В ночь я заступал в караул на какой-то секретный береговой объект. Все мы, когда наши корабли стояли на острове, несли иногда службу по охране береговых объектов. Объект находился в лесу, вдали от жилых строений. В дубовой роще и днём-то темно, а ночью хоть глаз коли. Лишь небольшой пучок света от лампочки у кирпичного, наполовину уходящего в землю строения.
“Наверное, склад оружия”, — подумал я,  принимая пост. Когда разводящий с караульным скрылись по тропе в кромешной  темноте, мне стало что-то не по себе, жутковато. Курил сигарету за сигаретой. А в перерыве между этим занятием пел. Все песни, которые приходили на ум, перепел. Когда замолкал, наваливалась такая тишина, что было слышно, как листья вздрагивают, трясь друг о дружку, от  волн  идущего от земли ночного тепла, как  тонко поскрипывает алюминиевый  самодельный абажур над одиноко мерцающей лампочкой, где изредка лишь промелькнёт ночная бабочка, скользнув по земле гигантской тенью. Со всех сторон мерещились какие-то немыслимые фигуры, прячущиеся за едва различимые стволы деревьев. И в этой напряженной, натянутой, как тетива лука, тишине раскатом грома хрустнула в глубине леса ветка.

    — Стой, кто идёт? – осиплым голосом крикнул я и голоса своего, казалось, не услышал. Никто не ответил, и снова всё вокруг поглотила тишина. Но через минуту-две, которые длились целую вечность, снова гулко хрустнула ветка. Всё тело моё как током пронзило чувство опасности и страха, и я не помню, как нажал на спусковой крючок. Резкая автоматная очередь многократным громовым эхом прокатилась по всему лесу. И снова все кругом погрузилось в кромешную тьму и безмолвие. Но вскоре послышались торопливые дробные шаги со стороны дивизиона, и из темноты вынырнул ночной патруль.
— Что за шум, в кого стрелял? – не доходя до поста, выкрикнул начальник патруля.
Я молча указал в сторону леса за объектом.
С фонарями обшарили всё кругом и, в конце концов, наткнулись на безжизненное тело … дикой козы. Попалось-таки животное под шквальный огонь автомата. Добрая часть обоймы была высажена в тело незадачливого ночного посетителя секретного воинского объекта.
— Молодец, метко стреляешь! – то ли похвалил, то ли съязвил капитан-лейтенант.
—  Прохоров диверсанта пристрелил, — шутили долго ещё потом на корабле и  во всём  дивизионе. А “диверсанта” освежевали и  с большим аппетитом  съели.

Уха из петуха
Из очередного отпуска домой  я возвратился на корабль с двухнедельной просрочкой и   “липовой” медицинской справкой о болезни, заверенной к тому же не военкоматом, а председателем сельского совета. Побаивался, что командир придерётся к  документу. И когда командир корабля, сетуя на то, что корабль вдруг оказался без кока, спросил меня, как бы случайно,  не умею ли я кашеварить, я, не задумываясь, лишь бы отвлечь его от серьёзного изучения врученной ему мной справки, ляпнул.
— Конечно, могу, товарищ капитан-лейтенант!..  Это самое… с детства варю.
Командир обрадовался, что проблема неожиданно разрешилась, и засунул справку в стол, даже не взглянув на неё.
— Вот и хорошо, дружок, вот и славно. Иди, принимай камбузное хозяйство
Рабочим на камбузе мне приходилось,  как и многим «салагам», бывать не раз. И  мне нравилось наблюдать, как этим занимался профессиональный корабельный кок. Так что все операции  по приготовлению первых и вторых блюд я примерно знал. Но, оказавшись на камбузе уже не в качестве рабочего матроса, а назначенным командиром коком, я немного растерялся. В меню на первое в этот день был борщ. Раскромсав на куски стегно говядины, уложил мясо в бак, залил водой  и включил электропечь. Пока рабочий по камбузу матрос чистил картошку, я  достал с полки поваренную книгу и  углубился в ее изучение. В окошечко камбуза постучал баталер:
— Кок! Принимай свежую рыбу. Командир захотел ухи! И просунул в окошечко три увесистых рыбьих тушки.
Забыв, что в котле уже млеют куски говядины, я быстренько почистил, и разделал рыбу, и опустил куски в кипящую воду. Потом отправил в котёл нарезанную пластиками картошку  и прочие приправы, необходимые для приготовления  ухи.
И уха получилась отменной. Ребята  ели, нахваливали и просили добавки. Вот только сам командир  корабля капитан-лейтенант Козин,  не то чтобы усомнился в качестве ухи, но выразил  нескрываемое удивление, протягивая мне через окно кают-компании увесистую кость бывшей рогатой скотины.
— Скажи, пожалуйста, дружок, что это за рыба?
Сам я к трапезе ещё не приступал и потому в недоумении пожал плечами:
-Так, вроде, горбуша, товарищ капитан-лейтенант. Как Вы просили. Когда в котел кидал, была рыбой.
И тут до меня  наконец-то  дошло. Как же я мог забыть про борщ в меню, про брошенное в котёл мясо говядины?  Получилась уха из петуха.  Аж, в пот  бросило. “Всё,  — думаю,- откашеварил!” Но командир и не думал снимать меня с должности кока. Но иногда, когда бывал в хорошем настроении, напоминал про тот случай, как бы вскользь:
— А ушица все-таки была  отменной!