Четверг, 30.01.2025
Журнал Клаузура

Юрий Кузнецов: о любви своей со всех сторон

I

С поэзией Юрия Поликарповича Кузнецова (1941–2003) я познакомилась, когда училась в старших классах, особенно волнительное впечатление у меня, с мурашками по коже, осталось от прочтения стихотворения «Возвращение», мне тогда показалось, что я его знала всегда. С шестого класса я стала собирать вырезки из газет, журналов о художниках, писателях, стихи отечественных и зарубежных поэтов. Стихи я вклеивала в общие тетради по алфавиту, первой букве фамилии (или псевдонима) поэта, накопилось много таких тетрадей. Работая учительницей русского языка и литературы, я ощутила бесценность своих накоплений.

Стихи о войне Юрия Кузнецова ребята учили для поэтических, тематических мероприятий в школе. Чаще они выбирали стихотворение «Возвращение»: Шел отец, шел отец невредим/ Через минное поле,/ Превратился в клубящийся дым –/ Ни могилы, ни боли. С первых строк происходило всеобъемлющее скрепление сердец слушателей, о войне помнили старики, взрослые, знали дети. Соединяла всех боль матери поэта, учительницы: Мама, мама, война не вернет…/ Не гляди на дорогу./ Столб крутящейся пыли идет/ Через поле к порогу. А передо мной возникал образ моей бабушки Екатерины Никоновны, она до конца своих дней ждала сына Сашу, не верила, что он погиб. Скольких жен и матерей заполонило горе горькое! В каждом доме хранили треугольные письма солдат: Словно машет из пыли рука,/ Светят очи живые./ Шевелятся открытки на дне сундука/ Фронтовые. У Екатерины Никоновны письма хранились в нижнем сундуке, завернутые в холщевую тряпицу. Бабушка часто выходила из дома на улицу, всматривалась вдаль, прикрыв от солнца рукой глаза. Улица тянулась почти до самого вокзала, оттуда по ней неслись клубы пыли, издали они напоминали фигуру идущего человека в полинялой, выцветшей гимнастерке: Всякий раз, когда мать его ждет, –/ Через поле и пашню/ Столб крутящейся пыли идет,/ Одинокий и страшный. Как часто мать поэта смотрела в окна на клубы летящей пыли, может, выходила на улицу, как моя бабушка. Перед глазами взрослых и детей, когда они слышали эти строки, возникали аналогичные картины, связанные с потерей родных или с их счастливым возвращением. Отец поэта, начальник разведки корпуса, подполковник Поликарп Ефимович Кузнецов, погиб на Сапун-горе в 1944 году в битве за освобождение Севастополя.

С первых строк при чтении стихотворения возникает перед глазами  женский образ, с необычной силой слова несут яркую смысловую нагрузку, вырисовывая ее портрет, фигуру, дополняют информацию о погибшем, воздействуя звуковым оформлением, ритмом на читателя. У меня образ матери поэта и образ моей бабушки символично слились в один. Получается, что поэтическое слово автора присоединяет читателя к сотворчеству. Именно так.

В стихотворении повторяются слово «пыль», словосочетание «столб крутящейся пыли». Столб идет, издалека кажется живым человеком.  Аллегория. При помощи тропа, иносказательного изображения явления, поэт приблизил к читателю образ человека в гимнастерке, его возвращение. Какая точность поэтического изображения, безошибочная восприимчивость образа читателем!

II

Как-то в книжном магазине, который находился в соседнем доме, я купила том «Поэзия Великой Отечественной войны и антифашистского сопротивления» (стихи поэтов НРБ, ВНР, ГДР, МНР, ПНР, СССР, ЧССР, 1980). Полвека не прошло после его выхода. Сегодня, перелистывая страницы и читая до боли знакомые строчки, а многие стихи стали песнями, я думаю, как много мы потеряли: у нас вырвали враги прежнюю дружбу народов. Европа поменяла правду на ложь об освободительной Великой Отечественной войне от фашизма. В эту книгу вошло одно стихотворение Юрия Кузнецова – «Возвращение».

В нем о войне и о любви, с одной стороны она оборвана смертью, с другой продолжается. Тема о вдовьей любви у Юрия Кузнецова открытая, он обращался к ней снова и снова. Продолжение ее читаем в стихотворении «Гимнастерка»: Она вдова, она вдова…/ Отдайте женщине земное! Прислали женщине с фронта гимнастерку мужа: Она вдыхала дым живой/ К угрюмым складкам прижималась,/ Она опять была женой./ Как часто это повторялась! С чем можно было соизмерить такую любовь? О женском горе, страданиях читаем в стихотворение «Отцу»: На вдовьем ложе памятью скорбя,/ Она детей просила у тебя. Страшнее не напишешь строк!

Стихотворение «Возвращение» Юрия Кузнецова не только о бесконечной женской любви, но и сыновней. Сын, тревожась о матери, жалея ее, продолжает любить погибшего отца, постоянно разговаривает с ним мысленно, как с живым, и эта тема тоже повторяется в творчестве поэта: Что на могиле мне твоей сказать?/ Что не имел ты права умирать?/ Оставил нас одних на целом свете./ Взгляни на мать – она сплошной рубец. Война, голод, горе, безотцовщина – пережито было много. В стихотворении «Четыреста» автор повествует о поисках могилы: И сын сказал отцу: – Восстань!/ Я зреть тебя хочу… Событие реальное и мистическое одновременно: Он вел четыреста солдат/ До милого крыльца./ Он вел четыреста солдат –/ И среди них отца./ – Ты с чем пришел? – спросила мать./ А он ей говорит:/ – Иди хозяина встречать,/ Он под окном стоит. Строки обрушиваются на читателя своей тяжестью, звучит одно общее печальное откровение, одна охватывающая всех мысль, связанная с вполне понятным желанием, увидеть живым родного и любимого человека.

III

В том же книжном магазине я часто покупала общие поэтические сборники, издавались сборники «День поэзии». В них я обнаруживала стихи Ю.П. Кузнецова – так разрасталось мое представление о поэте и познание его дорог в мир стихотворчества.

Однажды стопку книг оставила мне одноклассница. Она после смерти родителей увозила книги из семейной библиотеки в Мариуполь. Все детство мы с ней были вместе: жили в одном доме, учились в одном классе, нас многое связывало и любовь к поэзии, которую нам постоянно прививали в родной школе имени А.С. Пушкина. В стопке оказались книги о Пушкине, по психологии, поэтические сборники. В ней я обнаружила сборник Юрия Кузнецова «Стихотворения и поэмы» (1989). Книга вышла в серии «Поэтическая библиотечка школьника». Стихи о любви, помню, вызвали у меня сначала недоумение: Зачем? кого пытался удержать?/ Как будто душу прищемило дверью./ Прислала почту – ничему не верю!/ Собакам брошу письма – растерзать. Мне подумалось тогда: «К чему такие откровения школьникам?» Кого ты ждешь?.. За окнами темно./ Любить случайно женщине дано./ Ты первому, кто в дом войдет к тебе,/ Принадлежать решила, как судьбе. «Любить случайно» и «принадлежать первому», «кто… войдет»? Нас, учеников советской школы, воспитывали на примерах искренней любви, возвышенных чувствах, верности, учили самодостаточности, но не говорили, что мужчин после войны осталось мало, а любви хотелось всей женской половине, мы еще не доросли до этой темы, чистые и светлые ребятишки, и омрачать наши головы и чувства учителя не хотели.

На уроках литературы я читала своим ученикам эти же стихотворения, мне было важно теперь узнать их отношение к поэтическим признаниям Кузнецова. Девятиклассники слушали меня внимательно. Одна девочка произнесла: «Некрасивая любовь». У нее дома была собака, овчарка, и она перенесла написанные строки моментально в свою действительность: «Как будто не письма, а душу женскую будут терзать собаки». Но человек переживает именно те испытания, какие даются ему судьбой: Закрой себя руками: ненавижу!/ Вот бог, а вот Россия – уходи!/ Три дня прошло – я ничего не слышу,/ Я ничего не вижу впереди. Один мальчик, прослушав стихотворение, добавил: «Некрасивая, но все, как в жизни».

Выяснили, что любовь бывает у каждого своя. «А, может, это не любовь, а случайные отношения?» – сказал другой ученик. Мои мальчики и девочки взрослели на глазах, смотрели на меня, ждали, что я скажу, а я ничего не говорила, только читала следующее откровение поэта: Я помню, как в дом возвратился/ И пыль завивалась винтом./ – Родимый, на ком ты женился?/ – А черт ее знает на ком? Восприняли творчество Кузнецова ученики по-разному, откровения его о любви их озадачили. Женщина, вероятно, о подобных отношениях, сочинила бы другие строки, мягче, спрятав острые углы? Любовь мужская и женская неодинаковая: Ты рождена от немоты,/ От слова он рожден./ За славу полюбила ты,/ За правду любит он. И моих мальчиков и девочек Юрий Поликарпович заметно разделил при обсуждении. Я не была удивлена – все, как в жизни.

IV

Сегодня время приблизило нас к творчеству Юрия Поликарповича, мы стали его догонять по не форме стихосложения, а по силе ума, логике, мироощущению и восприятию мира. А.А. Потебня в трудах оставил свое умозаключение:

«Без книг и без людей едва ли кто и теперь был способен к сколько-нибудь продолжительным и плодотворным усилиям ума; без размена слов человек при всевозможных внешних возбуждениях нравственно засыпает, «не горит, а тлеет», как пасмурно и печально тлеющая головня».

Поэты не засыпают, их мозг в постоянной работе. Ум Кузнецова был в постоянном напряжении от потока мыслей, он научился думать независимо, опережая многих. Поэт признавался: «Сначала мне было досадно, что современники не понимают моих стихов, даже те которые хвалят. Поглядел я, поглядел на своих современников, да и махнул рукой. Ничего поймут потомки…»

Юрий Кузнецов был удивительно свободен внутри себя. Думаю, он ощутил в себе свободу фронтовиков. Вспомним, что С. Гудзенко, Б. Слуцкий, С. Орлов, М. Луконин, А. Межиров, М. Соболь, Н. Старшинов, В. Субботин, Г. Поженян, С. Наровчатов… читали стихи о любви, не только о войне, в студенческих аудиториях, заводских цехах. Всюду их встречали и провожали громкими аплодисментами. Стихи победителей отличались смелостью. Сильный поэт стоит хорошего полководца, еще спартанцы удостоверились в этом, получив могущественное воздействие слова поэта-песенника Тиртея на войско перед сражением. Фронтовиков побаивалась власть, это отмечала не раз Юлия Друнина и другие. Солдаты Победы принесли с войны свободу поэтическому слову и обществу, готовы были на новые победы, Михаил Луконин писал: «Нам не отдыха надо/ И не тишины./ Не ласкайте нас званьем:/ «Участник войны».

Свобода поэтов-фронтовиков и память об отце вошли в поэтическое пространство Юрия Кузнецова, но стихи им слагались из собственного материала и о любви тоже: Их много было, светлых и пустых,/ Которые любви моей искали./ Я вспомнил современников своих/ – Их спутниц… Нет, они так не писали. Он понимал, что пишет труднее, объемнее, объединяя действительность с личным внутренним миром по своим понятиям. Его поэтическую свободу критики и литературоведы называли по-разному: трудной, недоброй, жестокой, трагической, жесткой, твердой, мужественной, глобальной, космической, уникальной, фантастической.  Я пил из черепа отца – это неожиданное признание Кузнецова однажды потрясло многих, критики считали, что в таком составе слова совсем не поэтичны, но автору такой состав был до боли понятен.

Мистика? Метонимия, но какой страшной и высокой пробы! Троп – это поворот значения слова на все 360º, перенос названия с одного предмета или явления на другое. Прямое значение слова растворяется, получается, что оно образно воспринимается нами, но совсем через другое слово, а, в общем-то, мы понимаем его правильно. Тропы и фигуры выделяют важное в стихотворении (фигура – форма речи, которая не вносит новое в произведение, она усиливает впечатление о каком-нибудь явлении или образе). А.А. Потебня отмечал: «Язык во всем своем объеме и каждое отдельное слово соответствует искусству, притом не только по своим стихиям, но и по способу их соединения».

В 1970 году Юрий Кузнецов с отличием окончил Литературный институт им. А.М. Горького, семинар С. Наровчатова. И это обстоятельство только добавило ему личной свободы, которая вливалась беспрестанно целыми потоками в поэзию через его сердце. Стихотворения о любви произрастали из этого же источника.

V

Память о Великой Отечественной войне в народе стала святой. Поэт был согласен, что война, принесшая победу, святая. Но и проклятая она, потому что унесла жизни миллионов солдат, мирных жителей, забрала из его семьи опору, надежду, любовь, силу – крылья. И понимание такой военной и послевоенной жизни перешло, подразумеваю, на его личное восприятие неодинаковости мира и любви.

Сладких романтических посвящений, приторно песенных, у него нет, есть сама жизнь. Любовь не многострадальная, как у влюбленного юноши XIX века, она у него разная, бывает резкой, обрывистой, откровенной, решительной: Ты выдержал верно упорный характер,/ Всю стер – только платья висят./ И хочешь лицо дорогое погладить/ – По воздуху руки скользят. Конечно, поэтическое сочинение это не набор тропов и фигур. В произведениях соблюдается соразмерность обычных и образных слов. Кажущиеся нам безобразными какие-то слова на самом деле успешно добавляют недостающие детали и штрихи произведению, вносят дополнения в художественные образы.

Любовная тема у Кузнецова мягкая, где она чистая, юная, нежная, как сама девчонка, за которой стихотворец наблюдал исподволь: Она меня не замечала,/ Ждала волнений и любви,/ Как будто зарево, вздымала/ Глаза тревожные свои. Любовь светлая, святая. А еще горькая, проклятая: Три дня, три года, тридцать лет судьбы/ Когда-нибудь сотрут чужое имя./ Дыханий наших встретятся клубы –/ И молния ударит между ними. Конечно, искренние слова усиливают образность, Юрием Поликарповичем применялись литературные правила, но он использует и свои собственные приемы, нарушая литературные традиции, вводя, например, метонимию, которая не сразу воспринималась многими. Кузнецов шел упорно своим путем.

VI

Однако, несмотря на собственную дорогу в поэзии, критики замечали  какую-то естественную похожесть стихов Ю.П. Кузнецова со стихами Ф.И. Тютчева. Федор Тютчев в этом плане был тоже не прост: И чувства нет в твоих очах,/ И правды нет в твоих речах,/ И нет души в тебе. Все, как в жизни? «Тютчев – могучий лирик, его стихотворения создавались не как рационалистические философские конструкции, а как вдохновенные импровизации, –  констатировал В.С. Баевский, – …Тютчев поэт не однозначных аллегорий, а неисчерпаемо содержательных образов». И Кузнецов не только мастер аллегорий, и он – мастер ярких художественных образов: Ты чужие слова повторяла,/ И носила чужое кольцо,/ И чужими огнями мигала,/ И глядела в чужое лицо./ Я пришел – и моими глазами/ Ты на землю посмотришь теперь,/ И заплачешь моими слезами;/ И пощады не будет тебе.

Мысли вынашивались поэтами, это ощущается, какое-то время и входили в их поэтические пространства оформленными строками. Их нужно было записывать. Внутренняя речь – это тоже вид речи. Речь, не произносимая вслух, существует в мозге сочинителя. Она в постоянной работе, поэт ее воспринимает, меняет, выстраивает. Свои мысли Кузнецов не приурочивал к философским воззрениям на мир любовных чувств, записывал такими, какими они приходили к нему, наполненные его желаниями и образами: «Люблю, Люблю!..» Моя душа так рада/ На этом свете снова видеть свет,/ Ей так легко, ей ничего не надо,/ Ей все равно – ты любишь или нет. Но Тютчева и Кузнецова свой собственный стиль и главное – свой собственный век, их воспитание и образование сильно отличались, а это имеет значение.

Объединяет Тютчева и Кузнецова любовь к Родине. Сегодня всем известно четверостишие Тютчева, ставшее своеобразной формулой: Умом Россию не понять,/ Аршином общим не измерить:/ У ней особенная стать –/ В Россию можно только верит. А у Кузнецова: Ты во имя грядущей любви/ Города сотрясала и села./ И гиганты и бесы твои/ Вырывались из бездны раскола./ Принимала ты все племена./ И друзей, и врагов обнимала,/ Хоть меняли твои имена,/ Ты текучей души не меняла.

Федор Тютчев испытывал постоянное ощущение, что человечество находится над пропастью. Может, предвидел наши дни? Настоящих всегда тревожат подобные чувства. У Кузнецова возникла похожая тревога, когда он находился в составе советского армейского контингента на Кубе (1961–1963): Я помню ночь с континентальными ракетами,/ Когда событием души был каждый шаг,/ Когда мы спали, по приказу, нераздетыми/ И ужас космоса гремел у нас в ушах. Получается, Тютчев и Кузнецов приблизились к космической любви, ко всему миру, к объятиям Вселенной.

VII

Сравнивали творчество Юрия Кузнецова с творчеством Иосифа Бродского, который «через голову тенденциозной поэзии XIX–XX в.в. идею самодостаточной поэзии перенял и воплотил в своих стихах…» (В.С. Баевский). «Диктат языка – это и есть то, что в просторечии именуется диктатом музы, на самом деле это не муза диктует вам, а язык, который существует у вас на определенном уровне помимо вашей воли», – сказал Бродский в одном интервью; эту мысль он повторил и в своей нобелевской речи» (В.С. Баевский). Язык авторов достигает определенной зрелости, готовности диктовать хозяину умные поэтические строки? Бесспорно. Но поэтическое искусство – это мышление образами, слова объединяют личный опыт поэта с опытом человечества, образуются умные мысли, переходящие в образы.

Советская поэзия была обращена к общественным темам, такую поэзию Бродский отвергал. А любовь – особенное состояние души, довольно частое явление в жизни. Иногда она приходит и уходит. У Бродского любовь стала радостью и болью одновременно к единственной женщине, он любил только ее: Уезжай, уезжай, уезжай,/ так немного себе остается,/ в теплой чашке смертей помешай/ эту горечь и голод, и солнце./ Что с ней станет, с любовью к тебе…  Язык всесилен!

Кузнецов, уверена, не сомневался в силе своего слова. Иначе, зачем сочинять? Замыкания его поэзии в кругу личных и частных проблем не происходило, он не отвергал общественные темы, был окружен ими с детства. Личная тревога, недовольство, срыв, боль – и это любовь, состояние его души, но мало, кто тогда осознавал, что его свобода стерла все границы времени: А в стороне, земли не узнавая,/ Поет любовь последняя моя./ Слова зовут и гаснут, изнывая,/ И вновь звучат из бездны бытия. Пространство и время – две основные формы бытия. Обычно они неразрывны в самой жизни. Но в поэзии может произойти их разрыв, как у Юрия Поликарповича. Поэтическую мысль Кузнецова сегодня литературоведы считают наивысочайшей. Он смог оторваться от своего периода, ушел вперед семимильными шагами. И Бродский оторвался от своего времени, только иначе, отвергая общественные темы советской эпохи.

VIII

Однако в личное время Юрия Кузнецова, без сомнения, успело войти творчество его современников таких, как: Н. Тряпкин, Е. Исаев, А. Прасалов, В. Соколов, В Федоров, Е. Евтушенко, С. Куняев, В. Казанцев, А. Передреев, А. Твардовский, М. Исаковский В. Кузнецов, В. Коротаев, Н. Рубцов… Но жил и творил Юрий Кузнецов по-своему, так ему было предназначено. Он это понимал. Его поэзию часто сравнивают и с поэзией Николая Рубцова, у которого чистое лирическое песнопение: В минуты музыки печальной/ Я представляю желтый плес,/ И голос женщины прощальный,/ И шум порывистых берез,.. Рубцова часто называют Есениным, их творчество похоже мотивами, темами. Но Есенин – это Есенин, а Рубцов – это Рубцов, но его строки легко воспринимаются, как и есенинские: Мы с тобой не играли в любовь,/ Мы не знали такого искусства,/ Просто мы у поленницы дров/ Целовались от странного чувства. А вот еще: Поздно ночью откроется дверь,/ Невеселая будет минута./ У порога я встану, как зверь,/ Захотевший любви и уюта. А кузнецовские строки, как будто продолжают мысль Рубцова: Ни тонким платком, ни лицом не заметна,/ Жила она. (Души такие просты.)/ Но слезы текли, как от сильного ветра…/ Мужчина ей встретился – ты!

Летом 1942 Коля Рубцов потерял мать и младшую сестру, отец был на фронте, детей, оставшихся без родителей, распределили по интернатам. Николай долгое время считал, что его отец погиб, а Михаил Андрианович выжил после ранения, в 1944 вернулся домой, в Вологду. Он искал Николая, но из-за потери документов в Красовском детдоме не смог найти его сразу. Сын и отец встретились лишь в 1955 году. И все это время поэт переживал сиротство, старался приноровиться к нему, что сделать было почти невозможно.

«Большой поэт – всегда человек трудной, сложной судьбы»

(В.С. Баевский)

Казалось, что судьба испытывала, изматывала, делала все, чтобы поэты утратили чистоту души, ожесточились, потеряли веру в доброту и совестливость. Они пережили горе, обиды, невзгоды. И жестокое время, опаленное войной, естественно, поставило свою печать на их творчество: у них сложилось обостренное и ответственное чувство любви к Родине, каждый ощущал ее внутренне, всем сердцем. В 1960–1964 годах Николаем Рубцовым было написано стихотворение «Видения на холме», в котором он сообщал об опасности для родной страны:

Россия, Русь! Храни себя, храни!

Смотри опять в леса твои и долы

Со всех сторон нагрянули они,

Иных времен татары и монголы,

Они несут на флагах черный крест,

Они крестами небо закрестили,

И не леса мне видятся окрест,

А лес крестов в окрестностях России.

А Юрий Кузнецов в 1984 году написал это стихотворение:

***

Ни великий покой, ни уют,

Ни высокий совет, ни любовь!

Посмотри! Твою землю грызут,

Даже те, у кого нет зубов.

И пинают и топчут ее

Даже те, у кого нету ног,

И хватают родное твое

Даже те, у кого нету рук.

А вдали, на краю твоих мук,

То ли дьявол стоит, то ли Бог.

Интуитивно оба поэта предвидели опасные изменения в судьбе страны. Они как будто предупреждали, но их не услышали, наверное, подумали, что это особенные авторские приемы для выразительности, а, может, догадались, но испугались, или не поверили.

IX

Что же получается? Дело не в высокопарных словах, а в обычных, но удивительным образом подобранных. Юрий Поликарпович Кузнецов выстраивал для описания своих чувств к матери, отцу, любимой женщине, Родине, миру слова только ему одному известным образом, и диктовала их ему сама любовь. Он употреблял разные оттенки слов: громкие, резкие, крикливые, некрасивые, тихие, мягкие, спокойные, нежные, ласковые, потому что любовь – непредсказуема, но она без тупых граней и четких границ. А.А. Потебня говорил по этому поводу: «Известно, что в нашей речи, тон играет очень важную роль и нередко изменяет ее смысл». Это так. У такой речи множество подсказок, зашифрованных и невидимых, они открываются читателю не сразу, а постепенно: Я помню! О, если б ты знала,/ Как гаснет твой след на песке./ И все, что давно миновало,/ На тонком дрожит волоске… Проходящая любовь? Мимолетная?

До настоящей любви, видимо, нужно дорасти, потому она и не сразу встречается, но добежит почти до каждого в определенный срок, назначенный кем-то. Но случается наоборот, тогда, когда сталкиваются неожиданно похожие два огромных желания, то возрастает возможность полюбить мгновенно. Часто, ошибочно любовью называют кратковременные отношения, как определил мой девятиклассник. А настоящая появляется неожиданно, когда ее совсем не ждут: Я в жизни только раз сказал «люблю»,/ Сломив гордыню темную свою./ Молчи, молчи… Я повторяю снова/  Тебе одной неведомое слово:/ «Люблю, люблю!..» Так про настоящую написал Юрий Поликарпович.

Остается добавить одну простую формулу: ошибочно считать, что все, написанное автором, имеет отношение лично к нему, но в основе остаются реально пережитые им сильные чувства и желания. Художественное произведение носит отпечаток личности автора: его мировоззрение, индивидуальную творческую манеру. Образ автора мы воспринимаем через идейно-эстетическое содержание, систему образов, композицию, художественный текст, его эстетику. Несмотря на все изменения, которые происходили всегда и происходят в наши дни, поэтическому языку удается сохранить свое основное ядро, свое единство.

«Художественное произведение, очевидно, не принадлежит природе: оно присоздано к ней человеком»,

– так думал об этом А.А. Потебня.

Надежда Лысанова

 


НАПИСАТЬ КОММЕНТАРИЙ

Ваш email адрес не публикуется. Обязательные поля помечены *

Копирайт

© 2011 - 2016 Журнал Клаузура | 18+
Любое копирование материалов только с письменного разрешения редакции

Регистрация

Зарегистрирован в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Электронное периодическое издание "Клаузура". Регистрационный номер Эл ФС 77 — 46276 от 24.08.2011
Печатное издание журнал "Клаузура"
Регистрационный номер ПИ № ФС 77 — 46506 от 09.09.2011

Связь

Главный редактор - Дмитрий Плынов
e-mail: text@klauzura.ru
тел. (495) 726-25-04

Статистика

Яндекс.Метрика