Давно стоит трезвон на весь лит-мир: японская звезда и литературное яблоко раздора Харуки Мураками. Наконец стало любопытно – звезда какой величины и что за «яблочный сорт» трезвонятся? Приобрел «Охоту на овец». Раскусил и употребил это «яблоко» сколь возможно внимательнее. Проанализировал ощущение: пахучая гниль, липкий зыбун с ароматами. Качество запахов полифонично, от изысканно парфюмерного – до выгребной ямы: сложный нерасщепляемый экстракт из вычурного модернизма, изысканного формалинизма (чем консервируют покойников) и ребусного зазеркалья.

Когда после прочтения сдерешь поверхностную слизь с романа, обнаруживается примитивная одноклеточность концептуальной сути, замешанной, к тому же, на плагиате. Если коротко сформулировать: отдашь (продашь) ЗЛУ душу – получишь в оплату ослепительные блага. Волею Мураками благами за проданную душу наделяет человечков некая дьявольская Овца, вселяясь в их сущность. Мураками последовательно втискивает в свое писание философскую идею о пожизненном озолочении тела за потерю неосязаемой ничтожности – душонки. Эту субстанцию японец оценивает по самому низкому курсу йены и доллара. Ему плевать на то, что глубже , несравнимо мощнее и возвышеннее идею о продаже души выпестовал до него Гёте в своем «Фаусте».

Мураками – японский лит-выродок. Он выродился и выпал из японской изысканной этно-культуры, заразившись бациллой американизма. Эта бацилла и тотальный патронаж янки- кукловодов сделали из даровитого японца мировую величину, космополита и гражданина мира, в котором практически сопрели национальная эстетика, традиции и историческая культура. Для традиционного японского эстетизма такой интер-японец (или гражданин мира) ощутимо «пахнет маслом». Здесь любопытный физиологический артефакт: у большинства японцев нет фермента, переваривающего молоко. И отношение к молоку у таких анти-молочников, мягко выражаясь, брезгливое. Тем более, к экстракту молока – маслу. Здесь просто вкусовая ненависть. Хипповый япончик, косящий под Америку (а таких здесь все больше среди молодежи) для традиционно-национального японца всегда дурно «пахнет маслом».

Теперь вдумайтесь, что означает ярлык, прилепленный читающими японцами интеллектуалами к Мураками: «Бата-Кусай». В переводе это «Нестерпимо воняющий маслом»

В прозаическом стиле Мураками без труда улавливается некий оскопленный гибрид из Ремарка, Хэмингуэя и Фицджеральда — упругий, жесткий слог, ковбойская непритязательность смысловых блоков, взрывная афористичность. За всем этим чувствуется зрелый, набухший тугой кровью мастер пера, который с нахрапом насильника то и дело прорывает этическую плевру мировых лит. канонов.

Тексты Мураками нафаршированы опорожнением мочевого пузыря, физиологией случек, банками пива, сигаретным дымом, чашками кофе, треском из кабин биотуалетов, вонью от старой маразматической кошки, с ее привычкой выблевывать твердую пищу.

«Жила была Девочка, Которая Спала С Кем Ни Попадя. Вот как ее звали… еще в девичестве она завела толстую школьную тетрадь, где производила скрупулезный учет и описание всех своих менструальных циклов. Таких тетрадей у нее было восемь».

Сдержав рвотный позыв, ломишься сквозь текст дальше.

«Китовый пенис не был похож ни на мой пенис, ни на чей либо, из всех, мною увиденных. Он торчал из бытия музея и смахивал на раритет из песков Средней Азии».

Этот реликтовый орган загадочно пронизывает главу за главой романа, чтобы необъяснимо и бесследно исчезнуть в конце книги.

«Кто-то сзади вдруг громко испортил воздух. Две пигалицы в школьной форме громко прыснули в кулачки. Поцелуи с обжиманиями в углу справа становились все откровеннее, пока не перешли в конечную фазу. Я не нашел ничего лучшего, чем заняться с моей подругой сразу конечной фазой. В темноте многие парочки точно так же занимались любовью».

Солидаризируясь с нормальными японцами соглашаешься, что здесь не просто пахнет — шибает в нос «маслом». Но если же сравнивать лит. запахи японца с нашими «оральными выродками» Букера или Сороса, будем справедливыми: Мураками щенок по сравнению с «калоедами» типа сорокиных и войновичей – с их густопсовым ароматом.

Продираясь сквозь завалы из вонючих носков, китовых фаллосов, жареной рыбы, джазовых и рок- мелодий англосаксов, окунаясь в деловитую обязаловку случек, в коих то и дело склещиваются герои романа, вдруг натыкаешься на мертвячину пейзажа:

«Ржавчина сожрала рельсы железной дороги. Перед складами размахнулось поле заповедно-дикого бурьяна. Из него торчали изъеденные останки двух автомобилей. Покрышки с рыжих колес были сняты, капоты разявлены, залиты птичьим пометом…».

По традиционно благоговейной эстетике японской природы мастеровито шваркают грязной тряпкой .

На смысловую закуску нам предельно скрупулезно живописуют историю городка Дзюнитаки: беспросветная, рабская безнадега освоения японских гор, практически непригодных для нормальной жизни – вместе с каторжным трудом засыпки моря, именно так у моря отвоевывают японцы клочки суши для человеческой жизни. И все это на фоне преступно пустующего (по Мураками) великолепия незаселенных островов «северных территорий». Не камешек – булыжник в наш, Российский огород.

Осатанело ищешь смысловой стержень во всей этой писанине: мастер эпатажно выворачивает наизнанку загаженное, беспросветное бытие Японии, рассмотренное в собственную писательскую лупу – чтобы концептуально отторгнуть его, сопережить беспросветности, предостеречь, предать анафеме? Скоро убеждаешься – черта с два, главному герою романа вместе с его бизнес-напарником Крысой (!) вполне комфортно именно в такой среде. Они нерасторжимы с нею, плавают в ней как зародыш в материнской плаценте. Более того: автор РЕКОМЕНДУЕТ осторожно и ненавязчиво амебную незатейливость этой среды: сексуальную раскованность и никаких должностных обязанностей ни перед кем. Любая обязанность – это кандалы на личной свободе. Цель всех этих постулатов? Взрастить и укоренить в молодежи враждебность к «розовым соплям» японского эстетизма. Мураками насаждает враждебность к эстетике, в котором, по его мнению, погрязло старшее и даже среднее поколение, те, кто создал своим трудом японское чудо 60-90 х годов.

Что есть «пастьба овец» по Мураками? Для посвященных здесь рассказ-инструкция ОВЧАРА:

«Самое главное — следить, чтобы они не спаривались как попало. Надо выбрать самого сильного самца, чтобы он осеменил по первому разряду. Тогда и шерсть у потомства будет гуще, стричь ее прибыльней, и мясо вкуснее. После чего можно расслабиться».

Игриво подмигнув, овчар завершает инструктаж:

«Они, эти овцы, все хотят равенства? Почему бы и нет? Под ножом мясника все будут равны, что первый баран, что пятидесятый.

Всех друзей – на пикничок! На чудесный шашлычок!»

Итак, кто ныне Мураками? Это идол в продвинутой прослойке японских хиппи (яппи). Он столь же обязательный атрибут студенческих посиделок в кафе, как американская сигарета, чашка кофе и порция секса вечером. Стоит задать вопрос: « Как думаешь, скоро Мураками дадут нобелевку?» — и ты становишься своим в обществе юных яппи-роботов, поскольку знание «миров Мураками» — это индульгенция и пропуск в тусовки и среду их нынешней молодежи. Ныне эта молодежь отслаивается и слезает с традиционной Японии, как шкура с тела линяющей анаконды.

…Муравей затаскивает в свою нору под сливой ничтожную, никчемную тлю и создает ей благоприятные условия для размножения. Затем он выносит потомство тли на воздух и расселяет их по сливовым листьям, чтобы оно множилось. Тли начинают плодиться, питаться соком сливы, перерабатывая его и выделяя при этом сладкий нектар. Вот он то и является конечной целью разведенческой стратегии муравья: он лакомится нектаром тлей бесплатно, бесперебойно – до самых заморозков.

Янки ХХ века раньше всех мастеровито дополнили силовое решения своих гео-проблем разведением нужных тлей. Это столетиями практиковал Рим, поставивший во главе Иудеи своего Ирода. Потом эту методу использовали хазары в Итиле и Белой Веже, посадив там своих каганов, затем ханы Орды — чтобы собирать паразитарную дань без крови, без потерь и разрушений в своих рядах, рассаживая двуногих тлей по государствам. В ХХ веке израильское лобби в США вырастило и разнесло по планетарным ветвям политических сокососущих: Пиночета, Ататюрка, Карзая, Леха Валенсу и Леха Качиньского, Хосни Мубарека, Горбельцина, Андропова, Яковлева, Шеварднадзе, Саакашвили и Ющенко.

Те послушно выделяли свой «нектарный» субстракт, пропитанный нищетой, ростовщичеством, ограблением недр, валютной спекуляцией, угасанием коренных народов и, как следствие — банковскими кабальными кредитами. Этот полит — проституционный «нектар» производился для США-заров.

Япония, в силу своей экономической конкурентоспособности, всегда являлась лакомым куском для звездно-полосатого спрута, Но у японцев сложилось за века неодолимое. Семейно-родственные отношения на доверии и национальных традициях пронизывали не только семьи, но и коммерческие фирмы, корпорации, которые отторгали паразитарных чужаков и готовили молодежь к работе в своем государстве: доморощенных юных атлантов. Чтобы те, в свое время, приняли на свои плечи тяжесть японского чудо-небосвода. Кроме семейно-родственных отношений в Японии были самым неподдающимся для америкосов еще и танки: не из стали и гусениц – из непостижимо изящных поэтических пятистиший школ Басэ, Танрин, Тэйтоку, ставших фундаментом японской литературы и культуры еще в 3-5 веке.

«Сорвал пион –

Он застонал.

Стою как потерянный

В вечерний синий час, пропитанный цветочной болью»

***

«Я не могу найти цветов расцветшей сливы,

Что другу показать хотела,

Здесь выпал снег и я узнать не в силах

Где сливы ,

А где снега белизна.»

***

«Сюда , из здешних мест, из Синану

И из реки Тикума ты взгляни:

Вот камешек простой,

Но ты лишь ступишь на него ногой

И станет для меня он яшмой дорогой»

Вот это все было крепчайшим цементом, который позволил сейчас, в дни цунами-ядерного апокалипсиса над Японией сохранить нации человеческий стержень в себе и не превратиться в обезумевшую скотину. Об этот цемент ломал зубы звездно-полосатый монстр, всаживая их в древнейшую эстетику японцев, измеряя ее собственным аршином каторжан и бандитов.

Ныне для молодежи не стало этих поэтических миров. В неё ржавыми гвоздями вбиваются «миры Мураками», пекущего с четкостью хронометра по роману в год.

Растление изнутри и формирование Пятых колонн – эта практика отшлифована американцами на континентах и стала основным способом убирать с гео-политической арены неудобных правителей и своих конкурентов.

Вот почему для старшего поколения мыслящих японцев Мураками сегодня «Бата Кусай»: «невыносимо воняющая маслом» тля, подобная разве что нашим Горбачову, Ельцину, Гайдару , Березовскому, Чубайсу, Грефу , Кудрину,Фурсенко, с которых Америка слизала и слизывает свой нектар.

___________________________________________________

Евгений Чебалин