают. То первую Отечественную войну, то Октябрь 17-го года. Мраморная доска, на которой крепился часовой механизм, наливалась кровавым цветом, пророча кровь, гибель и прочие несчастья горожанам. Эти часы ходят до настоящего времени. Прильнешь ухом к стене и слышишь, как стучат: тик-тук, тик-тук… А злые языки говорят, что никакие это не часы, а просто могила брюсовой жены — Маргариты фон Мантейфель, которая чем-то ему не угодила, — перебила мужика-профессора и встряла в наш разговор бабулька, что сидела сзади нас. И после своих слов она три раза перекрестилась. Я её приметил, когда она в троллейбус села у Елоховской церкви. Мужик-профессор посмотрел на бабульку, как на ведьму и вышел на следующей остановке, а мы все поехали дальше, как под гипнозом.

Но откуда же взялись сами часы?

— Но откуда же взялись сами часы? — спросил я Мишку.

— Внучка графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина, Софья Мещерская, раскрыла семейную тайну. Оказалось, часы установил на доме воспитатель графских детей – французский аббат Адриан Сюрюг. И как вспоминала потом Софья: «Когда часы установили, на Разгуляй стали стекаться толпы народу, полюбоваться на невиданную в Москве диковину, а в полдень сюда приходили часовщики со всего города – сверять точное время».

— Миша, эти часы действительно были такими уж необычными?

— Жень, после революции в этом районе стало происходить большое количество самоубийств. Тогда власти и распорядились стержень, который в зависимости от положения Солнца показывал то или иное время снять, каббалистические знаки на доске сколоть, ну, а саму доску закрасить. Ну, а перед войной стали замечать, якобы, прямо из стены дома под часовой доской время от времени появляются мужчины, одетые по старинке – в армяках и поддевах. Они от страха таращили глаза, истово крестились, будто не понимали, где оказались. Иногда появлялись и молодухи в разноцветных сарафанах, а, увидев, где очутились, впадали в панику и начинали голосить. Всех этих невесть откуда взявшихся мужиков и молодух забирали в НКВД, после чего их никто больше не видел.

— Миша, кем были, эти люди?

— Жень, мне кажется, это были пришельцы из прошлого, так сказать «перемещенцы в пространстве»? Но тогда приходится признать, что это эти часы оказались настолько сильными, что даже после уничтожения ухитрялись делать своё дело, перемещать время вспять и открывать портал пространства.

— Миша, ты хоть понял, какой ты сейчас бред нёс?

Мы давно уже проехали этот чёртов «Дом Брюса», Мишка, наконец, замолк и «ушёл в себя или в пространственный портал», а может, обиделся на меня. Мишка так увлечённо рассказывал, а я так развесил уши, что не заметил, как Мишка съел билет. На следующей остановке в троллейбус неожиданно, как «черти из табакерки», что неудивительно для этих мистических мест, вошли контролеры, и спокойно сказали: «Граждане, предъявите билеты». А Мишке нечего было предъявлять. Я вступился за него и сказал, что Мишка честный парень и билет покупал, но нечаянно съел. Тётка в шиньоне, ухмыляясь, спросила: «Он что голодный? Попросил бы у меня, я бы ему батон дала».

— Нет, тётенька он счастливый…,— не успел я договорить, меня опять перебила эта тётка с батоном.

— Вас, молодых не поймёшь, то он голодный, то он счастливый. А я добавил: «Он счастливый билет съел».

— Тьфу ты, морочите мне тут голову, — выругалась она.

— Платите, штраф один рубль за бесплатный проезд, — сказали контролеры. Мишка им ответил: «Не буду, у меня билет был, но я его съел». Нас высадили из троллейбуса на остановке «Сад имени Баумана». Бабулька махала нам в окно рукой, и показывало на свой живот.

— Ну, бабуля-чудачка, — подумал я и тоже ей помахал рукой. Дождь давно закончился и мы с Мишкой пошлёпали по лужам, а смелый воробей – дуралей, весело чирикая, купался в ней. Рядом с воробьём стоял старый мудрый ворон такой степенный, как будто он большой чиновник. Ворон не спеша, пил из этой лужи воду, наблюдая, как этот дуралей воробушек веселится. Мишка своими рассказами в троллейбусе настолько напугал меня, что я забыл, а куда мы с ним ехали на этом троллейбусе…

Евгений Татарников