«Жизнь — это не мотор машины, который можно заменить».

Вл. Титов

— Вот он, папка твой, Пашенька, заходи! — Люба отворила заскрипевшую на, видимо, давно не смазанных петлях калитку в невысокой металлической ограде вокруг могилы и пропустила внутрь внезапно оробевшего сына. Ей пришлось даже немного подтолкнуть его вперёд и потом подвинуть в сторону, чтобы войти следом за ним и положить букетик астр на могилу. — Как обещала: вернёшься из армии, расскажу, кто твой отец. Вот он, Тёмочка мой, знакомьтесь!

Павел, не успевший пока сменить форму десантника на штатский костюм, потому как из прежней своей одежды он за время службы вырос, а новую ещё не приобрёл, снял голубой берет и сел на скамейку, ноги его вдруг почему-то ослабли, чего не было даже перед первым прыжком с парашютом. С фотографии на мраморной стеле, чуть улыбаясь, смотрел поразительно знакомый молодой парень.

— Не удивляйся, — сказала сыну Люба, садясь рядом с ним. — Ты это лицо каждый день в зеркале видишь, только глаза у Тёмочки были серые, стальные, когда он сердился, а тебе достались мои, голубые, а в остальном ты, Пашенька, вылитый отец!

Павел прочёл надпись под фотографией: «Артемий Колычев» — и ниже цифры: «12.10.1970 — 30.10.1995 гг.»

— Всего двадцать пять лет прожил? — И тут другая мысль поразила его. — Но я же родился 15 мая девяносто шестого! Как так, мама?

— Вот поэтому ты Сергеев, а не Колычев, — со вздохом ответила Люба. — Всего неделю не дожил Тёма до нашей свадьбы. Потому и не рассказывала я тебе об отце, ждала, когда подрастёшь и сможешь понять меня и не осудить. Основное же ты знал: твой отец погиб, когда ты был ещё совсем маленьким. Я ведь не обманула тебя, ты действительно был совсем маленьким, даже не родился ещё.

— Так расскажи мне, наконец, всё, мама, — попросил Павел. — Я бы и раньше тебя ни за что не осудил, незачем было так долго скрывать от меня правду.

— Меня, может, и не осудил, — задумчиво произнесла Люба, — а вот отца… Ладно, слушай, как оно всё было.

Двадцать лет назад, в тот далёкий, принёсший ей небывалое счастье и огромное горе год, Люба не прошла после окончания десятилетки по конкурсу в институт, полбалла не хватило. Её мать, Екатерина Петровна Сергеева, работавшая старшим мастером в Термическом цехе Коломзавода, устроила Любу лаборантом в цеховую лабораторию. Цех хоть и вредный, «горячий», зато дочка под присмотром. Завод еле дышал, зарплату выплачивали с большими задержками, но Люба быстро втянулась в работу и подружилась с двумя другими лаборантками, столь же молодыми, всего на два-три года старше неё девушками: высокой и тощей, как говорится, не в коня корм, хохотушкой Валентиной и во всём внешне обыкновенной болтушкой Светланой.

В тот жаркий июльский день Екатерина Петровна взяла отгул, и поэтому после работы Люба пошла домой не как обычно с мамой, а с подружками. Когда они втроём вышли из проходных завода, Валентину окликнул какой-то парень. Невысокий, коротко стриженный блондин с угольно чёрными глазами, похожими на дырки, что-то коротко сказал подошедшей к нему девушке и махнул рукой в сторону негромко урчавшей мотором напротив проходной чёрной «волги». Валентина согласно кивнула и приглашающе махнула рукой подругам.

— Куда бы ни звали, не соглашайся, — тихо шепнула Любе Света. — Лучше скорее уходи!

— Ребята приглашают на бережок прокатиться, — весело улыбаясь, сказала подошедшим подругам Валя. — Отдохнём культурно после работы, покупаемся.

— Я не могу, — нерешительно ответила Люба. — Да и купальника с собой нет…

— Мы ж не на пляж едем, — как-то мерзко ухмыльнулся блондин. — Там посторонних не будет.

— Нет, — уже твёрдо сказала Люба. — Мне домой надо.

Из «волги» вылез и подошёл к ним квадратный крепыш кавказского типа.

— Ну что тут у вас? Поехали, наконец! Босс ждать не любит.

— Да вот, Ашот, эта коза упирается, не хочет ехать! — Блондин кивнул в сторону Любы.

— Что значит, упирается? Босс сказал, трёх девок привезти. — Кавказец схватил волосатой ручищей Любу за предплечье и потащил к машине. — А ну, садись давай!

Народ с завода валил толпой, но никто не вмешивался в происходящее, стараясь побыстрее обогнуть по широкой дуге опасную группу, избежав неприятностей.

— Эй ты, горилла! — раздался вдруг злой голос. — Отпусти девушку.

От проходной решительно подошёл к замершей компании молодой парень в форме охранника.

— Как ты меня назвал? — ощерился кавказец, отпуская Любу, мышцы на его длинных волосатых руках вздулись буграми.

— Ты меня слышал, — спокойно ответил парень и быстро отвёл Любу к себе за спину. — Иди, подожди меня в проходной. А вы грузитесь в свою тарахтелку и валите отсюда!

Блондин с дырками глаз на ставшем вдруг хищным лице как-то пригнулся и сунул руку в карман брюк. Охранник молча расстегнул висящую на поясе кобуру.

— Над проходной висит видеокамера, — по-прежнему спокойно сказал он. — Она фиксирует всё, что здесь происходит. Положу вас тут обоих, и суд меня оправдает: я при исполнении, моё дело — охранять порядок. Только дёрнись!

Блондин, прошипев ругательство, вынул руку из кармана.

— Я тебя запомнил, — прорычал кавказец, ткнув толстым волосатым пальцем в сторону охранника. — Быстро в машину! — скомандовал он блондину и замершим в ступоре девушкам.

— Мы ещё встретимся! — прошипел блондин. — Там, где не будет камер.

Когда «волга» уехала, охранник подошёл к дрожащей, несмотря на летнюю жару, Любе.

— Ну, как ты, голубоглазка? Не бойся, всё в порядке, тебя никто больше не тронет.

— Я боюсь идти домой одна, — ответила Люба. — Вдруг они отъехали немного и там меня поджидают?

— А где ты живёшь? — нахмурился охранник.

— В старом городе, рядом с кремлём.

— Подожди здесь, — решительно сказал парень, — я сейчас отпрошусь у начальства на полчасика. Народ уже схлынул, теперь до конца второй смены в проходных будет пусто и спокойно. Меня, кстати, Артёмом зовут, а тебя?

— Вот так мы и познакомились. — Люба промокнула носовым платком потёкшие вдруг ручьём слёзы. У Павла на щеках вздулись желваки, он ласково обнял мать, и та, чуть успокоившись, продолжила: — Тёма отвёз на своём «москвиче» меня домой, смена у него заканчивалась только утром, и мы договорились встретиться на следующий день в семь часов вечера в кафе «Крюшон».

В Коломне в то время было мало заведений, где молодёжь города могла бы посидеть за столиками, поесть мороженое, попить кофе или соки. Пара ресторанов с их заоблачными ценами доступна далеко не всем. В единственный на весь город приличный пивной бар редкая девушка согласится пойти. Оставались кафе. Одно находилось в городском парке и в основном было заполнено гуляющими вокруг расположенного рядом фонтана мамашками с детьми. Два других кафе занимали небольшие закутки в фойе кинотеатра «Горизонт» и на первом этаже «Торгового дома». Конечно, ни одно из этих заведений не могло соответствовать желанию молодых парочек интересно провести время. Оставалось кафе «Крюшон». Оно находилось практически в центре Коломны на первом этаже пятиэтажного жилого дома. Ранее, в советские времена, здесь был магазин «Охота», в котором продавались экзотические для провинциального подмосковного городка продукты: медвежье и кабанье мясо, рябчики, оленина, зайчатина и прочие охотничьи трофеи. Цены, разумеется, «кусались», и народ сюда ходил как на выставку, главным образом посмотреть, повздыхать и позавидовать редкому настоящему покупателю. За говядиной, свининой и колбасой коломенцы по выходным мотались на электричке в столицу. Поэтому магазин «Охота» проработал недолго, и вскоре на его месте открылась кофейня. Ныне это заведение было приватизировано и преобразовано в кафе «Крюшон». Днём здесь пили соки и кофе, ели пирожное или мороженое обычные посетители: студенты, мамашки с детьми, влюблённые парочки, а после официального закрытия кафе превращалось в место отдыха и деловых встреч членов городских бандитских группировок.

Люба пришла в кафе вовремя, что приятно удивило Артёма. Он приглашал в «Крюшон» почти всех своих мимолётных подружек, и до сих пор не было случая, чтобы кто-либо из них не опоздал на несколько десятков минут. На Любе было простенькое светло-голубое платьице без рукавов, в ушах поблёскивали золотые серёжки с небольшими сапфирами. Артём занял столик в дальнем от стойки бармена углу и откровенно любовался изящной фигурой приближающейся девушки.

— Ты изумительно выглядишь! — восхищённо сказал он, когда Люба села напротив него. — Что будешь пить? Вино, водка? Может, коньячку?

— Нет, я не люблю крепкие напитки. А что такое крюшон?

— Сейчас выясним!

Артём махнул бармену. Обычно тот не выходил из-за стойки, но Артём был старым и щедрым на чаевые клиентом, поэтому вскоре их столик был заполнен высокими бокалами, несколькими бутылочками с различными соками, двумя вазочками с разноцветными шариками мороженого, тарелочкой с несколькими эклерами и маленькими миндальными пирожными, дымящейся чашечкой чёрного кофе для Артёма и красивым фужером с крюшоном для Любы.

— Я после ночного дежурства и за рулём, так что пью только кофе и сок, — улыбнулся Артём.

Люба с любопытством оглядывала кафе. Она явно была здесь впервые. Половина столиков пока пустовала. Из кассетного магнитофона над стойкой бара приглушённо гудел голос Цоя. Люба обеими руками взяла фужер и осторожно сделала пару глотков.

— Ничего особенного. — Девушка поставила фужер и придвинула к себе вазочку с мороженым. — Ты женат? — спросила она Артёма. — Не хочу, чтобы это выяснилось, когда станет поздно.

— А когда станет поздно?

— Когда я окончательно влюблюсь в тебя, — простодушно ответила Люба.

— У тебя уже такое случалось? — удивился Артём.

— Пока нет. Я и не влюблялась ещё всерьёз.

— А в тебя? — Артём допил наконец горячий кофе и тоже придвинул к себе вазочку с мороженым.

— Недавно один курсант нашего военного училища сделал мне предложение.

— И что ты ему ответила?

— Ничего. Я не совсем уверена, что он мне настолько нравится, чтобы выйти за него замуж.

— А я нравлюсь или тоже не совсем уверена? — спросил Артём.

— Я тебя ещё почти не знаю, — ответила Люба. — Расскажи мне о себе. Ты женат?

— Был, — нахмурился Артём. — Мы уже год, как развелись.

— И дети есть?

— Сын, — признался Артём.

— И что случилось? Ты разлюбил или она?

Для Артёма эта тема была табу. После тяжёлого и унизительного развода он ни с кем не желал говорить о своём неудачном браке. Любовь превратилась в ненависть, но удивительным образом осталась! Как это возможно, Артём не понимал, но факт оставался фактом: он ненавидел Веру, но одновременно продолжал её любить. Артём легко заводил любовные связи и столь же легко рвал их, когда убеждался, что очередная любовница не смогла вытеснить из его души ненавистный образ Веры. Только с одним человеком Артём мог говорить о бывшей жене — с Надюхой, своей единственной постоянной любовницей. Артём не мог с ней порвать по единственной причине: та была «лучшей подругой» Веры и являлась для Артёма источником сведений о жизни его бывшей жены. Артёму даже не приходилось унижаться вопросами, Надюха сама при встрече спешила высыпать на него ворох новостей. Артём выслушивал всё молча, без комментариев и проявления чувств, как будто жизнь бывшей жены его ни в малейшей степени не интересовала и не волновала. Но и он, и Надюха прекрасно понимали, что их связь будет длиться до тех пор, пока окончательно не угасли чувства Артёма к Вере.

— Не хочешь об этом говорить? — огорчилась Люба. — Как же тогда я тебя узнаю? Как смогу избежать тех ошибок, что сделала твоя бывшая жена, и тем самым не погубить нашу будущую любовь? Ведь у вас же наверняка была любовь, раз вы поженились и даже родили ребёнка! Почему же вы развелись?

— Потому что я терпеть не могу, когда кто-нибудь мельтешит перед глазами, — через силу усмехнулся Артём.

Люба засмеялась:

— Зачем тогда женился?

— Думал, она такая же, как я, а она оказалась совсем наоборот: шагу ступить без себя не позволяла. Есть такие люди: заводят в доме собаку не потому, что любят, а чтобы только было кем командовать: «Нельзя! Ко мне! На место!» Вера вот из таких. А ещё таскала с собой по знакомым, их у неё тьма… Через пару месяцев я понял, что долго мне так не протянуть.

— Зачем тогда заимел ребёнка?

— У меня об этом мысли даже не было. Вера и не подумала посоветоваться со мной. Как обухом по голове! Я тогда перестал исполнять её команды и таскаться по её знакомым. Вера начала визжать. Ты знаешь, я не переношу истерик, а она закатывала их на дню по десять раз. Тогда я работал на компьютере в одной частной фирме, начал специально задерживаться на работе, стал приходить домой в полночь, надеясь, что жена уже спит. Вера в ответ начала запирать дверь изнутри, и мне приходилось ночевать у родителей, что, сама понимаешь, их вовсе не радовало. Короче, развелись мы ещё до рождения ребёнка.

Артём оттолкнул вазочку с растаявшим мороженым, дрожащей рукой налил себе бокал апельсинового сока и залпом выпил. Он не любил и не привык врать, но правду рассказать всё ещё никому был не в силах. Полуправду Артём не отличал от лжи.

— Она красивая? — спросила Люба.

— Знаешь, до женитьбы я был убеждён, что Вера очень красива. И многие наши знакомые считают её настоящей красавицей. Но сейчас такое, как у неё, смазливое личико у меня ассоциируется с уродством, ведь я не могу забыть, каким оно становится во время истерик.

Они сидели и разговаривали почти до закрытия кафе. Потом Артём отвёз Любу домой. Выйдя из машины, они остановились у калитки, оба не хотели расставаться.

— Теперь ты достаточно знаешь меня? — натянуто улыбнулся Артём, с неожиданной тревогой ожидая ответа. — Разочарована?

— Ещё не совсем, — призналась Люба. — Но ты стал мне гораздо ближе. — В старом бревенчатом одноэтажном доме светилось одно из трёх окон, указав на него, Люба со вздохом пояснила: — Родители ждут, волнуются. Пока?

— Пока! — Тоже грустно вздохнул Артём и, спохватившись, быстро спросил: — Завтра увидимся?

— Ты же теперь знаешь, где меня найти, — улыбнулась Люба.

— Тогда после работы я тебя встречу у проходных?

— Нет, не надо. — Любе не хотелось, чтобы Артём узнал, что она, как маленькая девочка, ходит на работу и с работы в сопровождении мамы, даже если это и происходило только потому, что они работали в одном цеху. — Лучше приходи вечером сюда, погуляем, подышим свежим воздухом, посидим на берегу реки…

Люба прощально махнула рукой, захлопнула калитку и, быстро мелькнув светлым пятном в сгущающихся среди садовых деревьев сумерках, скрылась в доме.

Давно с Артёмом такого не было. Он целый вечер угощал девушку в кафе, проводил её до дома и даже не попытался поцеловать на прощание! И всё же неожиданные чувства облегчения и радости охватили Артёма. Он сел в машину и непривычно медленно поехал на другой конец города, потом через мост, за Оку, на дачу, где семья Колычевых обычно жила всё лето. Ему хотелось продлить охватившие его чувства, ничего подобного он не испытывал ни по отношению к бывшей своей жене, ни по отношению к Наде, однокласснице, с которой встречался для постели и сплетен о жизни Веры.

Родители уже спали, когда Артём вернулся. Загнав «москвич» во двор, он закрыл ворота, прошёл в сад, лёг в гамак и стал глядеть на звёздное небо. Голова у него почему-то немного кружилась.

Завтрак Артём проспал. Мать несколько раз заходила к нему в комнату, но будить не решалась. Артём был единственным и любимым ребёнком в обеспеченной семье Колычевых, считающих себя частью элиты Коломны. Сын давно уже вырос, отслужил в армии, успел жениться и развестись, но Ксения Вячеславовна по-прежнему считала его несмышлёным юношей, нуждающимся в постоянном присмотре и руководстве. При этом Артём почти никогда не был ограничен со стороны властной матери в исполнении его капризов и насущных потребностей. Она не изводила его нотациями, не подавляла жёсткими приказами, и Артём был уверен, что всегда сам принимает все решения, хотя на самом деле таких прецедентов было очень мало: решение пойти после провала в институт в армию, активно поддержанное отцом, скоропалительная женитьба на Вере и скандальный развод с ней. Все остальные события в жизни Артёма Колычева происходили под непосредственным или незаметным руководством матери.

Возможно, Ксения Вячеславовна и от армии любимого сыночка отмазала бы, если бы не решительное вмешательство главы семьи. Пришлось смириться. Сын решил жениться на любимой девушке? Отговаривать его себе дороже, этим можно только оттолкнуть от себя любимого сыночка. Ведь для отказа и неприятия получить в снохи дочь старых друзей нужны очень веские аргументы, которых в то время у матери Артёма не было. Неприятные слухи, конечно, доходили, «добрые люди» всегда найдутся, но не пересказывать же сплетни ослеплённому первой любовью мальчику! Артём всё равно бы не поверил, а Вера вряд ли бы призналась, раз уж решилась быстренько лечь в койку с нелюбимым и навязать доверчивому несмышлёнышу чужого ребёнка. А мальчик был счастлив! Что ещё нужно матери?

Последующий скандал и развод были, конечно, неприятны и вряд ли столь уж необходимы. Многие семьи живут при схожих обстоятельствах, но Артём, а главное, Вера упёрлись. Хорошо ещё, что правда не вышла за узкий круг посвящённых, которые вряд ли посмеют раскрыть свой поганый рот — влияние родителей непутёвой Веры и самих Колычевых в Коломне является надёжной гарантией этого. С трудом, но удалось убедить Артёма не отказываться от отцовства. Алименты — мизерная цена за сохранение авторитета. Деньги для Колычевых давно уже не проблема. Тёму грызёт обида, его можно понять, но какой он всё-таки ещё ребёнок! Бросил хорошую работу, пошёл в сторожа, чтобы отомстить Вере! Глупыш!

Мальчик, конечно, получил хороший урок. Пусть пока меняет любовниц, набирается опыта. Теперь-то уж он не станет жениться под влиянием чувств. Когда успокоится, заботливая мама подберёт ему хорошую невесту из их круга. Незаметно, конечно, сведёт их, исподволь убедит мальчика, что именно такая девушка достойна стать его женой.

Ксения Вячеславовна опять вошла в спальню сына. Странно, на лице Артёма добрая улыбка! Последнее время мальчик спит беспокойно, его мучают кошмары, которые он не может вспомнить при пробуждении, встаёт невыспавшийся, хмурый, с утра ходит раздражённый, всем недовольный, а сейчас улыбается во сне. Как такого будить? И Ксения Вячеславовна вновь вышла, тихо закрыв за собой дверь.

Артём проснулся в полдень и тут же вспомнил голубоглазку Любу. Сегодня он обязательно вновь её увидит. Придёт, как обещал, пешком, и они будут долго гулять и говорить обо всём. Или молчать, поглощённые чувствами небывалого единения и нарождающейся любви. Да, любви! Что же ещё это может быть, если сегодня Артём проснулся с ощущением грядущего счастья? Он давно не чувствовал себя так легко и хорошо. Его больше не мучают мысли о Вере! Более того, он вспомнил о ней именно потому, что не она, как это было каждое утро, занимает его мысли. Он поразился этому, потому и вспомнил. «Милая голубоглазка, ты и от этого кошмара меня избавила!» — с умилением подумал Артём.

Он встал, натянул плавки и, выскочив в окно, чтобы не обходить дом, помчался по давно протоптанной им между клумбами и кустами крыжовника тропинке напрямки к реке. Легко перемахнув дачный забор, Артём, не останавливаясь на берегу, с разгону ворвался в воду, охнул от её неожиданной прохлады и нырнул. Дно Оки в этом месте уже через пару метров резко понижалось, камни и кувшинки Колычевыми давно были убраны. Артём плыл под водой, пока хватало воздуха в лёгких, потом вынырнул, громко отфыркиваясь, и быстро огляделся вокруг — не хотелось бы попасть под винт какой-нибудь моторки. Но всё было тихо, фарватер пуст, и только на противоположном берегу шумел разноголосицей городской пляж. Артём перевернулся на спину и отдался на волю течения.

«Вечером я вновь увижу мою голубоглазку! — с умилением думал Артём. — Надо ей что-нибудь подарить, хотя бы какие-нибудь цветы. Голубые, как её прекрасные глаза».

Гул, возникший в ушах, прервал Артёмовы мечты. Он поднял голову, быстро огляделся и увидел приближающийся буксир, за которым виднелась длинная баржа, наполненная песком. Артём спокойно оценил расстояние до буксира и красивым брасом поплыл к берегу. В дом он вошёл, как и положено, через дверь.

После завтрака, совмещённого с обедом, Артём на пару часиков завалился с книжкой на диван, ожидая, пока немного спадёт жара, а затем занялся любимым делом. Вставив в магнитолу кассету с подборкой любимых песен английской рок-группы «Deep Purple», Артём врубил музыку погромче и поднял капот «москвича». Он решил заменить отечественные свечи на японские, комплект которых достал на днях у знакомого спекулянта. «Хотя теперь подобных людей, видимо, нужно уважительно называть предпринимателями или даже бизнесменами», — усмехнулся Артём, вскрывая красочную упаковку. Он успел заменить две свечи, когда у ворот дачи вдруг остановился «мерседес». Из машины с кошачьей грацией выскользнул Иван Петров, с которым Артём когда-то сидел за одной партой, а потом они вместе ушли в армию и служили в одном отделении, вместе бегали в самоволку, на дембель друзья ушли тоже одновременно, и Иван даже был свидетелем на свадьбе Артёма и Веры. Жена друга Ивану почему-то не понравилась, как и он ей, и вскоре после свадьбы пути неразлучных ранее друзей разошлись, при случайных встречах они успевали только обменяться приветствиями, дежурными вопросами о здоровье и делах и столь же дежурными ответами, потому что от общих знакомых прекрасно знали почти всё друг о друге.

Артём вытер руки, выключил магнитолу и вышел за калитку.

— Привет! — сказал он. — Извини, руки не подаю…

Артём продемонстрировал покрытую пятнами и остро пахнущую бензином тряпку, которой продолжал оттирать руки.

— Привет! — усмехнулся Петров. — Всё надраиваешь свою старушку? Не надоело?

Из «мерседеса» послышалось женское хихиканье, в окне мелькнули две раскрашенные мордашки.

— Чего приехал-то? — хмуро спросил Артём. Его прекрасное с утра настроение стало постепенно скукоживаться.

— Разговор есть, — не обижаясь, ответил Петров. — Серьёзный.

— Говори.

— Ну не здесь же!

— В гости, что ль напрашиваешься? — удивился Артём. — Так ты, вроде, не один, а у меня сейчас ничего нет…

— У меня всё с собой! — махнул рукой Петров. — И выпивка, и закуска, и девочки. А сидеть в такую погоду в душной комнате, да ещё под присмотром твоей маман… — Петров презрительно усмехнулся. — За кого ты меня принимаешь?

— А где тогда? — озадаченно спросил Артём.

— Да вон недалеко отсюда на берегу есть одно отличное местечко. Укромное, посторонних поблизости не бывает, и даже песочек для желающих позагорать имеется.

— У меня машина не на ходу, — попытался отказаться Артём.

— Так на моей поедем, — успокоил Петров. — Иль брезгуешь?

— Да нет, — пожал плечами Артём. — Просто у меня вечером свидание…

— Не проблема! — расплылся в улыбке Петров. — Доставим, куда скажешь.

Местечко и впрямь оказалось уютным и скрытым от посторонних глаз. Выпорхнувшие из машины девицы привычно расстелили на траве скатерть, вынули из багажника и принесли две корзины с бутылками и закусками. Быстро порезали хлеб, колбасу, огурцы и помидоры, разложили всё это на тарелочки, отдельно положили пучки зелёного лука, салата и петрушки, десяток варёных яиц, открыли и водрузили в центре коробочку с солью. Расставили стаканы. Вокруг скатерти разложили четыре огромных махровых полотенца.

— Стол готов! — провозгласили хором девицы и поклонились на древнерусский манер, тотчас выпрямившись и звонко расхохотавшись.

— Каковы!? — восхищённо воскликнул Петров, шутливо ткнув Артёма кулаком в плечо. — А ты ехать не хотел.

Артём смущённо улыбнулся. Он всё ещё не понимал, почему согласился поехать с Петровым и девицами в этот укромный уголок на берегу реки, скрытый от посторонних глаз прибрежным кустарником. Все его мысли по-прежнему занимало предстоящее свидание с Любой. Он не понимал собственной робости в общении с ней. Как пройдёт сегодняшнее свидание? Осмелится ли он хотя бы обнять и поцеловать её?

Петров привычными движениями сорвал с бутылки пробку и равными порциями разлил водку по стаканам.

— Ну что ж, пора вам познакомиться, — с улыбкой сказал он, поднимая свой стакан. — Эту вот красавицу-блондинку зовут Марго, а неотразимую брюнетку — Сандра.

Девицы захихикали, переглянувшись и лукаво поглядывая на Артёма.

— А этот могучий атлет — мой давний друг Артём, — продолжил Петров. — И он вовсе не такой неуклюжий и молчаливый медведь, каким почему-то выглядит сегодня.

Девицы громко засмеялись, а Артём смущённо улыбнулся и наконец выпал из своих раздумий в реальность. Он тоже взял свой стакан и, протянув его в сторону девиц, сказал:

— За знакомство!

— Вот это другое дело! — воскликнул Петров. — «Узнаю брата Колю!»

Все чокнулись и залпом выпили. Марго, задержав дыхание, тут же наполнила свой и подруги стаканы ядовито-жёлтой фантой и вопросительно посмотрела на Артёма. Тот отрицательно мотнул головой и плеснул себе немного минералки. Петров насмешливо посмотрел на Артёма и нарочито медленно отломил кусочек чёрного хлеба и поднёс его к своему длинному носу.

— Ваня, а почему ты назвал Артёма Колей? — удивилась Марго.

— Не забивай свою прелестную головку тем, что тебе всё равно в жизни не пригодится, — усмехнулся Петров.

— А я знаю! — воскликнула Сандра. — Это из какого-то кино, правильно?

— Ах ты моя умница! — полупрезрительно-полунасмешливо ответил Петров. — Конечно, из кино. Или из книги. Вот Артём нам сейчас скажет. Он очень книжки уважает!

— Правда? — изумлённо округлила глаза Марго. — Ты читаешь книжки? А я со школы ни одной в руки не брала! Кино в сто раз интересней.

— Конечно, это из какого-то кино! — воскликнула Сандра.

— Ну же, Артём, рассуди нас! — подначил Артёма Петров.

— Все вы правы, — грустно усмехнулся Артём. — Фразу про брата Колю ты взял из книги Ильфа и Петрова «Золотой телёнок». По ней и фильм снят, вы наверняка его видели. И ты, Марго, тоже, просто забыла или не обратила внимания.

Марго беззаботно махнула рукой.

— Я вообще быстро всё забываю. Зачем помнить всякую чепуху? Давайте лучше выпьем по второй.

— Вот это правильно! — Отложив недоеденный бутерброд с колбасой, Петров ловко открыл новую бутылку и разлил её содержимое по стаканам.

— А не слишком ли мы гоним? — спросил Артём. — Ты ж ещё о чём-то серьёзном поговорить хотел?

— Успеем, — успокоил его Петров. — Ну, девочки, а теперь за что пьём?

— За любовь! — откликнулись те хором и засмеялись.

— Не за книжки же! — добавила Марго, насмешливо глянув на Артёма. — Они нам ещё в школе надоели.

Артём почти с научным интересом разглядывал легкомысленную девицу, её бездумно-смазливое личико с пустыми глазами и порочным ртом, ладную фигурку. Перехватив его взгляд, Марго приняла, как ей казалось, соблазнительную позу, очевидно перенятую ею у голливудских кинодив и отработанную путём неоднократных тренировок перед зеркалом.

«С такими бабами надо быть проще, — подумал Артём. — Им умные разговоры неинтересны…» Он выпил водку, и через несколько минут стал рубаха-парень. В компании непринуждённо завязался бессмысленный, перенасыщенный банальными и пошлыми шутками и смешками разговор.

— Девочки, вы, наверно, перегрелись малость? Пойдите окунитесь, — наконец сказал Иван.

Девушки без возражений поднялись, без малейшего смущения скинули платья и нижнее бельё и совершенно обнажённые пошли к реке. Артём, разинув рот от изумления, смотрел, как они, соблазнительно покачивая бёдрами, не торопясь, входят в воду.

— Ну не сидеть же им потом в мокром белье! — пояснил Петров. — Здесь всё равно никого, кроме нас, нету. Тебе, кстати, какая больше нравится? Хотя, если захочешь, можем в процессе и поменяться, они будут не против.

— У меня свидание сегодня! — побагровев, отрезал Артём. — Я не за этим с тобой сюда приехал.

— Да, поговорить надо, — согласился Петров. — Как тебе твоя нынешняя работа?

— Нормально. Ты сам-то где работаешь?

— При случае везде. В общем, в сфере бизнеса, на жизнь не обижаюсь. Тёма, скажи честно, ты на грошовую зарплату устроился в охрану для чего? По склонности к безделью или…

— Или, Ваня. Бывшая моя жена такая при ближайшем рассмотрении оказалась сволочь, что… Короче, на грошовую зарплату я пошёл, чтобы алименты ей выплачивать грошовые.

— Одобряю. А неофициальные доходы?

— Нет у меня доходов, на шее у родителей сижу.

— Как долго думаешь сидеть на шее?

— Не думал ещё над таким вопросом.

— Пора подумать, Артём. Я же помню твою голубую мечту о крутой иномарке, сколько ещё собираешься латать свой древний «москвич»?

— Мне такие денежки не по плечу.

— Почему же, Тёма? Плечо у тебя нехилое, о том и разговор. Хочешь в сферу бизнеса?

— Смотря какого…

— Не бойся, не посадят. А денежки будешь иметь, какие пожелаешь. Со временем, конечно.

— А трудовой стаж?

— Тё-ёма! Ты же умный парень, не видишь разве, куда клонится жизнь? Чтo тебе трудовой стаж даст? Нищенскую пенсию? Чувство глубокого морального удовлетворения?.. Я уже говорил насчёт тебя с моим шефом. Иди к нам!

— В вашу банду?

— Обидеть хочешь? — тяжело вздохнул Иван. — У нас легальное охранное агенство. Так что будет тебе и трудовой стаж, и маленькая официальная зарплата, и большая неофициальная премия в конвертике, на которую алименты не начисляются. Так как, пойдёшь к нам?

— Зачем это мне?

— Тёма, ты на днях поссорился с серьёзными людьми. Они не забудут и не простят, поверь мне.

— Откуда ты знаешь?

— Мы следим за конкурентами, они — за нами. Сам по себе ты никто, беззащитен перед ними, как и твоя новая подружка. Придя к нам, ты становишься членом организации, с которой, поверь мне, мало кто захочет ссориться.

— Ладно, убедил, — вынужден был согласиться Артём. Он не столько за себя испугался, сколько за Любу. — А вам-то я зачем?

— Ты мой друг, — просто ответил Иван. — Не хочу, чтобы те подонки тебя покалечили или убили. Так что нашего шефа я убедил взять тебя под защиту, хоть ссорится из-за неизвестного ему парня с конкурентами у него никакого желания не было. Но я его правая рука, он с моим мнением считается.

— Спасибо! — смущённо сказал Артём, с раскаяньем вспомнив, как неприветливо встретил Ивана. — И кем я у вас буду работать?

— Сторожем, — рассмеялся Иван. — Шутю, понятно. Шеф найдёт тебе занятие, перетруждать не будет, гарантирую. И на денежку не поскупится. Значит, согласен?

— Пожалуй… — с неуверенностью молвил Артём.

— Замётано, — заключил Петров. — Выпьем по такому случаю.

Он позвал подружек. Выпили водки, потом переключились на вино.

— А кто же у вас поведёт машину? — удивился захмелевший Артём.

— Одна из них, — небрежно кивнул Петров на девушек. — Они чем больше пьют, тем лучше водят. Хочешь, к девушке твоей тебя подкинут.

— Не-е, — помотал Артём головой. — В машину с нетрезвым водителем не сяду.

— Смерти, что ль, боишься?

Вместо ответа Артём молчаливо улыбнулся. Он был уже в том пьяно-благодушном настроении, когда кажется, будто все вокруг должны понимать тебя без слов. Они выпили ещё, потом ещё, хохоча купались в чём мать родила, целовались, а когда солнце вдруг превратилось в огромный красный шар, лежащий на другом берегу Оки, Артём понял, что катастрофически опаздывает на свидание с Любой и позволил себя уговорить сесть в машину.

Удивительно, но девицы, пившие наравне с парнями, выглядели и, видимо, чувствовали себя менее пьяными. Марго уверенно вела машину под руководством сидящего рядом Артёма, а Сандра, не стесняясь, ублажала на заднем сиденье Петрова. Включённый на полную громкость магнитофон заглушал все звуки сзади, а смотреть Колычев старался только вперёд. Струя встречного воздуха сквозь открытое окно машины за время пути немного отрезвила Артёма, а сохранившиеся остатки разума заставили попросить Марго остановить машину у начала Любиной улицы. Артём понимал, как будет выглядеть, если приедет прямо к дому Любы в подобной компании. С трудом отвязавшись от Ивана, рвавшегося познакомиться с «девушкой лучшего друга», Артём проводил пьяной улыбкой отъехавший автомобиль и в наступившей тишине вступил нетвёрдой походкой в сгущающийся сумрак улицы, тускло освещённой горящими кое-где уцелевшими светильниками на столбах.

Ни одно окно в доме Любы не горело. Как и в других домах, мимо которых Артём проходил. Взглянув на часы, он увидел, что время идёт к полуночи! «Как так вышло? — удивился Артём. — Неужели мы так долго засиделись на берегу?» Расстроенный, он опёрся о калитку, и та вдруг со скрипом распахнулась. Не ожидавший этого, Артём чуть было не упал, но из темноты сада к нему метнулась Люба и помогла удержаться на ногах.

— Ты всё же пришёл! — вполголоса радостно воскликнула она, но тут же поняв, в каком он состоянии, в гневе отпрянула. — Да ты пьяный!

— Прости, голубоглазка, — виновато улыбнулся Артём. — Старый друг неожиданно объявился, пригласил, посидели, отметили встречу, не мог же я ему отказать. Но как только освободился — сразу к тебе, как обещал! Вот, повидал тебя, извинился, теперь пойду домой…

— Да куда ты пойдёшь в таком виде! — остывая, проворчала Люба. — Я всю ночь глаз не сомкну, волнуясь, добрался ты до дома или нет? Тебе когда на работу?

— Завтра с утра смена…

— Пойдём, поспишь сегодня у нас в беседке в саду, там старая тахта стоит, есть подушка и покрывало лежит. Не замёрзнешь, папа мой иногда, когда особенно жарко и душно в доме, там ночует. А утром, часов в шесть, когда мы сами встанем, я приду и тебя разбужу. Не хотелось бы мне таким вот образом тебя с моими родителями знакомить, но уж как вышло…

Люба так и не смогла в ту ночь оставить Артёма одного. Уложив его на тахту, она присела рядом, чтобы выслушать его рассказ о том, кто такой Иван Петров и какие приключения им с Артёмом выпало испытать с раннего детства. И, когда начавшая устало зевать Люба решила наконец уйти, Артём вдруг покаянно прошептал:

— Прости меня, голубоглазка, за обман…

— О чём ты? Какой обман? — встревожилась Люба.

— О моём разводе с Верой.

И Артёма прорвало. Долго сдерживаемые слова полились потоком. Артёму давно была необходима эта исповедь, простодушная прямолинейность и искренний интерес к нему Любы разрушили плотину.

— Мне кажется, я влюбился в Веру ещё подростком, — начал он. — Мы учились в одном классе и часто встречались вне школы, особенно летом. Наши родители дружили, да и сейчас дружат, несмотря на наш с Верой развод. Летом мы с Верой часто вместе купались и загорали, потому что наша дача соседствует на берегу Оки с дачей родителей Веры. В школе нас дразнили женихом и невестой, потом дразнить перестали, потому что все, да и мы с Верой уверились, что так оно и есть. Наши родители тоже строили насчёт нас соответствующие планы.

— А Вера? — спросила Люба. — Она любила тебя?

— Говорила, что да. — Артём криво усмехнулся. — Мы закончили школу, Вера поступила в наш педагогический институт на филологический факультет, а я провалился в московский. Хотел стать инженером, изобретать новые машины. Пришлось пойти в армию. Все два года моей службы переписывались с Верой. Писала, что любит и ждёт. Когда вернулся, почти сразу поженились, а через семь месяцев родился сын. «Недоношенный» — плакала Вера. И я верил, дурак! Это меня надо было назвать «Вера», а не эту лживую тварь!

Люба сжалась, её глаза стали огромными, их голубизна почти исчезла, поглощённая расширившимися в ужасе зрачками. Она дрожала то ли от волнения, то ли от усиливающейся ночной прохлады. Артём притянул её к себе, уложил рядом и укрыл покрывалом.

— Да, ребёнок у Веры был не от меня, — подтвердил молчаливый вопрос Любы Артём. — Сначала мне правду рассказала Надюха, её лучшая ещё со школьных времён подружка. Потом и сама Вера призналась, что влюбилась в своего институтского преподавателя и забеременела от него. Тот женат, двое детей и разводиться не собирается. А тут как раз и я из армии вернулся…

— И ты разлюбил? — тихо спросила Люба.

— И я не простил, — так же тихо ответил Артём. — Может и простил бы и ребёнка чужого полюбил, как своего, но она продолжала мне лгать и изменять! Я даже встретил как-то того козла, просил оставить Веру в покое, а тот заблеял, что любит её и жену свою тоже любит, разрывается между ними, но ни ту, ни другую бросить не может. Ну набил я ему морду, только это ничего не изменило, легче мне не стало. А Вера как узнала об этом, тут же подала на развод…

Они долго лежали молча. Потом Люба тесно прижалась к нему горячим телом, повернула его голову к себе и нежно поцеловала в губы.

— Бедный ты мой! — говорила она между поцелуями. — Конечно, я тебя прощаю. Сколько же тебе пришлось пережить…

— Не надо меня жалеть! — воскликнул Артём, пытаясь вырваться из её жарких объятий.

— Надо, — ласково отвечала Люба. — Жалеть и любить в русском языке почти одно и то же. Сегодня я тебя жалею, а завтра…

И Артём понял, что Люба права! Он действительно давно жаждал жалости, но никто не мог ему её дать. Отец был озабочен, как бы не осложнились из-за развода сына его отношения с родителями Веры. Мать была уверена, что Артём скоро утешится с очередной любовницей, надо просто регулярно снабжать его необходимой для развлечения суммой денег. С друзьями Артём не мог обсуждать свой развод: те просто посмеются над тем, каким лохом он оказался. Жаловаться на бывшую жену мимолётным любовницам? С чего им жалеть Артёма? А кто ему теперь голубоглазка Люба? Полюбит ли она его завтра так, как он любит её сегодня?

— Вскоре я обнаружила, что беременна, — продолжила рассказ Люба. — Тёма очень обрадовался и сказал, что мы должны как можно скорее пожениться. Мои родители были категорически против. «Два месяца знакомы — и сразу жениться! Это несерьёзно!» — бурчал отец. «А как же институт? — возмущалась мама. — Вдруг ребёнок появится, что тогда — учёбу побоку?» Пришлось признаться, что ребёнок в любом случае уже будет. Мои родители смирились, осталось уговорить Тёминых…

Люба замолчала, глядя с тоской на фотографию на памятнике.

— Что же случилось с… отцом? — не выдержал Павел. — Как он погиб?

— Иван не обманул, он действительно устроил Тёму на сравнительно безопасную должность в их охранном агенстве: сделал своим личным шофёром. Тёма очень любил машины, мечтал о крутой иномарке, а тут ему прямо в руки достался огромный американский джип. Он был просто счастлив! На опасные встречи, не помню, как они называются…

— Стрелки? — подсказал Павел.

— Да, на них, — кивнула Люба, — Иван Тёму не брал, сам садился за руль. Но когда мы подали заявление в ЗАГС, срочно понадобились деньги на свадьбу. За участие в стрелках полагалась большая премия, и Тёма стал просить Ивана взять его тоже на какую-нибудь. Тот долго отказывался, говорил, что Тёма не готов для такой работы, что для этого у них создана специальная группа, которая постоянно тренируется в спортзале и на стрельбище, что может одолжить нам любую сумму на организацию свадьбы, но Тёма бывал иногда очень упрям, переубедить его, когда он принял решение, было почти невозможно. В конце концов Иван сдался, но он, к сожалению, оказался прав. Тёма был физически сильным парнем и, вступая в драку, как рассказал мне потом Иван, никогда не бил первым. А на той проклятой стрелке началась не драка, а перестрелка…

— Что вы тут делаете? Кто вы? — раздался вдруг сзади возмущённый старческий голос.

Люба с Павлом встали со скамьи и оглянулись. У распахнутой калитки стояла возмущённая старушка с букетиком алых роз в руках.

— Здравствуйте, Ксения Вячеславовна! — слегка склонила голову в приветствии Люба. — Не узнаёте меня?

Всё ещё статная старушка, подслеповато щурясь, вгляделась в стоящую перед ней женщину.

— А я-то всё гадала, кто это приносит сюда эти нелепые астры, — недовольно буркнула она, проходя к стеле, и, небрежно отодвинув Любин букетик, положила на его место розы.

— Напрасно вы так, Ксения Вячеславовна, — нахмурилась Люба. — Тёма очень любил астры и постоянно любовался ими в нашем саду.

— Что ещё могло расти в вашем саду? — презрительно хмыкнула старушка.

— Были там и розы, — беря себя в руки, спокойно ответила Люба, — но Тёму они не особо волновали.

— Убирайся отсюда! — повернувшись к Любе, зло прошипела старуха и выбросила за ограду рассыпавшийся на отдельные цветы букетик астр. — Всё это случилось из-за тебя!

— Что вы себе позволяете? — сжимая кулаки, возмутился Павел.

— Это ещё кто? — Ксения Вячеславовна, наконец, обратила внимание на сына Любы и вдруг, схватившись за грудь, обессиленно рухнула на лавочку. — Артём!

— Нет, это Павел, мой сын, — с гордостью сказала Люба. — Наш с Тёмой сын. Надеюсь, Ксения Вячеславовна, этот факт не будет вызывать у вас недоверие? Впрочем, мне это всё равно…

— Пойдём, мама! — Павел обнял Любу и хотел вывести её за калитку, но тут старушка почти простонала:

— Двадцать лет! Ты молчала об этом двадцать лет! Почему?

— Почему? — удивилась Люба. — Разве вы забыли, как встретили меня на вашей шикарной даче, когда мы с Тёмой пришли сообщить вам о своём решении пожениться?

— Ты теперь сама мать и должна меня понять. Конечно, я была категорически против. В конце концов, я видела тебя тогда впервые, совершенно не знала ни кто ты, ни какая ты. Каждая мать желает своему сыну счастья, а тут приходит в дом какая-то малолетняя простушка-лаборантка с завода, без высшего образования, из простой рабочей семьи, словом, абсолютно не нашего круга, и сын заявляет, что это его будущая жена! И я, по-твоему, должна была всему этому радоваться?

— Вот вы сами и ответили на свой вопрос, — сказала Люба. — К тому же, я была уверена, что вы не поверите в то, что именно Тёма является отцом моего будущего ребёнка, учитывая обстоятельства его прошлого брака с Верой.

— Да, пожалуй, — грустно подтвердила Ксения Вячеславовна. — Тогда бы не поверила.

— Ну ладно, дело прошлое, — вздохнула Люба, — не будем его ворошить. Пойдём, Паша, не будем мешать твоей бабушке…

— Стойте! — с надрывом воскликнула Ксения Вячеславовна. — Бабушка… Как же мы с Петром Аркадьевичем мечтали о внуке, и вот он, оказывается, у нас есть! Как я теперь скажу ему об этом? Ему же после инфаркта сильно волноваться нельзя. Боже мой, двадцать лет напрасных страданий… Да, я сама виновата, пусть так, но, прошу, теперь-то не лишайте нас последней радости!

— Что вы ещё хотите, Ксения Вячеславовна? — устало спросила Люба.

— Я хочу быть бабушкой, — просто ответила утратившая вдруг гордую стать старушка. — Не отнимай хоть этого у меня…

Сергей Калабухин

Коломна, январь 2024 г.