Одиночество в поэзии
02.09.2024Онтология одиночества коренится в безднах физиологии, умножаемых на тайну души…
Она есть?
Или сумма биохимических процессов, определяющих – с точки зрения медицины – бытие человека, венцом даёт образ души: смутный, как след бабочки в пространстве?
Невозможный – как след змеи на карме камня?
Люди-айсберги: видны лишь верхушки, всё остальное скрыто; сколько воспоминаний, принадлежащих каждому конкретному человеку – если выпрастать их в реальность, переполнят мир тонкими извивами, странными, пересекающимися дугами, множественностью всего-всего…
И «Silentium» Тютчева – в принципе о корне одиночества, из которого словно и растёт таинственная душа, ведь:
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, —
Питайся ими — и молчи.
Но – тут и призыв к одиночеству, своеобразный культ его, питающего творчество: какие другие ракурсы реальности могут определить творческий вектор?
У Рильке в одноимённом стихотворение страшно бьётся бытовой, бытийный, обыденный пульс одиночества, захватывает он, затягивает, и стихотворение-вещь, как определяли критики вещность и крепость стихов Рильке, давит сознание, давит нежный сосуд сердца:
Нет одиночеству предела…
Оно как дождь: на небе нет пробела,
в нём даль морей вечерних онемела,
безбрежно обступая города, —
и хлынет вниз усталая вода.
(пер. М. Рудницкого)
И усталая вода – неспроста: тоже утомлена собою, одиночеством небесным своим; и далее, развиваясь, стихотворение поёт и истаиванье любви, и потерю тайны взаимоотношений… только омега одиночества и горит в темноте жизни:
И дождь всю ночь. В рассветном запустенье,
когда продрогшим мостовым тоскливо,
неутолённых тел переплетенье
расторгнется тревожно и брезгливо,
и двое делят скорбно, сиротливо
одну постель и ненависть навеки, —
—
тогда оно уже не дождь, — разливы… реки…
(пер. М. Рудницкого)
Более бодро выкатывает в реальность круглое О Одиночества И. Бродский, но это – раннее, ещё не столь характерное для него стихотворение:
Когда теряет равновесие
твое сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из-под ног,
как палуба,
когда плюет на человечество
твое ночное одиночество, —
ты можешь размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и — кстати — самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.
Положительный аспект мерцает здесь: сомнения могут быть плодотворны, а где ещё предаваться им, как не в стране под названием Одиночество…
…отчество мелькает рифмой, но отец у большинства взрослых, которые, в сущности, просто выросшие дети, умер.
Лермонтов носил корону одиночества всю свою лапидарную жизнь, и сжимал скипетр оной державы прочно, ибо глаголил раскатисто:
Как страшно жизни сей оковы
Нам в одиночестве влачить.
Делить веселье — все готовы:
Никто не хочет грусть делить.
—
Один я здесь, как царь воздушный,
Страданья в сердце стеснены,
И вижу, как судьбе послушно,
Года уходят, будто сны;
Поэзия Лермонтова предстаёт в жёлтом цвете: в диапазоне от жаркого литого золота до канареечных лёгких разводов, и здесь очевиден именно первый вариант.
Онтологично, до смерти одиноки — жадно цепляемся за варианты общения, и вот В. Шаламов возглашает:
Я беден, одинок и наг,
Лишен огня.
Сиреневый полярный мрак
Вокруг меня.
—
Я доверяю бледной тьме
Мои стихи.
У ней едва ли на уме
Мои грехи.
…одиночество может быть страшным – следствием своим, и стихотворение Э. Робинсона доказывает это, играя предельным натяжением драмы, совершая игру совершенно всерьёз, и показывая, насколько внешний лоск не имеет отношения к состояниям, кипящим и бурлящим в неизведанности души:
Он был богат — богаче королей,—
Он был прекрасен,— и сказать по чести,
Всяк полагал, что нет судьбы светлей,
И жаждал быть на дивном этом месте.
—
Мы трепетали, думая о нем,
И кляли черствый хлеб, и спину гнули,
А Ричард Кори тихим летним днем,
Придя домой, отправил в сердце пулю.
(пер. А. Сергеева)
Лучшее – то есть творческое – вершится в нём: в одиночестве, замыкающем в куб, возводящим в квадрат.
С ним можно только смириться.
…или молится, надеясь на мистическое и необъяснимое соединение с Богом.
Александр Балтин
1 комментарий
Любовь Рыжкова
02.09.2024Любовь Рыжкова
КАРМА КАМНЯ
Эмоциональная реплика
После прочтения материала «Одиночество в поэзии» в замечательнейшем журнале «Клаузура» 02.09.2024. [Электронный ресурс]. URL: https://klauzura.ru/2024/09/odinochestvo-v-poezii/
Что за дивный слог, которым написана эта небольшая статья – «Одиночество в поэзии», помещённая в журнале «Клаузура»… слог, свидетельствующий о глубине души, интеллектуальном изяществе и масштабности мышления… Чего стоит одна только фраза – «след змеи на карме камня».
Начала читать материал, не заглядывая, кто автор – так честнее.
А ведь тема-то близка, ой, как близка. Ещё бы, речь об одиночестве… к тому же, в поэзии. Сразу скажу: это тема не крохотной заметки, а докторской диссертации. По праву – слишком она многогранна.
Лично я давно уже присматривалась к одиночеству – наверное, лет с шестнадцати-семнадцати, когда почувствовала его острую боль, как укол… И уже тогда поняла: чем бы мы себя ни занимали, кем бы ни окружали – друзьями-приятелями, одноклассниками-однокурсниками, это чувство не уходит. Оно может притупляться на какое-то время, сглаживаться его острота, затихать боль. Но оно остаётся с нами, несмотря на экстравертность или интровертность. Оно всегда, навсегда и со всеми. Почему? Потому что… погодим с выводами.
Когда-то прочитала фразу: «Вы видели лицо оптимиста, когда он остаётся один?» Вот-вот.
И тогда я начала читать об одиночестве, искать стихи на эту тему. Я задавалась вопросом: одиночество – от чего оно, от каких причин происходит? И пыталась понять, почему оно так остро и болезненно переживается?
В те же семнадцать лет у Ромена Роллана в его «Очарованной душе» прочитала: «Как одинока женщина! Лишь ребёнок заполняет её жизнь, да и то не всецело, если она настоящая женщина, а не только самка, если у неё сложная душа и большая жадность к жизни; мужчина, даже самый одинокий – никогда не бывает так одинок – звучащий в нём внутренний голос оживляет для него пустыню; одиночество вдвоём тоже не властно над ним, – он почти не замечает его, продолжая свой монолог». Разумеется, в те лета я ничего не могла в этом понять, но мысль запала в душу.
В двадцать лет, размышляя об одиночестве среди людей, я стала думать, что все окружающие люди живут сами по себе, а всё то, что мы называем добрыми отношениями, не что иное, как лицемерие. Разумеется, это не так, и подобные мысли были лишь откликом на обычные разочарования.
Потом стала считать, что друг к другу тянутся только те люди, которые испытывают недостаток в общении. Склонные же к одиночеству, напротив, окружены толпой, и это для них – мука. К месту пришлась мысль Ми Фу: «Дао-человек не нуждается в человеческих одобрениях, он одинок среди людей, противоположность им и образец миру…». Словно поддакивал этой мысли Павел Вежинов в повести «Барьер»: «…даже острый кинжал одиночества не так страшен, как подвыпившая, шумная и скучная компания».
Через какио-то время я решила, что радость общения человека с человеком всё же придумана как отдушина, как нечто, противоположное одиночеству.
Наконец, я задалась вопросом: о где вы, годы, лета, века всеобщего человеческого понимания? Были ли они когда-нибудь на земле? Или человек всегда был одинок? Признаюсь, я была измучена этими вопросами. У Аполлинера я читала:
Ты в Париже. Совсем одинок ты в толпе, и бредёшь, сам не зная, куда.
Тут же, рядом с тобою, мычащих автобусов мчатся стада.
Горло сжала тоска тебе обручем острым своим,
Словно ты никогда уже больше не будешь любим.
Михаил Лермонтов признавался: «Я к одиночеству привык, / Я не умел ужиться с другом».
У Владислава Ходасевича обжигали строки: «Нет, меня не пантера прыжками / На парижский чердак загнала. / И Вергилия нет за плечами. / Только есть одиночество в раме / Говорящего правду стекла». И хотя строки эти об эмиграции, оторванности от Родины, но ведь чувство то же – одиночество.
Почти кричал от одиночества Георгий Иванов: «Дайте руку, неизвестный друг».
«Я спал, и смыла пена белая / Меня с родного корабля, / И в чёрных водах, помертвелая, / Открылась мне моя земля», – откровенничал Николай Гумилёв.
Горько рассуждал об одиночестве Иван Бунин в стихотворении с одноимённым названием»:
И ветер, и дождик, и мгла
Над холодной пустыней воды.
Здесь жизнь до весны умерла,
До весны опустели сады.
Я на даче один. Мне темно
За мольбертом, и дует в окно.
Невозможно даже перечислить всё написанное и прочитанное на эту тему (имею в виду художественную литературу). Позднее я читала о «золотом одиночестве» у Майи Ганиной; вот, например, слова, которые произносит её героиня: «…я уходила из гостей с сознанием, что присутствовала при чём-то значительном, но просыпалась утром с ощущением пустоты и зря потерянного времени. Однако вечером снова шла в гости или звала гостей к себе».
Я купалась в стихах Вероники Тушновой: «И вот опять со мною одиночество, / Которому конца уже не будет». И она буквально выкрикивала, выплёскивая свою боль:
О, как я ненавижу одиночество,
как презираю слабость и усталость!
Поэзия – подруга и помощница,
как хорошо, что ты со мной осталась!
Что-то отмечала у Риммы Казаковой: «Я тебя неизменно прощаю / За свои одинокие дни». Что-то – у Александра Межирова: «Мудрей не стал, – но дожил до седин. / Не слишком стар, – давным-давно один». Наконец, находила чудесные строки у Владимира Чурилина, который тоже не видел в одиночестве радости:
Я не нашёл ни друга, ни жены,
Не потерял ни близких, ни далёких.
На смертный бой я вышел одиноким,
Откинув прочь ненужные ножны.
Я размышляла: одиночество – кредо? Катастрофа? Испытание? Наказание? Благо? Конечно, если речь о творческом одиночестве – это благо и даже необходимость.
***
Признаюсь: с возрастом многие (даже при наличии семьи), начинают испытывать приступы одиночества. В юности это понятно – следствие обыкновенного, всем присущего максимализма… В какие-то сложные периоды жизни (разлука с Родиной, потеря близкого человека, разрыв с любимым) – это тоже объяснимо. Но вот сейчас-то как это понимать? Может быть, с годами мы начинаем чувствовать острее, яснее, чётче? Это как осенний воздух, который обостряет наше восприятие и словно усиливает зоркость. И неожиданно я пришла вот к какой мысли: одна из причин, почему люди общаются друг с другом, наверное, страх. Страх перед открывшейся правдой вселенского одиночества. А вместе нам вроде не так страшно, даже весело.
Дочитав материал, увидела имя автора – Александр Балтин. Мы не знакомы с ним лично, и в данном случае это плюс: я могу быть беспристрастной.
Итак, я сказала: приступы одиночества. Да, именно так – пронзительные, пронзающие, возникающие как бы из ничего и ниоткуда, беспричинные. На самом деле, причина одиночества всегда одна – сам факт нашего появления на свет; это данность; реальность, данная нам в ощущениях. Это наша человеческая карма. Это наше статус кво. И надо просто смириться с этим и сродниться с ним. Иначе жить невозможно.
***
Но я опять о Балтине: как же тонко изысканно, глубоко он заметил: «след змеи на карме камня». Да, да, да – карма есть у всего: у человека, змеи и даже камня. Древние говорили, что в камне может быть заключена чья-то душа, которая проходит свой сложный эволюционный путь. Не случайно камень – один из главных знаков масонства – они шлифуют, обтачивают дикий камень, стремясь к совершенству. Не случайно камень и ярчайший символ Серебряного века – на том же основании… Об этом в своё время пугающе писал Гумилёв: «Видишь, как злобно смотрит камень, / В нём щели странно глубоки, / Под мхом мерцает скрытый пламень; / Не думай, то не светляки». То есть, камень – живой, ибо в нём может быть заключена чья-то душа.
Потому «карма камня» – это далеко не спонтанный образ. И след змеи на ней, вероятно, может быть и глубоким, и значительным, а главное – имеющим последствия.
***
Да, и ещё. В моей жизни был период, когда я додумалась до того, что одиночество – миф, выдумка человека. Одиночества нет и вообще быть не может. Причина сего проста: в нас изначально присутствует зерно Творца, искра Божья. О каком одиночестве тогда можно вообще вести речь, если это чистой воды богоборчество? Я даже так назвала один из своих стихотворных сборников – «Зерно Творца». Да, с нами всегда Творец, Высшая творящая сила, осознание того, что в нашей душе горит божественно-космический огонь. Но даже понимание этого не освобождает нас от ощущения себя крохотной пылинкой мироздания или, по словам Александра Блока, «инфузорией, догадавшейся о беспредельности». И инфузория эта так одинока – до воя, вопля, слёз, стона, плача… собственно, который и называется поэзией. Да, наши стихи – это наш вопль одиночества, крик души, попытка быть услышанными и хоть чуточку понятыми читателями и собратьями по перу. Слышите ли вы меня сейчас, дорогие собратья? И разве я не права?
***
Написано только что, сразу же, после прочтения материала. Это мой живой отклик и благодарность автору за его чудесные рассуждения.