ЧАСТЬ 1

ххх

…После банкротства комбината он несколько лет заведовал городской  газетной  базой. В его подчинении было десять  сортировщиков. По сменам они сортировали газеты и журналы, паковали их в бумажные мешки, которые водитель вместе с экспедитором развозил по киоскам «Союзпечать».  Он отвечал и за сортировку, и за своевременную доставку, и за трудовую дисциплину подчиненных.  И   даже за их моральный облик. Как будто они работали в партийных, советских и комсомольских органах. Они были всего лишь рабочими, выполняющими монотонную, однообразную работу, которую мало кто видел и знал. База находилась  в одном здании с вышестоящим начальством, в  обязанности которого входило не только исполнение должностных обязанностей, но и воспитание вверенного  им  трудового  коллектива. Стазаев был безупречен во всем: в работе, в одежде, во внешнем облике. По долгу службы ему приходилось бывать в кабинете не только  руководителя городского  ведомства, но и секретаря парткома.  До этого партийный  функционер особого интереса к коммунисту Стазаеву не проявлял: то ли присматривался, то ли наблюдал, то ли  думу думал. Как-то,  вызвал к себе « на ковер» и говорит:

—   Александр, мы с вами  оба коммунисты. У нас одинаковые партбилеты. Единый для  всех Устав.  Вы взрослый человек, и мне не хотелось бы вас учить. Но есть вещи, мимо которых трудно пройти.  Даже, если и захочешь.  Все эти разговоры, сигналы.   Думаю, вы и так  все понимаете.

Конечно же, он все понимал. Понимал он и то, что в этой жизни, среди этих людей,  он как белая ворона. Нужно было одеваться, как все, рассуждать, как все. Даже думать одинаково вместе со всей страной.

В кабинете секретаря парткома сидели  два коммуниста: один постарше, второй — помоложе. Один в строгом костюме, при галстуке, второй –  одет слишком импозантно: в пестрой одежде, с длинными ухоженными ногтями с маникюром, с распущенными до плеч завитыми  волосами, перекрашенными  в каштановый цвет.

—   Какой пример вы подаете своим подчиненным?!  — словно прочитав его мысли,  спросил секретарь.

—   Мне понятны ваши тревоги, — спокойно ответил Стазаев. – Однако,  хочу заметить, что в партию меня принимали не за мой внешний вид, а за активную жизненную позицию, за  большую общественную работу. В анкете все отмечено.

—   Нет, я все понимаю,   – махнул рукой главный коммунист «Союзпечати».  — Да, и не ханжа я.  Но вы не в театре, и не артист.

Стазаев улыбнулся.

—  Смеетесь, — покачал головой парторг.

— В юности я хотел стать артистом театра и кино. Это была моя самая заветная мечта.

—   И что же?

—  Ничего. Ей не суждено было сбыться. Поэтому я сижу сейчас перед вами, а не стою  на сцене перед зрителями.

—   Зато вы стали коммунистом. Это тоже немало.

—   Поэтому вы меня и воспитываете. Тычете в лицо партбилетом.

—   Вы так  ничего и не поняли, —  вздохнул партийный бос, —  Ваш моральный облик  не соответствует облику советского коммуниста.

—   Так, моральный облик, или внешний вид?

—   Да, какая разница! В общем,  так, будем выносить вопрос на бюро,  затем на общее партийной собрание. Вам это надо?

Стазаев достал из кармана партбилет и положил на стол.

—   Это плата за мой внешний вид.

В кабинете секретаря он держался. А дома дал волю чувствам. Ходил по квартире взад — вперед, как  с креста  снятый. Будто только что в его жизни произошло  нечто непоправимое. Облачившись в длинный халат из красного бархата, он то и дело принимал успокоительные капли, пытаясь  как можно быстрее осмыслить случившееся. Это сейчас он не обременял бы себя столь тяжелыми мыслями. Во-первых, потому что давно уже нет единственной  и самой массовой партии.  Во-вторых, партий нынче развелось, как собак нерезаных. Вступи в несколько партий,   и будет у тебя столько же партбилетов. Членские взносы  только успевай платить. А в то время была одна партия, и был один билет. Кроме комсомольского, конечно. К нему домой приходили с работы, успокаивали, только все это тщетно. Человек он упертый, настырный. Если  что втемяшил  в свою голову, пока не переболеет душой и сердцем, сам себя не измучает – не успокоится. Уж он-то себя знает.

Как киноленту прокручивал он в голове весь тот разговор: каждое слово, каждую фразу. Он так и не понял, почему секретарь парткома попрекнул его театром и артистами. В театрах он не бывает, с артистами дружбу не водит. В его представлении — все они какие-то слащавые: чересчур  манерные, чопорные. Неестественные они, одним словом. Сам он не манерный (Бог не дал), и уж тем более не чопорный,  с единственной, правда,   поправкой:   нашим провинциальным артистам в умении преподнести себя  он не уступит. Да, он владеет искусством грима, мужского макияжа. И что с того?  Мужчина не только вправе, но и обязан ухаживать и тщательно следить за собой и своим внешним видом. Что в этом дурного?! В первую очередь, он должен это делать для себя. Если ему не безразлично,  пахнет от него мужским парфюмом и  хорошими сигаретами,  или, простите, воняет дешевым табачным дымом, потом, чесноком, луком, борщом и еще бог знает чем. Сказать, что одевался он изысканно, не скажешь. Культурно, со вкусом. У него был  неплохой гардероб. Это сейчас он поизносился. Покупать хорошие вещи по принципу «шоб було»  не имеет смысла. Самое необходимое для повседневной жизни у него есть, а на выход… Выхода, у него, как такового,  нет уже лет восемь. Хотел бы, нашел,   куда и к кому ходить. Но сегодня у него другой статус – инвалид, не представляющий ни для кого интереса. Если честно, он даже сам себе не интересен. И такое бывает. За лицом он  теперь почти не ухаживает. Бреется, правда,  каждое утро. Это святое. Смазывает лицо кремом после бритья, легкими движением разглаживая кожу. В его 64 года у него нет ни одной морщинки. Он гордится этим и  любит спрашивать, насколько лет он выглядит.  Ему дают намного меньше, и он счастлив. А один совершенно незнакомый человек, отдыхающий в беседке, сказал: «Не больше 45».  На радостях Стазаев  за обедом выпил три рюмочки  коньяка по 25 г каждая, и  поставил видеокассету с записью эстрадного концерта двадцатилетней давности, в котором блистали Эдита Пьеха, Ирина Понаровская, Маша Распутина, Вадим Козаченко, Катя Семенова.

Да, он не театрал. По большому счету, Краснодар никогда не считался театральным городом.  Театр прошел мимо него.   Почти мимо. Из года в год он с присущим его натуре вдохновением и упорством собирал художественные фото артистов театра и кино, которых  набралось  на  11 альбомов. Они были предметом его особой гордости.  Лет тридцать назад, когда его дом был полон гостей, он удивлял их фотографиями  артистов. Еще много лет увлекался нумизматикой и филателией. Несколько больших альбомов хранили в себе сотни марок, в том числе и коллекционных. Альбомы с фотографиями артистов он подарил  своей крестнице, альбомы с марками продал.  В трудную минуту они помогли ему  пережить  нужду,  связанную  с полным  безденежьем.

Театральные постановки, дискотеки.  Все это было, но не для него. Он сторонился людей, как будто они были в чем-то виноваты перед ним. Терялся среди незнакомых ему людей, стыдился своей замкнутости, необщительности. Ему казалось, что над ним непременно будут посмеиваться, или шептаться в его сторону. Кинофильмы во  Дворце культуры он тоже не смотрел. Предпочитал кинотеатры в центре города. Там он никого не знает,  и его не знают.

Отдельная комната его вполне устраивала. Не нужно сидеть в красном уголке и коллективно таращиться в телевизор. В душевую он тоже не ходил. Ее заменяла гарнизонная баня в центре города, занимающая старинное красивое здание с высокими потолками, наружными ступенями и внутренней  лестницей из гранита.

ххх

После увольнения прошло полтора года, а в его настроении ровным счетом ничего не изменилось. Для кого-то это очень много, а для него – ничтожно мало. Как прошли эти  неполные два года? И не спрашивайте! Жутко, скучно, подло, грустно и лишь тысячный процент радости и веселья. Пошел на подготовительные курсы юридического факультета. Жалеет, что вступил в комсомол. Очковтирательство и заорганизованность царили   в самой массовой молодежной организации  везде и всюду. Преданность коммунистическим идеалам, делу Ленина – чистой воды профанация.

Старшие товарищи – коммунисты загнали  18 миллионов юношей и девушек в идеологическое стойло, как какое-нибудь стадо, и пичкали лозунгами —  призывами. В воспитании  молодежи,  примера для подражания нет.   Кругом одна говорильня. Настроения  по-прежнему нет, друзей нет. Он дурен. Если бы можно вернуться в 1962-й. Все, что есть сегодня у него дурного, не было бы.  Из-за хронического одиночества  у него издерганный характер, резкий, иногда грубый. Вот почему он со всеми высокомерен, груб и насмешлив. Дружбы, настоящей  мужской дружбы,   у него  не получается.  Да, наверное, и не получится. А это печально. На работе тоже не ладится. Придется или переводиться в другое производство, или увольняться. Иногда выть хочется. Не под счастливой звездой он родился.

На юридический факультет  он поступил, но через полгода бросил. Возможно, и жалеет, но что поделаешь: силы воли нет, да и характер не тот. На улице весна, а ему безразлично. Только на душе стало еще грустней. Он почти знает, почему. Отношения с ребятами все на том же уровне. Хотя, друг ему по-прежнему нужен. Но, увы. Не та нынче манера дружбы пошла. Ни на работе, ни в «общаге» у него не было близкого друга, с которым он мог бы поделиться самым сокровенным. Кто осмелится  водить дружбу с человеком, мягко выражаясь, со странностями: замкнутым, скрытным, нетерпимым к чужим слабостям и недостаткам. Он привык считаться только  с собой, со своим настроением и желаниями. Как будто весь мир крутился вокруг него. Глядя на него, могли возникнуть какие угодно мысли и соображения. Может, кто-то из жильцов общежития и хотел высказать все, что о нем думал, да только он начальство, председатель как – никак. К нему прислушивались и комендант, и воспитатель, и дежурные вахтеры. Для кого-то он был человеком авторитетным и уважаемым, для кого-то  нет.   Он завивал волосы, пользовался макияжем, красил ногти, носил мужскую бижутерию. Курил дорогие сигареты,  частенько баловал себя и редких гостей  деликатесами, сухим марочным вином, или водкой — под настроение. Вечерами в его комнатке звучала современная музыка. Все знали: у Стазаева  хорошее настроение. Сегодня он добр и расположен к общению. Да, он не стал артистом театра или кино, но это вовсе  не значит, что он не артист. Он в душе артист, и его сцена — самая большая – это жизнь.

На складе готовой продукции он зарабатывал наравне с директором комбината.  Когда в фабричном комитете  предложили  путевку в капиталистическую Италию, согласился, не раздумывая.

Из международного аэропорта «Шереметьево»  группа советских туристов вылетела в Сицилию на ТУ – 104. Авиалайнер следовал по маршруту Москва – Будапешт – Палермо. Летели  на высоте 10 километров. Казалось, что самолет висит в воздухе. Вечером подали холодный ужин. Поздним вечером была посадка в аэропорту столицы Венгрии. Бросались в глаза богатые магазины с множеством  грампластинок и игральных карт. В полночь самолет пролетал над Римом. Через час прибыли в  столицу Сицилии Палермо. В два часа ночи  ждал ужин в ресторане. Пассажиров из Советского Союза встречала толпа молодежи. Итальянцы пели песни, пропуская прилетевших через туннель факелов, а затем через туннель сплетенных рук. На ужин подавали суп макаронный, отбивную с картофелем, на десерт торт с бананами и сухим вином. Разместили туристов в доме отдыха «Альбатрос». «Вот так, Саня! Вчера ты снимал с поточной линии  тяжелые рулоны ткани из камволя и сукна, а сегодня  рассекаешь воздух в центре Европы,  за  три тысячи километров от общежития. Десять лет, изо дня в день, ты проделывал один и  тот же путь: от «общаги» до проходной комбината и обратно. И никакой тебе радости, ни какого разнообразия. Производство, общественная работа. Хотя, нет, радость была: отдельная комнатка, библиотека из   нескольких  тысяч книг, проигрыватель «Вега», сытный ужин под водочку с самим собой или  на двоих —  троих, с которыми водил он какую никакую дружбу,  Чередовался досуг выездами на «такси»  в центр города.

Утром следующего дня была экскурсия в г. Палермо. Первая остановка  у здания парламента Сицилии. Особенно впечатлил бывший Нормандский дворец, а также часовня. В церкви на стенах изображение зверей – это от арабов. В Европе подобного вы не увидите. Строилась церковь 20 лет, с 1172 по 1792 гг. С тех пор здесь не  было ни одной реставрации. В 1939 г. Ватикан заключил с  Германией  и Америкой договор, по которому те не должны были бомбить дворец. Во дворце лестницы низенькие, это для того, чтобы король мог подниматься в свои покои на коне. Была экскурсия в зал заседания парламента, в зал Геркулеса, на стенах  и потолке которого изображены все  его 12 подвигов. Общий зал разделен  еще на два зала; для публики и для депутатов. С  правой стороны заседали  – правые, с левой стороны  — левые, посередине — нейтральные. На потолке изображен триумф Геркулеса. В хоромах короля Руджейра – 1 вывешены  портреты всех  королей династии Бурбонов. Мозаика здесь выполнена в 1080 г. Стол – в 13 веке. Красный зал был предназначен для официальных приемов. Стены драпированы в 17-м веке шелком из Дамаска. Желтый зал – для празднеств.

Обо всем этом он читал в исторических романах  и  в энциклопедиях. Но одно дело прочитать, а другое – увидеть все собственными глазами.

Вечером был банкет с роскошным ужином и танцами до полуночи.

Утром – снова экскурсия по окрестным городам с их знаменитыми замками. Первая остановка в Кастелла Маре. Город почти что пуст. Все мужчины на заработках за границей. Домой приезжают летом на один месяц. Город знаменит старинным замком Венеры. По приданию женщин в замке было намного меньше, чем мужчин. Дело в том, что женщины занимались проституцией, которая в те времена обожествлялась. Во время войны убитых мужчин заменяли женщины-воины. В ясный день с замка хорошо виден африканский Тунис. Следующим был  город Эричи с древним замком.  Обедали  на берегу Средиземного моря у Акрополя. Следующая достопримечательность на пути в Рим – гора Монреаль (Королевская гора). Здесь в 12 веке находилась вилла Нормандских королей. Собор известен по количеству мозаики. Стоит на 2 месте после Софийского собора в Киеве. Построен был за 35 лет. Медная  входная дверь собора сделана в 1186 году. На позолоту мозаик ушло 4 тонны золота. После  достопримечательностей  Палермо было знакомство с окрестными городами и  их старинными замками. В г. Портарико советские коммунисты пели «Интернационал» с итальянскими коммунистами, а  после спевок пили американское вино. 1- го  мая – участвовали в маевке в долине Портелла дела Джинестра. Здесь, в 1947 г. бандит Джулиано расстрелял 150 рабочих по заданию сицилийской мафии.

На обеде познакомился с коренным жителем  Палермо, служащим Александром и его супругой Микаэллой, учительницей философии. Семья  проживала  в 5-комнатной квартире.  В 1973 г.  Александр приезжал на 22 дня в Москву изучать русский язык.

В  деревне Пиана тоже была встреча с коммунистами.  Встречу не только обильно запивали, но и столь же обильно заедали. Вечером из порта отплыли в Неаполь,  занимающий третий город в Италии по старине. Утром следующего дня знакомство с  Помпеей, за ним – с Сорренто. Завершилась автобусная экскурсия по   древнему, как мир, Риму со всеми его достопримечательностями, посещение  Собора святого Петра в Ватикане. На следующий день знакомились с Ватиканом, посетили Сицилийскую капеллу, Колизей, церковь Санта – Мария —  Волонте, дворец, где жили мать с наполеоном, балкон, с которого она ждала его с острова Св. Елены.

В Италии в то время было 6 политических партий. Основные – социал– демократическая – католическая (12 млн. чел.), коммунистическая), 10 млн. чел.),  фашистская (2 млн. чел.). Три профсоюза: социалисты, коммунисты, христиан – демократы. Из звезд итальянской эстрады легендарный  певец          Робертино Лоретти  тогда уже не пел. Кумир молодежи, бывший сантехник Джанни  Моранди – давно уже миллионер.

Он многое  увидел, многое запомнил. До сих пор вспоминаются кормежки,  и  угощения на представительных дружественных встречах, на которых буквально закормили макаронами и вермишелью. Любят итальяшки мучное, ох как любят! Главное, что он вырвался из крепких объятий хронической хандры, встряхнулся и снова почувствовал себя еще молодым человеком, у которого, действительно, вся жизнь впереди.

Он и в самом деле преобразился: на работу шел с  приподнятым настроением, домой возвращался, не чувствуя усталости. Его не узнавали.  Душа радовалась и пела. Он и сам удивлялся. Позже понял,  никакого чуда здесь нет. Все намного проще: смена обстановки, масса впечатлений, новые знакомства.  Словом, все новое: страны, города, люди.  В глубине души он знал, что душевная эйфория рано или поздно пройдет, особенно учитывая его непростой, временами капризный, во многом нетерпимый характер.  Все больше и больше он ловил себя на мысли, что человек он не только  тяжелый, но и бескомпромиссный.  С этим трудно жить.

Через год он едет по путевке на Кубу. В фабкоме сначала предлагали поездку во Францию, но, видимо, кто-то из Крайкома профсоюза работников легкой промышленности перехватил. Снова масса впечатлений от поездки, гамма  чувств и эмоций. В то время Остров свободы был на слуху у всей мировой общественности. Противостояние крохотной Кубы акуле мирового империализма Америке, восхищало весь мир. Эта гордая, независимая страна не только противостояла, но и строила социализм под самым носом  у США. С  европейской цивилизацией Кубу, конечно, не сравнишь, но все равно она по-своему удивительна и неповторима. Удивительна экзотикой и ярким колоритом, а главное – гостеприимством кубинцев.  При всей своей бедности, кубинцы народ  жизнерадостный и  веселый.  Танцуют, поют, улыбаются и охотно знакомятся с туристами из Советского Союза. Они привыкли довольствоваться тем, что даровано им судьбой, и своей страной,  и по поводу многочисленных житейских проблем не убиваются.  Жили  они  в то время так, как мы сейчас живем.  Малоимущих  намного больше, чем  обеспеченных. Наш российский обыватель только сплетничает да плачет по любому поводу, а там просто живут и радуются, как умеют. У них своя национальная черта характера, своя ментальность,  у нас – своя.

Достопримечательностей в столице Кубы он не увидел.  Их заменила  встреча с  лидером Кубинской революции Фиделем Кастро.  Непревзойденный  оратор и трибун  несколько часов кряду  клеймил позором ярого врага  кубинского народа Соединенные Штаты Америки.  Советский  рабочий коммунист Стазаев стоял в первых рядах тысячной толпы и аплодировал    коммунисту номер один острова Свободы

Забываются детали зарубежных поездок, лица новых друзей, города, но остаются воспоминания о самой поездке. Этим можно только гордиться. В недалеком прошлом сельский парень, слегка хвативший  городской цивилизации, прямиком  отправился в древнюю Италию, затем на родину легендарного коммандос   Фиделя Кастро. О Кубе ему напоминает дюжина цветных резиновых человечков – кубинских мальчиков  и девочек, искусственная, до потолка, пальма, подарочные сувениры. Об Италии другая память: мужская бижутерия.

У него маленький юбилей – 30 лет. Можно проводить небольшую «инвентаризацию»  прожитых лет. Хотя, и без нее  видно —   результат плачевный: учиться не хочется, жить скучно. Каждый день одно и то же.   Подумывал жениться,  да что-то не тянет. По-прежнему хочется друга.  Со старыми приятелями все контакты почти оборваны. Иногда хочется остаться в общежитии совершенно одному, но это невозможно. «Общага» есть «общага». Хочется уехать в центр города и бродить по улицам в гордом одиночестве. Ему это больше по душе, чем общество, потому что его никто не понимает. Он большой фантазер, поэтому ему в одиночестве легче.  Среди людей он чувствует себя еще более одиноким, чем в одиночестве. Хотел  уехать на работу за границу через военкомат, но «хозяйство» (книги) мешают. Недавно прочитал про юность Сергея Есенина. Что-то родственное есть у него к нему в отношениях к жизни. Правда, в книге много авторской лжи – политической. В последнее время все чаще и чаще вспоминает  последний год службы в армии. Это была действительно счастливая пора. Такого больше не повторится.

В канун Нового года умер старший брат Леша. Самый любимый. Он работал инструктором  райкома партии. Через два года умер отец. Сказалась контузия, полученная  в Гражданскую войну. Получил от фабричного комитета квартиру в пятиэтажном доме, в хорошем, зеленом районе,  неподалеку от мясокомбината. В нескольких остановках  «Восточный»  рынок, университет, кинотеатр «Болгария». Рядом с многоэтажками мирно соседствует частный сектор. Хлопот прибавилось. Новая мебель, интерьер. Квартира, правда, малогабаритная: исключительно для одного жильца. Малюсенькая кухня, крохотный балкон, тесная прихожая. Но, как говорится,  и на том спасибо. Дареному коню, как известно, в  зубы не заглядывают. Поклон Елене из фабкома, которая всеми силами пробивала для него это жилище. Она так же,  как и он, помешана на книгах. Тогда было модно и престижно иметь в доме библиотеку. Обрел новых знакомых, кого – то потерял из прежних. В чем-то он сам виноват, в чем-то просто бессилен.

Он никогда не думал, что существование в замкнутом пространстве станет его образом жизни. Раньше и мысли не допускал, что превратится в закоренелого домоседа. Увы, пришло время, когда не он диктует жизни      свои условия, а она ему.

Он давно перестал  читать запоем.  Видать, пресытился. А может, устал от них. Прочтет для самоуспокоения несколько глав и отложит в сторону. Он и сам мог бы написать книгу – исповедь одинокого зануды, да все недосуг. Кого нынче удивишь откровениями из жизни рядового обывателя?!

С некоторых пор его квартира превратилась в публичную библиотеку. Ребята из соседних «пятиэтажек» брали у него под запись книги, в основном, исторические и любовные романы, а между делом слушали  «диско» и музыкальные вкладыши из «Кругозора». Благодаря этому музыкальному изданию, советские любители современной музыки смогли познакомиться  с победителем музыкального конкурса в Сан–Ремо Джани Моранди, юной «звездой» японской эстрады Аюни Исидой, ансамблями «Иглз» и  «Смоки», новыми шлягерами   Элтона Джона, Джо Долана,  Тома Джонса,  Лили Ивановой и Эмила Димитрова,  Эвы Пиларовой и Карела Гота, Демиса Руссоса и Марыли Родович,  Адриано Челентано и Рафаэллы Карро, Мирей Матье, Шарля Азнавура и Далиды. Муслима Магомаева и Аллы Пугачевой, Эдиты Пьехи и  Марии Пахоменко.  Под музыкальное сопровождение его гости играли  в покер,  лото или  шахматы.

В то время он был легок на подъем. Съездил в Карачаево-Черкесию. Типичная национальная окраина, живущая за счет федерального центра. Все до примитивного скромно, просто и непритязательно. Единственное, чего не отнять, так это природных и климатических условий: красивые окрестные места, горный воздух. Сослуживец Володя Вешняков давно звал в гости. Отбросив бесконечную череду нужных и ненужных дел, Стазаев навестил  закадычного армейского друга в Черкесске. Приняли его, как родного. Был хороший стол, много воспоминаний о службе. У бывшего сослуживца, а теперь еще и кума,  двое сыновей. Правда, семейная жизнь у Володьки не на высшем уровне. Жена черкешенка, обычаи черкесские. Коренное население – карачаевцы и черкесы – мусульмане, с вековыми традициями и устоями, языком, культурой. На память Володя подарил ему семейную фотографию. Домой вернулся в расстроенных чувствах: у Вешнякова  какая- никакая, но семья, а он по-прежнему один.  Отношения с женским полом у него были чисто деловые, по интересам, главным из которых было, конечно же, книжное «хобби».

Единственный, кто беспрепятственно  был вхож в его  жилище, так это продавец из магазина «Спорттовары» Григорий Давыдов. Его личная библиотека нисколько не уступала  соседу по общежитию. Круглый сирота, выросший в детском доме.  Гриша любил выпить  и, как само собой  разумеющееся, хорошо закусить. Если ему удавалось раздобыть по-настоящему дефицитное издание, за которым гонялся не один месяц, то рядом с вожделенной книгой в дипломате у него непременно соседствовала бутылочка хорошего марочного вина или водочки – «Московской», либо «Столичной». Он больше собирал  книги, нежели читал. А если и читал, то только те, которые нельзя было просто поставить на полку и забыть,  дабы  не прослыть в среде таких же, как он, обывателей — книголюбов полным невеждой. В противном случае, он утратил бы  доверие собирателей книжной продукции, как знаток с большим стажем. Стазаев тоже старался не ударить в грязь лицом. По части дефицитных книг они были конкурентами и не скрывали этого. Правда,   конкуренция  эта ни к чему не обязывала. Каждый добывал ту или иную  дефицитную книгу своим путем. В общежитии и на работе знали эту их слабость к книжному стяжательству и относились к ним, как к одержимым чудакам, гоняющимися за тем, без чего можно было бы и обойтись.  Далеким от  подобного «хобби» обывателям было невдомек, что коллекционирование – это своего рода болезнь, которая далеко не всегда проходит. У кого-то культ российских старинных монет,  у кого-то —  иностранных. Одни коллекционируют редкие марки, другие почтовые открытки, третьи грампластинки. Во всем общежитии домашней библиотекой  «болел» только он с Давыдовым.

Софа

В соседнем  отделочном цехе  работала контролером  Софа  Гузанпут. Из детдомовских.  Если в ком и умерла настоящая актриса, так это в ней. Ее любили,  помогали, чем могли  и прощали всеобщей любимице, которой уже было чуть за тридцать, все ее девичьи капризы. Софа много смеялась, любила во время обеденного перерыва давать  в цехе концерт  из репертуара западных «звезд» или посплетничать. При скромной зарплате контролера,  она умудрялась сэкономить на поездку в Москву с единственной целью: послушать  своих кумиров — Мирей Матье, Рафаэля или Далиду.  Но больше  всего заядлая меломанка  трезвонила о своем самом любимом коллективе – французском инструментальном оркестре Поля Мориа.  Знаменитого дирижера она звала не иначе, как Полюшка Морюшка и даже умудрилась привести от маэстро автограф.

Одевалась Софа скромно, но со вкусом. Особенно ей шли короткие платьица из цветастого ситца. Природа наградила  ее приятной внешностью и изящной фигуркой. Она по-прежнему была одна. Молодые грузчики  частенько подтрунивали над ней.

—   Софа, у тебя  парень есть?

—   Зачем он мне нужен?! – кокетничала девушка.

—   Так, ты еще девочка?

—   Фу, дурачки! Я больше не буду с вами разговаривать.

—   Чего так?

—   Вы глупые.

—   Поэтому у тебя такая маленькая грудь?

Софа,   покраснев, отворачивалась.

—   А хочешь попробовать с парнем?

Софа закрывала лицо руками, готовая расплакаться.

—  Отстаньте!

Ребята давились со смеху. В цехе Софа жаловалась «подруге» вдвое старше себя.

—   Мамочка Валя, какие у нас мальчишки бессовестные!

—   Софа, детка, нашла на кого обижаться:  на грузчиков.  Им похохмить  и меду не надо.

—   Саша тоже грузчик, но им до него, как до Луны.

—   Сравнила! Саша – это Саша.

Ей давно приглянулся молодой  человек с манерами аристократа. Всегда сдержанный,  неконфликтный и очень начитанный. Он никак не соответствовал образу обыкновенного рабочего: холеное, ухоженное лицо, модная  одежда,  Чтобы не говорили о нем всякого рода умники и завистники, для нее он был человеком – загадкой. Все в нем ее восхищало.

—   Давай познакомим, — предлагали ей  подруги по работе.

—   Что вы! – отмахивалась Софа. – Он такой серьезный! Кто он, и кто я?!

—   Тогда вздыхай.

И все-таки, через какое-то время она решилась на знакомство. И повод появился. По приглашению родной тетки она побывала в Чехословакии. Об этой поездке потом знал весь комбинат. Софа в захлеб рассказывала  о своем заграничном вояже, о том, как  встречали ее  и как провожали.  Из Праги Софа привезла диплом Лауреата молодежного песенного конкурса и  золотой микрофон в придачу.  А еще  — дюжину грампластинок  с записью Хелены Вондрачковой, Карела Гота, Эвы Пиларовой,  Иржи Корна, Ханы Загоровой.

Стазаев «купился» на  новые грампластинки. Он даже пригласил Софу в гости. Ее восторгу не было предела.  Рассматривая библиотеку, она то и дело хлопала в ладоши:

—    Божечки! Какое богатство! У меня тоже есть книги: три полочки приключенческих романов

Чаепития не было, беседы за чашкой кофе  тоже. В присутствии женщин Саша  терялся. А если быть еще точнее, они его утомляли.  Ему с ними было скучно. К общению с такими гостями, пусть даже  у себя дома,  он был пока что не приучен.  Исключение составляла  жена Витала Марина. Они дружили домами и имели достаточное представление друг о друге. По пути домой, несостоявшийся футболист мог запросто заскочить к  гостеприимному соседу остограмиться.  Тот в  свою очередь,  облачившись  в длинный  бархатный  халат,  без предупреждения приходил к нему  домой на кофе с коньяком. И так, из года в год. Витал парень молодой, да ранний. Женился в 18 лет, народил дочку и сына.

Вскоре,  Софа уехала в Москву на постоянное место жительства. Первое время она страшно скучала по комбинату,  по общежитию, по комнате и девчонкам, с которыми делила свои девичьи радости и горести. Всем писала и с нетерпением ждала ответа. Восхищалась столицей и гостеприимством москвичей,  сообщала, что устроилась работать  в  регистратуре больницы.

Ответами Саша ее не баловал.  Пару раз ответил и ушел в подполье. На этом  их  переписка закончилась.

О своем приезде Софа сообщила срочной телеграммой. В ее честь   был накрыт стол с  мясными и рыбными  деликатесами.  С шампанским и бренди.

О том, что Софа приехала, слышал весь подъезд. Она громко смеялась, хлопая в ладоши,   в захлеб тараторила о столице, о том, сколько у нее там друзей, и о подарках, которые она привезла  своим лучшим друзьям – Саше и Валерке.  Едва переступив порог квартиры,  она бросилась  хозяину на шею и  стала его целовать.  Саша улыбался, но было заметно, что особого восторга от этих «телячьих» нежностей он не испытывал. Скорее, был растерян. Его давно так не лобызали.  Софа была хорошо одета, ухожена. От нее пахло дорогими духами, скорее всего, французскими. Об  ее искусстве экономить было известно. Путь к осуществлению той или иной мечты  у нее один был: складывать копеечку к копеечке, обделяя себя если не во всем, то во многом.  О себе Софа рассказывала мало. В основном,  о Москве. Какой это огромный, красивый и дорогой город.  Пригласила в гости. Жила она в общежитии медработников.   Увидев сервированный стол, Софа замерла,  прикрыв от удивления губы рукой, затем  бросилась к сумкам и пакетам с подарками и угощеньями, доставая московские сладости с коньяком. Из подарков —  красочные сувениры и безделушки, грампластинки, буклеты и наборы открыток о Москве. Приезд отмечали до двух ночи. Застолье Софа умела поддержать: поднимала тосты,  но не увлекалась —  выпивала аккуратно, можно сказать, красиво. Много рассказывала о концертах звезд зарубежной эстрады, о том,  как прорывалась сначала на сцену,  затем за кулисы, чтобы вручить испанскому эстрадному певцу Рафаэлю букет роз и попросить автограф. Как всегда, ей это удалось. Рассказывала о новых знакомствах, о встречах с известными людьми. В своей  больнице Софа познакомилась с молодым  человеком, учеником  знаменитой Стрельниковой, создавшей в Москве школу дыхательной гимнастики. Александра Николаевна работала  с актерами в театре на улице Малой Бронной. У нее брали уроки дыхательной гимнастики Клавдия Шульженко, Алла Пугачева, София Ротару, Эдита Пьеха. Валентина Толкунова. «Как я поняла, Михаил не промах, — делилась впечатлениями Софа. —  У него столько влиятельных знакомых.  Он столько знает! Но и это еще не все. Оказывается, родом  он с Кубани. У него пятеро братьев и сестер. И всех, вместе с матерью, он перетащил в Подмосковье».

У него был один очень важный для него принцип:  все его новые знакомые должны были непременно пройти у него сеанс дыхательной гимнастики. Должен же он на ком-то набивать руку?!  Софа не стала исключением.

Жил он в пригороде Москвы  — в Химках —  под крышей четырехэтажного жилого дома. Чердак был оборудован под  две  квартиры – однокомнатную и двухкомнатную. Ему выделили служебное жилье, как дворнику. Улицы он не мел, двор тоже. Он только получал зарплату и отдавал  ее женщине, которая работала  вместо него. Миша окончил институт культуры,  ГИТИС и медицинское училище при 1-м Московском мединституте.  Училище ему было необходимо, как воздух. Он хоть и был учеником, а затем и ассистентом Стрельниковой,  но не получив хотя бы начального медицинского образования, он не имел морального права  нее только практиковать  но и пропагандировать дыхательную  гимнастику. Своими упражнениями Миша мучил бедную Софу минут сорок. Отстукивая палочкой по деревянной поверхности, он считал сначала до восьми, затем до 16, потом до 24 и так далее. Нужно было вдыхать и выдыхать через нос, задерживать дыхание. Ассистент Стрельниковой уверял, что ее знаменитая  дыхательная гимнастика излечивает от заикания, укрепляет сердечные мышцы  и легкие, избавляет от астмы. Софа никакими заболеваниями не страдала, но все упражнения выполнила добросовестно.  Миша назвал ее способной пациенткой и угостил  болгарским марочным вином. Его пациентами были работники Министерств и ведомств, которых он лечил у них на дому, или на даче. С самой Стрельниковой Софе  познакомиться не довелось, но она видела ее вместе с Михаилом в театре на Малой Бронной. Высокая, стройная, белокурая женщина преклонных лет с тонкими чертами лица. Миша тоже высокий, вальяжный, с крупными чертами  далеко не интеллигентного лица. Хохотун  с большим чувством юмора.

Перед десертом Софа дала небольшой концерт: попурри из популярных зарубежных песен. Спела  на французском, чешском и испанском языках. Спать гостья улеглась вместе с Сашей. С полчаса она о чем-то захлебываясь тараторила, потом перешла на шепот. Как будто за ними кто-то следил. Девушка, которая вожделела к подуставшему хозяину не один год, истязала его, как могла.  Он сказал ей что-то обидное и отвернулся. Она засыпала его упреками. Кончилось все тем, что они разругались, разобидевшись друг на друга. Софа устроила истерику, что было в ее характере.   Не переставая рыдать,  она выбежала в прихожую и стала кричать, проклиная Краснодар вместе с хозяином этой чертовой квартиры. Кричала так, как будто ее пытались изнасиловать. Несостоявшийся жених выставил ее за дверь в четыре  часа ночи с измазанным тушью лицом. Но на этом столичная штучка не успокоилась. Битый час  Софа  беспрестанно звонила и стучала в дверь, посылая бранные слова. Он отнесся к ночному концерту  с пониманием:  «Не оправдал он ее надежд и ожиданий. Не получилось!» Твердый, как кремень хозяин сварил кофе, похмелился коньяком, выпив за уход московской подруги,  и пошел спать. С тех пор Софа в его жизни не появлялась. Не было от нее ни писем, ни телеграмм.  По складу готовой продукции ходили слухи, будто у Софы неравный брак. Другие утверждали, что никакого брака нет и в помине, что мужчин  она меняет, как перчатки. У третьих фантазия  пошла еще дальше:  Софа пустила жизнь на самотек – спилась и стала чуть ли не  бомжем. «Далась ей эта Москва.  Собственное жилье она и здесь получила бы, как круглая сирота».  Вместе с ней работала контролером ОТК и жила в одной комнате Светлана Ракитова. На комбинат пришла 17-летней девчонкой. Днем производство, вечером техникум легкой промышленности.   На родном комбинате нашла свою половинку, помощника мастера Пашу. Родили двух сыновей, получили трехкомнатную квартиру. Сейчас троих  внуков нянчат. О ней даже многотиражная газета «Текстильщик»  рассказывала в очерке  «Дочь комбината». Без Москвы обошлась. Софа тоже считалась дочерью комбината: ни роду, ни племени. Неуравновешенной дочерью – взбалмошной и истеричной.

Интересно, какой была бы  их встреча с Софой, если б  довелось увидеться? Он даже представить не может ее сегодня.  Она – можно сказать, коренная москвичка, солидная, интеллигентная дама, он – все тот же провинциал, к тому же почти что немощный человек с серьезным заболеванием. Единственное, в чем он не чувствует себя человеком обделенным, так это в том, что у него приличная по сравнению с большинством пенсионеров, пенсия.  Если бы не пенсия по инвалидности с федеральными и прочими надбавками, куковал бы он сегодня с тремя-  четырьмя тысячами.   Плюс две тысячи, которые ежемесячно выделяет ему племянник, наследник его квартиры. Хватает ему этих денег или нет – это другой вопрос. Каждый сегодня довольствуется тем, что у него есть. Кто-то нищенствует, кто-то имеет средний достаток, кто-то жирует. Последним  —  он не завидует. Ведь за все в этой жизни нужно не только платить, но и расплачиваться. Особенно за дурные деньги, добытые неправедным путем. Он благодарен судьбе и Богу за то, что не  родился человеком завистливым. Лично для него – это самый  страшный порок.  Зависть толкает человека на самые непредсказуемые поступки.  Так что, чувство зависти ему неведомо.

Смог бы он жить в  первопрестольной, или не смог? Трудно сказать. Если бы, как Софа, с молодых лет обрубил здесь все концы и рванул в столицу, глядишь,  и смог бы. Хотя, вряд ли. По натуре он домосед, быстро привязывается к насиженному месту, с которого  никто не в силах его сдвинуть.  Чтобы уехать из здешних, во всех отношениях благодатных,  мест, нужно быть в душе неисправимым авантюристом.  Софе проще было это сделать. Одна одинешенька во всем свете, она могла  жить, где ей заблагорассудится. Что она и сделала. Лично для него Москва – это другая планета, другой мир. Не столько огромный мегаполис, сколько огромная, неуправляемая  клоака, где правят деньги,  и только деньги. Только Москва могла опозориться на весь мир со своим «Черкизоном». Он вспомнил все ту же Софу, любительницу ходить по рынкам и базарам в поисках дешевого, привлекательного на вид, барахла.  Небось, протоптала на  «Черкизовский»  рынок не то,  что тропинку —  целую дорогу.

Азиаты заполонили  не только столичные, но и региональные рынки, завалив их товарами широкого потребления.  Отметились они и в его городе. На  Вишняковском  рынке  китайские торгаши занимают половину главной барахолки Кубани. В выходные и праздники сюда едут покупатели со всех городов и весей с единственной целью: купить, как можно больше,  и как можно дешевле. Глаза разбегаются: чего тут только нет! Не успеешь подойти  к бесконечным  торговым рядам с китайским товаром, а тебя уже встречает родной, ни с чем несравнимый,  запах дешевого тряпья. Кишащий, как килька в бочке народ, напрочь забывает и о собственном здоровье, и о том, что скупой платит дважды. Особенно сельчане.

Московский Черкизовский  рынок –  настоящий образчик алчности  и нечистоплотности всех, кто  долгое время кормился  с этого  пристанища  своих и пришлых торгашей.  Свалка товаров так называемого широкого потребления.

Будь его воля, собрал бы  весь этот хлам в большущую кучу,  посадил сверху мэра Лужкова,  миллиардера Исмаилова,  а вместе с ними все коррумпированные службы рынка и   московской городской администрации.     Прежде, чем распрощаться с Исмаиловым и его  позолоченным отелем, не мешало бы нашим спецслужбам притащить его в столицу  на его детище  и заставить самолично, вместе со всеми прихлебателями,  навести порядок на этой узаконенной свалке.  Вылизать все и везде, даже там, где не лижется, встать на колени и просить прощения не только у Господа Бога и Аллаха, но и у  общественности за то, что так низко пали, превратив рынок в  настоящую  клоаку. Но самое лучшее, как  ему кажется, всю эту помойку перевести в  новоиспеченный турецкий Отель. На худой конец, вывалить   все это  низкопробное  добро прямо на площади перед гостиницей: пусть себе освежается и проветривается среди цветных фонтанов.  И чтобы кучу эту высоченную охранял ни кто иной, как господин Лужков вместе с главным санитарным врачом столицы.

Москва в лице центральных каналов телевидения  не только самый главный, самый мощный проводник в массы  передовых идей во всех сферах нашей жизни, но и главный рассадник негативного, как говорится,  на потребу дня.  С дюжиной  откровенно пошлых, вредных, не выдерживающих критики,   программ и  проектов.  И хотя телевизор в его бесконечно одинокой, однообразной жизни единственный друг и товарищ,  он  его почти не смотрит. Передачи политической, социальной, правовой направленности, которых  с каждым  разом становится все больше, ему уже ни к чему. Тем «на злобу дня»  в его жизни было  предостаточно. Сериалов, замешанных на быте с криминалом сегодня не счесть. Если все смотреть – суток не хватит.  Но не в этом беда. Было бы что смотреть. Они, как  клоны, похожи друг на друга. Такое впечатление, что все они снимались по романам одного и того же автора. Передачи криминального толка, на военную тему, репортажи с  места боевых  действий его мозг вместе с сознанием категорически отторгают, ибо вся эта телевизионная мешанина может спровоцировать у него очередной приступ инсульта. Программы «Жди меня», «Суд идет», «Федеральный судья», «Судите сами», «Имя Россия»,  «Оборотни в погонах» и  многое- многое другое сегодня   не для него. Откровенно раздражают передачи «желтого» толка — «Пусть говорят». «Ты не поверишь», программа «Максимум», «К барьеру!», «Русские сенсации»…

Подглядывание в замочную скважину вызывает у него омерзение. Поколение, жившее в эпоху так называемого развитого социализма,  этим не удивишь «Пусть говорят» вместе с ведущим Малаховым больше напоминает незаконно узаконенные бабьи пересуды. На первом канале не только коллективно перемывают косточки героям передачи, но и сводят и разводят,  защищают и обличают, считай, обвиняют, мирят. Авторы и руководители данного проекта, пользуясь необразованностью и правовой безграмотностью большинства россиян,  не только выезжают на их житейских проблемах – они буквально купаются, да что там, упиваются,  «бытовухой», выступая в неблагодарной роли обвинителя и защитника.   Ей богу, противно смотреть, как публично женят и разводят Жигунова и Заворотнюк, как без зазрения совести и чувства меры лезут в личную жизнь Шуры (Медведева) и Пенкина, Моисеева и Баскова, Пугачевой и Галкина. Очевидно, это своего рода плата за  пиар, за участие в главном шоу-бизнесе страны,  за формат, в конце концов. Центральные телеканалы откровенно куражатся над десятками,  сотнями восходящих звезд и звезд угасающих, не думая о последствиях. Главное – формат, а там – будь что будет! Он с удовольствием, причем, несколько раз, смотрел телесериал.   «Не родись красивой», «Дом-2». Последний не так давно закрыли. Было много шума из-за этого молодежного проекта. Чего возмущаться? Несколько лет в передаче снималась наша, сегодняшняя молодежь, из народа. Ему интересно было наблюдать, пусть в условно обозначенных обстоятельствах, за жизнью и поведением  современных юношей и девушек. Особенно, из глубинки.  «»Дом-1», Дом-2» выступали в роли свахи, которые сводили и разводили героев передачи.  В таком случае, передача «Давай поженимся?» на 1-м канале самая настоящая сваха для разных  возрастов и категорий людей. Помимо «Дома-2» у нас существует еще и комитет по делам молодежи. Так что,  пищи для размышлений ему более чем достаточно. Получается, молодежный комитет живет своей жизнью, политизированной, напичканной популистскими лозунгами и призывами, а сама молодежь, большую часть которой интересуют деньги и брак по расчету – своей.  «Дом – 2»  — срез нынешнего молодого поколения. Плохой срез,  или хороший, удачный, или не очень —  другой вопрос. Как и в любой молодежной передаче, равно как и молодежной среде, в «Доме-2» было достаточно  интересных, остроумных, веселых  и не очень моментов. Прежде, чем закрывать ту или иную передачу, нужно смотреть на ее рейтинг, на отклики  зрителей. Это будет демократично.  В таком случае, не мешало бы закрыть несколько теле проектов на «НТВ», у которого тоже своя фишка, рассчитанная на массового обывателя. Насобирают,   так  называемые  независимые передачи,   сплетен со всех отечественных таблоидов, и выдают  всю эту грязь  «на гора». А потом по судам таскаются, доказывая, что средства массовой информации у нас давно уже независимые,  и что Закон о печати дает им  право в грязном белье своих героев копаться. Цензуры на них  не хватает. Одного лишили работы, второго, третьего и все стало бы на свои места. В рамках дозволенного, конечно. Это относится и к отечественному шоу-бизнесу. В музыкальных программах ведущих телеканалов – засилье одних и тех же, не первой молодости, изрядно поднадоевших исполнителей с потрепанными голосами и лицами.  Но это еще полбеды. Изумляет навязанный многомиллионному телезрителю так называемый формат, который для многих некогда популярных, широко известных исполнителей давно уже превратился в не формат, ведущий кумиров нескольких поколения любителей эстрадной музыки к забвению. Это Эдуард Хиль, Алла Йошпе и Стахан Рахимов, Як Йоала, Вадим Мулерман, Татьяна Анциферова, Ирина Понаровская. И только в последнее время пресловутый «не формат» стал отходить на второй план. Благодаря нескольким новым, весьма удачным проектам, таким, как «Достояние республики», «Лучшие годы нашей жизни», «Суперстар».

Во времена его молодости были в моде  такие музыкальные жанры, как поп-музыка  и диско. По натуре он не меломан, на музполянах в поисках дефицитных  грампластинок не пропадал. Тем не менее, в его домашней фонотеке было почти все, что пользовалось в то время большим спросом.  Кто не любит хорошую музыку, красивое  сольное пение?  То, которое называют искусством исполнительского мастерства. Если говорить об отечественной     эстраде, то в последние 15-20 лет, слушая доморощенную попсу и прочие отходы эстрадного производства,  он невольно трясется  в нервном экстазе, потому как от настоящей, большой эстрады остались рожки да ножки.  На гребне волны оказалась откровенная безвкусица с элементами бескультурья и вульгарности.  Обрыдли все эти бабочки- однодневки, певческое «искусство»  которых слова доброго не стоит. Больше всего среди всей этой сценической возни его раздражает поголовное обезьянничание,  с утомительными  подтанцовками, имитирующими непонятно что.  Как будто от телодвижений  полуобнаженных  танцовщиц и танцовщиков у солиста тут же повысится качество пения,  и на  наших глазах  серенький голосишко вырастет до размеров эстрадной «звезды».

До тошноты примелькались эстрадные скоморохи с лицедеями, оккупировавшие подмостки российской эстрады – Басковы и Буйновы,  Апины и  Овсиенко, Аллегровы и Бабкины,  Варумы  и Агутины,    Вайкуле и Ветлицкие,  Добрынины и Газмановы,   и еще куча около вокального хлама, напрочь отбивающего чувство музыкального вкуса и эстетического наслаждения.

Среднее и более старшее поколение любителей эстрадной музыки воспитано на творчестве  даровитых исполнителей, таких как М.Магомаев, В.Ободзинский, К. Шульженко, А.Ведищева Л. Мондрус, С. Захаров, Р.Ибрагимов, С.Ротару, А. Пугачева, Р.Рымбаева, В.Мулерман,  Ж.Татлян, Э.Горовец, П. Бюль-Бюль оглы…

Тогда не было печальной клоунады, не трясли на сцене ляжками.  Настоящие голоса, стиль  и манера исполнения не нуждались в побочных, вспомогательных атрибутах, заменяющих и скрашивающих сценическую беспомощность исполнителей.

Помните песенку «Куда уехал цирк?» в исполнении В.Леонтьева? Действительно, куда?! Клоуны-то остались! Хотя, куда им всем до клоунов?! Так, ряженые.  И  как апофеоз любительского  лицедейства безголосый Боря Моисеев. Вот уж воистину: талантам надо помогать, бездарности пробьются сами. Как пробились «Блестящие», с «Иванушками», «Руки с ногами», «Любэ! «Чаи на двоих», «Сливки»  и  прочий музширпотреб.

Где  вы, Н.Брегвадзе, Г. Чохели, Т.Миансарова, Э.Пьеха Р.Рымбаева,  и еще целое созвездие настоящих российских «звезд», которые до сих пор горят и сияют в нашей благодарной памяти поколения 60-80-х?

Из пенсии  он добросовестно, из года в год,  выделяет средства на содержание дворовых  кошек, которых кормит дважды в день. Первое время они приходили к нему домой, как в общественную столовую. Сядут у порога и ждут приглашения. Поедят и уходят. Иногда, по настроению, он оставляет их переночевать. Особенно в непогоду. Хотя,  они могут спокойно укрыться в заброшенных сараях рядом с пятиэтажкой. Весь подъезд ворчит, а порой,  негодует на то,  что он носится с кошачьим племенем, как с писаной торбой. Глупые люди! Многие из них прожили жизнь, но так и не поняли, что заботиться о братьях наших меньших – это наш долг. Долг разумных людей  по отношению  к неразумным существам. Беспомощным и беззащитным. Сегодня для него это самая больная тема. Она — как незаживающая рана. Уличных котят, которых он вместе с их кошками сумел и успел поднять на ноги, он  пристроил в хорошие руки: кого на дачу,  кого в частное подворье.

Самый умный  и самый хитрый из всех здешних  бездомных  животных –  это Рыжик. Молодой котик  оранжевого окраса с едва заметными светло-коричневыми полосками. Кто-кто, а этот не пропадет. С утра до самого вечера он ходит по подъездам и сидит у дверей. Многие жильцы его кормят, как своего собственного кота. Он ласковый, но пугливый. И боится он не столько собак, сколько людей, которым он не сделал ровным счетом ничего дурного. Его вина и его беда в том, что уродился всего лишь котом, не имеющим ни хозяев, ни постоянного жилья. «Какая с них польза, с этих котов?!» — возмущаются жильцы, не способные любить животных, а если и не любить, то хотя бы сострадать им. «Все могу понять, — отвечает им Саша. —  Не понимаю одного:    какой пользы вы от них ждете? «Это ты как говоришь, потому что у тебя нет внуков. Один, как перст. Вот и носишься с этими пакостниками». «А какой прок с вашего внука?- спрашивает он у  Анастасии Ивановны из соседнего подъезда. «Он еще подросток». «Да, но какой! Жестокий, ненавистный, маленький эгоист, которым никто из вас не занимается. Ладно бы эгоист, все дети эгоисты, он у вас  еще и садист. Я  долго молчал, но коль затронули эту тему, давайте ее закончим». И рассказал о том, что творит ее единственный внучок за порогом квартиры.  Не так давно он до смерти замучил двухмесячного котенка, которого дети нашли в палисаднике за домом. Они  и рассказали, чьих это рук дело. Саша кормил маленького, пушистого игруна, но не уберег. Чуть позже  с  балкона третьего этажа он видел, как  двадцатилетний верзила с первого подъезда целился из воздушки в бездомного пса Бельчика. Охота закончилась тем, что  горе — охотник выбил беззащитному животному глаз. И это не единственный случай жестокого отношения молодых людей, от подростков до совершеннолетних,  к животным, которые ничего от них не требуют и никак не влияют на их жизнь. Будь его воля, он безо всякой жалости отрубал бы руки тем, кто издевается над беззащитными существами,  как это делают в некоторых странах за воровство.   Несовершеннолетних уродцев развелось нынче, как паразитов, бороться с которыми бесполезно и небезопасно. А ведь все идет от семьи. О чем говорят дома взрослые, каковы их суждения о людях и о животных, чему они учат (и учат ли вообще) своих отпрысков. Что говорить о несчастных животных, если в соседнем доме два брата убили собственного отца с единственной целью: чтобы двухкомнатная квартира досталась младшему из них. Отец, правда, выпивал, но ведь это не повод для убийства родного человека.

Доля вины лежит не только на родителях и на обществе в целом, но и на средствах массовой информации – на телевидении, на некоторых изданиях, особенно газетах и журналах «желтого» толка. В погоне за «жареным», они не гнушаются ничем. С некоторых пор у него отвращение ко многим телеканалам с их «кричащими» проектами, в которых сплошная говорильня, заумь и не более. В связи с так называемой гласностью, пресловутой свободой слова  отечественное телевещание наносит обществу и государству непоправимый вред. Все эти ток-шоу, вульгарные и безвкусные, молодежные проекты,  слюнявые сериалы только отнимают у обывателей время и высасывают нездоровые эмоции. Он давно не смотрит передачи политической направленности, криминального толка, бесчисленное количество программ, копающихся в грязном белье тех, кто на виду,  или на слуху. И не потому, что лишний раз  не хочет расстраиваться по любому поводу, а оттого, что все это давно обрыдло и примелькалось. Как говорится, ни уму, ни сердцу. Зато всю эту бредятину смотрит молодежь. Она как губка впитывает в себя весь негатив, поразивший общество, и подобно раковой опухоли все глубже и глубже пускает свои губительные метастазы в тело нации. Легко судить о чужих детях, подумаете вы. Заимей своих, вырасти их, а потом умничай. Так – то оно так. Только вот, насмотревшись на чужих, своих уже не захочешь. Вырастить достойных детей – это гражданский подвиг.  Вырастить подонков — преступление. Ему судьба не даровала ни того, ни другого. Может, оно и к лучшему.  Умирать будет спокойнее.

Он рад, что племянник его  Владик – самостоятельный, порядочный, а главное – ответственный молодой человек. Хороший семьянин, Любящий отец. А главное –  человек трудолюбивый и  целеустремленный.  Он знает, чего  хочет он в этой жизни. Несмотря на молодость, Владик уже успел объездить полмира. Несколько лет он ходил в загранплавание на рыболовецких судах. Считай, два зайца убил: заработал и увидел свет. Когда еще доведется?! Особенно сегодня, в век финансовой вакханалии. Вадик напоминает ему брата Женю. Такой же непоседливый, деловой, практичный. Мужчина, одним словом. Жаль, что так трагически сложилась судьба его младшего брата Артема,  пережившего  отца на 10 месяцев. Он ушел из жизни в 23-х летнем возрасте. Не повезло парню. Говорят, отец забрал любимого сына с собой. Кто знает? Законы потусторонней жизни нам неведомы. Отец умер от неизлечимой болезни,  а сын погиб в автокатастрофе. Клара на нервной почве потеряла все  зубы. До сих пор непонятно, за что ей, без преувеличения, идеальной во всех отношениях жене и матери такое наказание? А, может, испытание. Испытание на что?  Клара великая труженица.  Настоящий профессионал.  Заместитель директора аудиторско-калсантингового Центра с аудиторскими проверками объездила весь бывший Советский Союз, а теперь уже и Россию. Они словно соревновались с Владиком: кто больше увидит, кто больше узнает. Трудно сказать, кто выиграл в этом негласном соревновании. Каждый остался в выигрыше. Она – как специалист в аудиторском деле, он – как моряк рыболовецкого флота. В загранплавание он ходил с 1995 по 2001 годы. Был в Америке, Италии, Португалии, Англии. Заочно получил высшее образование в …

Владик добродушен, улыбчив. Вместе с матерью и бабушкой он достойно пережил семейное горе и полностью окунулся в семейные хлопоты и работу. Из родственников по линии мужа  Клара общается только с Сашей. Когда вместе с Женей она приехала из Казани на Кубань, некоторое время они ютились вместе с ним в его  однокомнатной квартире. В то время Саша был самодостаточный,  обеспеченный, гордый, независимый и очень заносчивый. Человек с апломбом. О таких говорят: «Ни на какой козе не подъедешь». Не без странностей, конечно. Со своими  маленькими  причудами и   утехами, касающимися только его. В большом городе он имел все, что мог: собственное жилье, стабильный заработок, определенный круг общения. Среди его постоянных гостей были:   семейная пара Горенковых,  Алик – адыгеец, студент режиссерского факультета института культуры, Виталий Бляхер – учитель географии, подрабатывающий в летнем кафе посудомойкой, Витя – студент – заочник факультета иностранных языков местного университета, Витал сосед, Валерка распорядитель танцевальных вечеров во Дворце  культуры комбината.  Все они приходили к нему: кто с женой, кто с подругой, а кто сам по себе.  Самая колоритная фигура среди всех – Бляхер. Еврей чистых кровей любил изрядно выпить, сытно покушать, сыграть в покер. Самым радостным и желанным для него было угощение на халяву. Сбежав от скромного домашнего рациона, он, что называется,  от пуза  наедался в гостях. Его любимое занятие за столом – это вылизывание сковороды, в которой  жарилось мясо. Эта его  слабость невольно вызывало  улыбку, но он  не обращал на это внимания. Бляхер делал свое дело по известному принципу: Васька слушает, да ест. Поговаривали, будто он связан с гэбэшниками.  Кого уж он там закладывал – история умалчивает. Любил тасоваться в филармонии, откуда, скорее всего, и черпал необходимую информацию. В то время в главном концертном зале города часто выступали «звезды» зарубежной эстрады, которые имели сношения с директором концертного зала и  с администратором. Видимо, эти связи и отслеживал Бляхер. Кто с кем выпил, кто с кем переспал, кто что сказал. Какие уж там собственные грехи прикрывал хитроумный, осторожный учитель – сексот (секретный сотрудник) – тоже никто не знал. Разве что догадывались, не более.

Жил Виталий с родителями. Людьми известными и весьма уважаемыми. Отец его – бывший ответственный работник органов исполнительной власти, мать – заслуженный учитель РСФСР. Виталий пошел по ее стопам. Благодаря связям с КГБ, ему удалось навестить двоюродную сестру в Соединенных Штатах Америки и  целых две недели наслаждаться свободой  по-американски.  Постоянных друзей у него не было. Человек он был ненадежный,  безудержно болтливый и жадный. Качества эти не очень – то приветствовались его  сверстниками. С ним можно было поговорить обо всем и ни о чем. Это изрядно утомляло. В карты Виталий играл хорошо, редко проигрывал, удачно просчитывая все  свои ходы и запоминая чужие.

Как-то позвал он Стазаева в гости, познакомил с родителями. Те пригласили за стол. Подавали жареную курицу.

— Саша, что вы любите из куриного мяса? – учтиво поинтересовалась хозяйка.

—   Гузку, — не скрывая собственных вкусов,  ответил гость.

На маленькой тарелочке ему был подан этот своего рода куриный деликатес. Под мясо – полрюмочки домашнего вина. Он до сих пор вспоминает тот обед. Бляхеры – старшие прожили долгую жизнь. Виталий рассказывал, что до последнего дня они экономили буквально на всем: даже на лекарствах. Жаловался,  что всю  жизнь жил впроголодь.

Много позже Бляхера постигла житейская неудача, равноценная катастрофе. Перед поездкой  в Америку он  временно сдал квартиру в самом центре города знакомому ярмянину, связанному с бизнесом. Как оказалось, больше с криминалом, нежели с бизнесом. Когда Виталий возвратился из странствий       дальних, его поставили перед фактом: или ты продаешь квартиру, или тебя грохнут. Проще говоря, приперли к стенке. Вытащили на свет божий досье на него, видимо, не без участия КГБ, и дали срок: убраться с собственной квартиры ровно через месяц. Ни днем  позже.  Сунули незначительную сумму, на которую  в краевом центре не то,  что квартиру, сараюшку не купишь,  и пожелали счастья в личной жизни. Так и сказали: «Желаем счастья в личной жизни». Виталий думал, что  его разобьет паралич. Погоревал он, посетовал, посоветовался со старыми знакомыми и решился на единственный в его положении выход: распрощаться с Краснодаром, в котором прожил  всю свою жизнь, купить домик где-нибудь на периферии и начать все с чистого листа. С давним приятелем, который не прочь лишний раз заглянуть в рюмку, отправился  в небольшой поселок  нефтяников, приютившийся  у подножия Большого Кавказа. Пока подыскивал подходящее жилье, временно жил с приятелем у  его бабки.  Тот пьянствовал, продавал приворованное, а  Виталий, географ по образованию,  заработал  на хлеб в школе.  Когда ушел на заслуженный отдых, стал промышлять лечебными травами: собирал полезные растения, сушил их и сдавал на заготовительные пункты, в  аптеки или продавал в районном центре. Тем и жил, и сейчас живет. К  своему давнему приятелю Стазаеву он не приезжает, не пишет и не звонит. Видимо, вычеркнул Краснодар из своей жизни вместе со  всеми знакомыми.

Что касается Алика-адыгейца, то он полная противоположность Бляхеру. Учтивый молодой человек, деликатный, культурный в обращении. Значит, чему-то учат  в институте культуры. С визитами не надоедал и бывал у него в гостях крайне редко. Вечерами подрабатывал в филармонии. В качестве кого,  Саша так и не понял. Как-то раз  привел к нему в гости старшего брата- уголовника со стажем. Был он весь в наколках,  держался непринужденно, как будто бывал здесь не один раз. Внешне он больше походил на русского:  светловолосый, общительный мужчина, с юморком. Особенно любил потравить анекдоты, которых у него в памяти, по всей видимости,  вагон и маленькая тележка.  В местах, не столь отдаленных больше ничего и не остается, как гонять анекдоты от барака к бараку.

…Зона. Барак. Поздняя ночь. Сидят воры в законе, чаевничают. Разложили сало, картошку, хлеб. Чифирь заварили. Только собрались поужинать, как вдруг здоровенная крыса —  шасть из-под лавки. Кусок сала в зубы и бежать. Один из воров, тот, что  помоложе,  стащил с себя тяжелый башмак и запустил в нахалку. Да так удачно, что та и пискнуть не успела.
Переглянулись братья по воровскому ремеслу в недоумении, а самый старший из них и говорит:
— Что ж ты, волк, делаешь?!
— А что, я ничего! Она же  у нас в наглую украла, под самым носом. Вот и получила.
— Ты пораскинь мозгой! Она сидит с нами? Сидит. Она украла? Украла. Мы тоже воруем. Она по нашим законам живет? По нашим. В общем, так, козел: если к завтрашнему утру не придумаешь отмазку, считай, что ты покойник.
Промучился нечаянный убийца в раздумье всю ночь, глаз не сомкнул. Утром выстроили на плацу зону. Воры в законе с другими авторитетами за судейские столы уселись.
— Ну, что? – спрашивает главный. – Отмазку придумал?
— Придумал. Хотя чего тут думать?!
— Слушаем.
— Она по нашим законам жила? По нашим. Она сидела с нами? Сидела. Она воровала с нами? Воровала. Так что ей, суке, западло было похавать вместе с нами за одним столом?!

Молодые супруги Горенковы жили в соседнем доме вместе с родителями.  Саня шил на дому мужскую одежду, Надя работала со Стазаевым  на комбинате. Молодежь заказывала  Горенкову   брюки и  пиджаки.  Позже   он устроился мастером  по пошиву мужской одежды в ателье «Элегант»,  что неподалеку от дома. Саня любил сыграть в покер, послушать современную музыку.  По каким-то естественным законам природы   молодые супруги не могли иметь детей. Надя пробовала лечиться, до последнего не теряла надежды родить ребеночка, но врачи посоветовали ей не терять ни времени, ни  средства. Им ничего не оставалось,  как жить для себя и своих близких. Когда швейное ремесло перестало приносить доход, Саня ушел в таксисты. После смерти Надиной мамы,  они продали трехкомнатную квартиру и купили себе другое жилье. Отец ее пожелал жить отдельно.

В редких случаях они перезваниваются с  бывшим соседом. Когда  Саша стал инвалидом,  один раз навестили его.  Вспоминали былое, общих знакомых. Приглашали в гости, хотя заведомо знали, что он не приедет. Не те нынче времена. Да, и отвык он от визитов в гости. Раньше были хоть какие – то темы для беседы, а теперь, выходит, и говорить не о чем. А переливать из пустого  в порожнее – дело бесполезное.

________________________________________

Валерий Кузнецов

Продолжение в следующем выпуске…