Из всех моих работ самая памятная для меня — «Натюрморт с самоваром», написанный в 1997 году. Стоит попасться его изображению мне на глаза и вспоминается далёкое и счастливое время — студенческие годы.

О. Долгая. Натюрморт с самоваром. Х/М. 1997 г.

Тогда я училась в Москве, в РАЖВиЗ. Конец второго курса, закончилась летняя практика. Я не спешила ехать домой, потому что затеяла писать большой натюрморт. Наверное, первый такой сложности и такого размера, всё делалось методом проб и ошибок, но это в конечном итоге дало мне бесценный опыт и наработки, которыми я пользуюсь и по сей день.

Насчёт тематики никаких сомнений не было. Что может позволить себе студент, живущий в общежитии на стипендию? Конечно, только посуда. Естественно, чужая. Несколько хороших знакомых поделились со мной сокровищами своих сервантов. Посуда была в основном советского периода, такая сборная солянка, но для меня это была настоящая роскошь. Посуда не новая, но у каждой вещи своя история, может быть тайна, что ни говори, а когда предмет помнит прикосновение человеческих рук — это ощущается. Есть какая-то неуловимая разница между старыми и новыми вещами, даже если внешне они не отличаются.

Натюрморт пришлось ставить на большом щите, поставленном на книги невысоко от пола. Стол в комнате был, но он был не мой, за ним занималась моя соседка по комнате, учившаяся на архитектурном. Да он и не годился для моей затеи. Мне хотелось написать предметы немного сверху. Глядя на сокровища, обладательницей которых я стала, я поняла, что натюрморт должен быть белоснежным. Тем более, что у меня была с собой белая, кружевная скатерть, которую моя прабабушка связала своими руками. Чтобы подчеркнуть белизну предметов я решила сделать тёмный, сине-зеленый фон из бархатной ткани, что принесла мне моя сокурсница Аня Прокофьева. Кстати, большая часть предметов натюрморта была тоже её. Впоследствии она ко мне присоединилась и иногда приезжала пописать этот натюрморт, расположившись у окна. Время летело, нам было весело и интересно, за окном чудесная погода, а впереди ещё два месяца каникул.

В процессе постановки возникла одна проблема — комнатка в общежитии была маленькая и развернуться было негде, но мой муж помог мне выйти из положения – он сделал самодельную кровать, один конец которой лежал на шкафу у двери, а другой покоился на длинных опорах. Под ней теперь можно было свободно ходить. (Это сооружение потом сыграло со мной злую шутку). Я приступила к работе.

Сначала я писала подальше от натюрморта, практически без отхода — печальный результат не заставил себя ждать. Как-то отнеся работу в другую комнату, куда не проникал прямой солнечный свет, я обомлела, работа была синюшная, просто ужас. Я не учла свою шкаф-кровать, отбрасывавшие на холст очень тёплые рефлексы, которые так обманули меня. Погоревав немного (работа была почти написана), я решила кардинально исправить положение. Завесила «холодной» драпировкой злополучную конструкцию и поставила холст рядом с реальным натюрмортом. Теперь освещение было правильное, тёплых рефлексов не стало и увидев, насколько цвет на холсте не соответствует действительности я не знала за что хвататься. Хоть смывай и пиши заново.

Начало работы над натюрмортом

—

Фотография натурной постановки картины

После некоторых раздумий я пришла к единственному правильному в данной ситуации решению — писать колерами – способом, который родился у меня в процессе написания никак не получавшейся чашки. Вот, как трудное место в натюрморте может натолкнуть на верный ход. Я так разозлилась, что стала замешанный цвет брать на мастихин и подносить к предмету и уточняла его до тех пор, пока мастихин с краской не сливался с его поверхностью. Так я находила колера для каждой части предмета. У меня скопилось много баночек от фотоплёнки, вот теперь они мне пригодились. Чтобы переломить жуткую синеву натюрморта, я подбирала предметный цвет игнорируя световоздушную среду. Правила можно нарушать и даже нужно, особенно в азартном состоянии. Вот так появились баночки с надписями «чайник свет», «блюдце тень» и т.д. Потом я узнала, что сам Рембрандт не чурался колеров в баночках. Всё придумано до нас.

Конечно, это совсем не значит, что обязательно нужно писать колерами и брать предметный цвет «в лоб». Но мне это очень помогло исправить работу и не только исправить, а вообще взять как можно точнее свет и цвет.

В ходе работы приходилось делать поправки и изменения, потому что, сразу поставить натюрморт «как следует» мне не удалось. В процессе стало казаться, что в натюрморте как-то пустовато. Интуитивно выстраивалась всё время усложняющаяся композиция. Бывает, что начав работу, прозреваешь только потом, видишь её по-другому, (входишь в тот мир) и после этого довольно быстро находится решение (всё недостающее и всё лишнее). Так, я всё добавляла и добавляла персонажей, пока гармония, в моём понимании, не восторжествовала.

Один из таких примеров: чувствовалось, что не хватает цветового акцента слева и мне пришла мысль изменить цвет кружки, что я и сделала. То есть расписала ее по-своему. Рядом с солонкой в виде человечка, держащего чашу, я просто кинула две заколки золотистую и серебристую — для пятна, не заботясь, что на картине будет совершенно не понятно, что это такое. Раз не хватает пятна, значит его нужно сделать, а логику лучше отключить.

Белая салфетка на переднем плане получалась «пластилиновой», замучившись, я оставила её на день сохнуть и потом, когда краска чуть-чуть схватилась, сняла её мастихином, чтобы переписать это место заново и вдруг увидела, что под снятой краской на холсте отпечаталась материальная, мягкая в касаниях ткань, мне осталось лишь немного довести её в некоторых местах. Так мне открылся ещё один секрет.

Чтобы больше не промахиваться по цвету я ходила к холсту, чтобы положить мазок и тут же отходила, наблюдая результат издалека(если можно так выразится, находясь в маленькой комнате). Суриков писал свою «Боярыню Морозову» в ещё худших условиях. Холст помещался в комнате по диагонали. Так что в свете такой истории мои условия — просто комфорт.

Конечно, издалека не видно отражений на металлических предметах, а игнорировать их нельзя при подробном разборе. Пришлось сесть и глядя в упор на отражения написать ещё по одному маленькому натюрморту, вмещавшихся на поверхностях самовара и маленького соусника.

Фрагмент «Натюрморта с самоваром»

Всего не опишешь. Но открытий для себя я сделала много, пока писала эту работу. Приходилось просчитывать ходы вперёд или штурмовать а-ля прима т.е. писать враз. Что-то писать по-сухому, а что-то вписывать сразу пока краска не высохла, что-то нещадно счищать и заново. Работа меня настолько захватила, что даже когда темнело, я ещё правила рисунок, что-то уточняла.

Есть в этом натюрморте особенность — это «сжатая» перспектива. Я сознательно отказалась от утемнения предметов в глубину. Мне прежде всего хотелось не реальности, а света, большого общего света в натюрморте.

Натюрморт получился очень пастозный из-за моих экспериментов. И нельзя не сказать, я допустила много ошибок. В смеси не продумывала, намешивала всё подряд, чего делать нельзя ни в коем случае. Слои такие пастозные сохли долго несмотря на лето, кажущаяся просушка — лишь верхний слой краски, а внизу масло ещё не высохло. В общем, сейчас натюрморт потемнел и местами изменил свой цвет. Вот такие ошибки неопытности и спешки. Memento di Vrubel.

К сожалению, закончить, довести до ума эту работу мне не удалось потому, что я заболела. Пришлось ехать домой, где меня положили в больницу с воспалением лёгких. Натюрморт высосал все силы и мне пришлось в разгаре лета с тоскою смотреть на больничный яблоневый сад из окошка палаты.

Но лето кончилось, моя болезнь тоже, в академии начиналась учёба. Из-за болезни я не успела сделать задание по композиции и мне пришлось выставлять на просмотр этот натюрморт. Мы часто гадаем, а что было бы если бы мы поступили иначе? Изменилась бы цепь событий и хороших и плохих? Наверное, я сделала глупость. Натюрморт, в качестве задания по композиции не прошёл. После просмотра я ещё не предполагала, как мне аукнется этот натюрморт в будущем и не раз. Мне поставили двойку, лишили стипендии и … забрав работу, поместили её в музей академии. Потом пришлось пересдавать композицию. Но история на этом не заканчивается.

(На фото слева: Ольга Долгая, 1998 год, Москва. Во время учебы в Академии)

Был конец 1999 года. На зимнем просмотре из академии было отчислено семь человек. Как раз в этом году произошло солнечное затмение, оно видимо и повлияло на судьбу семерых счастливчиков, в числе которых оказалась и я, потому, что других объяснений у меня до сих пор не нашлось. Это потом я поняла, что всё, что ни делается — всё к лучшему. Тогда же для меня это было просто красивым изречением. Но беда, как говорится, не приходит одна. В один прекрасный день, выскочив как чёрт из табакерки, передо мной появился некий адвокат, предложивший мне отсудить работу у академии. Я посмеялась над этим предложением. Но профессия адвокат очень специфическая и этому специалисту удалось меня убедить, я согласилась. Получив аванс, он так же внезапно исчез, как и появился. Видимо его усилия не увенчались успехом.

Вот такие разные воспоминания остались у меня от этой работы. Не только грустные. Я с благодарностью вспоминаю одного замечательного преподавателя из академии, Михаила Юрьевича Шанькова, который, оценив мой натюрморт, привлёк мецената и устроил мне и другому студенту поездку в Италию. А так же его стараниями мы какое-то время получали от этого мецената стипендию, что в то время очень меня поддерживало. И всё-таки эту работу считаю злополучной потому, что и история с меценатом не закончилась хорошо, а камнем преткновения опять был этот натюрморт.

Эта работа довольно часто теперь выставляется академией. И сейчас она висит в её музее. Почётные гости любят фотографироваться на её фоне. Жаль, у меня нет фото Джины Лоллобриджиды, которая тоже пожелала запечатлеть себя на фоне моей работы — я бы отдала это фото своей маме, чтобы порадовать. Это её любимая актриса.

Прошло много времени, все мои обиды улеглись и забылись. Я знаю, что моя работа перемещается в пространстве, участвует в различных выставках. Её видит множество людей и это меня очень радует. Всё, что не происходит, наверное, всё к лучшему.

________________________________

Ольга Долгая