Положения у меня в искусствоведении нет. Не поверите, может, но мне в голову не пришло его искать. Из слишком низкого положения я стартовал. Меня только хватило догадаться, что с гуманитарным образованием в школе плохо. Я вышел из неё с ненавистью к такому предмету, как литература. А рисовать всегда умел лучше всех в моём окружении. Меня даже соглашались взять в интернат при Академии художеств (да мать не хотела расставаться). Я встречался с текстами о живописи только как написанными мимоходом в учебниках истории, и, хоть и не мимоходом, в нескольких альбомах живописи, которые мне дарили родственники, как умеющему рисовать – о передвижниках. А те занимались плачем о народе, а не живописью. И эти тексты могли только портить мне вкус. Которого не было. Вот я и поклялся себе, что вырасту, стану на ноги и разберусь почему на самом деле Леонардо да Винчи – гений. Клятву выполнил в итоге. А по дороге самообразования не выдержал, сорвался и написал в какой-то блокнотик одно соображение об одной картине другого гения Чюрлёниса (в том городе был музей его картин). Соображение (о недоверии к Богу) я вычитал, оно меня поразило, и я заметил, что оно объясняет многие детали той картины, которая как бы стояла у меня перед глазами, ибо будоражила своей недопонятностью. Я буквально ходил по выходным в этот музей на неё смотреть. Это было через 12 лет после начала самообразования. И за 3 года до 100-летия Чюрлёниса. И у меня возникла мысль, расшифровать ещё несколько его картин и показать рукопись Кабалевскому, назначенному председателем комиссии по празднованию 100-летия со дня рождения Чюрлёниса. Но писание этой рукописи у меня затянулось на 13 лет. И потом долго все хлопоты у меня были об одном – как бы её издать. Попутно я себе разрешил писать в стол о других произведениях искусства, давая их читать родственникам и знакомым. В общем, что есть рецензируемые журналы по искусствоведению сообразил я только несколько лет назад, в глубокой старости, не сумев перестроить свой стиль на научный. Естественно, не пройдя рецензента.

А из техники я знаю о мозговом штурме. Несколько ведущих инженеров обсуждают проблему и не разрешено критиковать предложения. Даже абсурдные. Можно только развивать услышанное.

Я и подумал, что, возможно, мыслимо что-то подобное и в искусствоведении.

А там сейчас открытие. Найдена в частной коллекции картина Савицкого, предшественница «Утра в сосновом лесу» (1889) Шишкина.

Савицкий. Утренний туман в лесу. 1860-80-е годы XIX в.

А мы знаем (кто знает) он – плакальщик, как и почти все передвижники.

Он и в этой картине плачет. Непроходимый бурелом да ещё с туманом (значит, скользко) так затрудняет движение, как российская действительность – народу, вроде и освобождённому от крепостной зависимости, но – без земли. А это – зарез. Соответственно, впереди, в тумане, только провал какой-то. – Горе!

Но я не зря написал выше «почти все». Шишкин был не такой. Он тоже рисовал непроходимости, но – чтоб «сказать» об огромной мощи русского народа, которому по силам всё преодолеть. Он глянул на картину Савицкого, и его озарило: за провалом можно нарисовать – макушками сосен – другой его «берег». Если ещё и осветить его солнцем, то получится вообще несусветное: даль – сквозь чащу!

Шишкин попросил у Савицкого разрешения повторить его картину с другим акцентом – тот и разрешил, даже сам поучаствовал, нарисовав медведей.

И получилась оптимистическая вещь. И – настоящий реализм. То есть почти никто из передвижников не видит великого будущего русского народа, а Шишкин – видит.

У передвижников же – простой реализм (если не просто иллюстрация идеи, т.е. околоискусство): он не брезгует показать нехорошее.

Соломон Воложин