Одна поэтесса написала в конце своего стихотворения о любви:

Любовь была.

Она не отгорела.

Она все тлеет.

Уголек так жжет,

Но только ветру нету больше дела.

Чтоб вздуть пожар до облачных высот.

Вот это конечное «вздуть пожар» меня заставило усомниться в подлинности чувств: вздуть мальца, но вздуть пожар … Слово «вздуть» придерживается визуальной этики, мы этот любовный пожар не увидим, а вздуть можно то, что видно: например, надувшийся пузырь при введении под кожу прививочного лекарства, — перке, так называемое.

«Она все тлеет», — это больше похоже на подделку: ах, надо же! Тлеет! А вдруг он вернется, и тогда раздует…! Но «ветру нетУ больше дела»…  потому ли возгорается любовь, что ветер дует? И это «нету», «у» здесь дилетантски звучит, это явная натяжка на ритм, но было бы честнее сказать: «Нет больше дела ни ему, ни ветру», показать по-честному себя одной, а не любоваться собственным тлением. Самолюбование автора, если оно без игры показано, вызывает отвращение у читателя. Даже подспудно, оно выпирает, как беременность или нарыв. Пепел любви может быть равнодушно показан, но не через тщеславие. Если пепел любви показан с нюансом, наводящим на тщеславие, если любви не жаль, то огарки – не повод для поэзии.

Великий Шекспир сказал:

«Поэт не смеет взяться за перо,

Не разведя чернил тоской любовной»

Вот это будет огонь. Это не насильственно раздутый огонь (как в выше приведенных стихах), в желаемой продолжения коммерческой любви к благосостоянию избранника или его выгодному положению в обществе. Это огонь любви. И не тоска бредовая, пришедшая из надуманности положения.

«Любовь была.», — такой акцент на правду, а не верится. Если «была» и ее уже нет, то значит, не было. И незачем врать. В поэзии «была» выражается иначе. К чему трясти пустым коробом опыта?! Это позор, если нет в стихотворении совсем никакого чувства, даже горечи или опустошения, или освобождения, что часто случается с простившимися с любовью людьми.

Если любовь была, как утверждает автор, то где самоотречение, на которое, как на вражеский дот, бросает любовь?! Показать сначала самоотречение как факт раскаяния, сожаления, а потом пепел.

Как можно поэту отречься от любви внутри себя, если он – самое живое:

«Я больше мертвецов о смерти знаю,

Я из живого самое живое»

(Арсений Тарковский «Посредине мира»).

Раскисают, простите, сопли в луже, а не поэт.

Вот как данная тема выражена у другого поэта:

Я забуду тебя, я забуду.

Я пройду сквозь высокие своды,

Сквозь огонь смертоносной простуды,

Сквозь бушующий смерч непогоды.

Под лавинами жадного снега,

Залепляющего вход и выход,

Под дождями такими, что неба не увидеть…

Но у критикуемой мною поэтессы всё же хорошее начало стихотворения, подготавливающее к финалу:

«Я выдохнула воздух,

Что полынью

Весь пропитался в августовском дне.»

Для полыни характерен запах горечи, а вот далее, после горечи полыни:

«В лицо мне небо так плеснуло синью,

Что словно захлебнулась я в волне.»

Небо плеснуло синью – небо отодвинуло горечь, если плеснуло. Но любви—то нет (хоть и «нету» у автора), и это «тю—тю» с плеснувшим в лицо небом не вяжется. Если небо плещет, значит, краешек любви показывается, а она утверждает, что была, как бы оправдываясь. По тексту «захлебнулась в волне» — это можно понять двояко: придти к новым ощущениям через природу, придти к слезам, захлебнувшись. Но захлебываться к чему?

Психологически точнее было бы захлебнуться слезами или сказать по-честному, что недолюбила, кого—то другого полюбила или не могу любить, мало времени на любовь.

Но «тропы зарастают лебедой» — это уже совсем по—козлячьи. Зачем в стихотворении здесь лебеда? Утвердить понимание «рогов»? Козлы же, рогоносцы едят лебеду. Или от этой лебеды прошла любовь? И как она звучит эта «Le bega»?! Как играет ложью!

Хороший образ заколоченного дома в данном контексте, если речь все же об окончании чувства, а не о духовной смерти:

«При виде заколоченного дома

И запертых на зиму летних дач»

Образ заколоченного дома уместен и заколоченные дачи здесь звучит как заколоченное сердце, как окна в дом крест—на—крест.

Но абсолютно некстати:

«Блаженный вкус,

Последняя истома…»

От чего истома—то? Не отлюбила, а кочевряжится, или истома от себя самой любимой.

Метла дождей проходит над горою», — слово «метла» здесь никак не идет. По визуалистике дождь может быть метлой, когда струи видны издалека снопами при черном небе, но о чувстве же, тогда надо принять  как реальность, что дождь – не метла, а тряпка со щеткой. А сии атрибуты уборки нужны, когда напакостили в душу, а здесь этого нет, никакого омерзения, присущего плевку в лицо (это не плеснуть синевой неба), к примеру, или пинка в одно место, или толчка в спину в значении оттолкнуть физически или морально.

И дальше:  «Пока горчат рябиновые кисти…»

Господи, да когда ж они не горчат?! Рябину в рот не вломишь, а она «пока»…

И совсем пародийно в данном контексте:

«Еще чуть—чуть –

Осина сбросит листья.

Последние потери впереди.»

Еще чуть—чуть, и автор сбросит маску, потерь не чувствуется совсем в ее стихах, а если нет потерь, то вдумчивому читателю не солжешь, — раскусит.

Елена Сомова

«Любовь была…» — Галина Таланова «Я выдохнула воздух…» «Бежит вода, качая свет и тени…» (Москва Вест-Консалтинг, 2023)

«Я забуду тебя, я забуду…» Елена Сомова «Восстание Боттичелли» (Ридеро, 2020).