В  казачьей столице он живет без малого 40 лет. Все, что осталось сегодня в его немолодой уже жизни, так это воспоминания,   с большими провалами в памяти, библиотека, ободранная  мебель и инвалидность. А еще, не проходящие,  ставшие хроническими, скука и одиночество. Внешний мир сузился для него до неузнаваемости: в прошлом флагман легкой промышленности юга России камвольно-суконный комбинат, позже- спортивный  магазин, в котором  работал когда-то грузчиком, газетная  база «Союзпечати»,   доверившая  ему должность заведующего, после нее — продовольственная база. Лоток  при книжном магазине на Центральном колхозном рынке стал последним местом  его работы. Пригородная  промышленно – продовольственная база, на которой  он проработал  начальником ровно год,  дала ему  возможность почувствовать себя человеком,  не  знающим нужды.

Пристроила его на эту хлебную должность бывшая коллега по работе в  городском отделении «Союзпечати», рекомендовавшая  безработного на тот момент Александра Стазаева  своей близкой подруге, курирующей сеть торговых складов и баз.   В его подчинении были грузчики, экспедиторы,  водители. Хозяйка склада находила покупателей, а он по накладным отпускал товар. Персональный водитель  привозил его  утром на работу в станицу Елизаветинскую, а вечером  увозил обратно в город.

В прихожей и на балконе начальника базы стояли списанные им ящики с водкой и шампанским, мясными и рыбными консервами,  ковровые  и тюлевые рулоны.  Шиковал он на всю катушку. По пьяни  и на трезвую одаривал всех, кто был вхож в его  дом.

Не успеет  приехать на работу, а  стол  уже накрыт. Для полной сервировки не хватает  главного «блюда» —  сорокаградусной. Закуски целый склад, а ключи от вагончика  со спиртным – только у  него.  Остограмится вверенный ему народ, товар заказчикам отпустит и  снова за стол. И так каждый день, через день.  С водителем  начальник напивался до того,   что по пути домой то и дело вырывал у него руль автомобиля и рулил,  куда ни попадя.  До сих пор удивляется,  как ни  нарвались на гаишников, а главное — как ни кого не угробили и сами не поубивались. Видно, везучие были.

Год сплошных застолий, переходивших в пьяные оргии, куча гостей в праздники и в выходные. Это был  золотой год в его  холостяцкой жизни: сытный, денежный, веселый,  бесшабашный.  Правда, он  ушел также быстро, как и пришел.  Важно, что он был.  Особенно для него, человека, который всю свою трудовую жизнь на кого-то горбатился: на государство, на частных собственников.  А  в тот  золотой  год он работал исключительно на себя.  Если б знал, что так быстро все закончится, подсуетился  бы и от начала до конца обновил свое жилище. Единственное,  чем успел  разжиться, так это парой огромных персидских ковров, которые напоминают хозяину квартиры, откуда они и как сюда попали.  Исчезли с поля зрения те, кого он поил и кормил на дурницу. Видать, наелись и напились на всю оставшуюся жизнь. Дай-то Бог!

Каштановые волосы хозяина, связанные под «конский хвост», давно уже  не знали завивки. И  лишь  длинные ухоженные ногти, покрытые бесцветным лаком, напоминали о его прежнем пристрастии  ухаживать за собой больше,  чем полагается мужчине.

Прожил он 40  городских лет, как хотел. Точнее сказать, как хотелось и моглось. Вот только мечты, которых когда-то было не счесть,  так и остались мечтами.

Когда-то он хотел стать военным. После окончания  волгоградского ремесленного училища служил в железнодорожных войсках машинистом котельной  на базисной станции. После передачи ее гражданским,  работал  кочегаром. Котлы в то время работали исключительно  на мазуте. Вскоре подал рапорт на поступление в  ленинградское военное училище. Три месяца учился  на подготовительных курсах в школе сержантов. Занятия проходили так же, как и в общеобразовательной школе. Порой, забывал, что служит  в армии.

С учебой в училище  пролетел: не пришли вовремя документы из ростовского университета. Не долго думая,  переслал документы в казанское танковое училище. Особого желания для поступления не было, но попробовать можно.   К тому же, убиваешь сразу двух зайцев: увидишь  брата Женьку и целый месяц свободная жизнь. Правда,   Казань ему почему-то не глянулась. А ведь этот древний город куда интереснее того же Ростова, не говоря уже о Краснодаре. Видимо, он не обратил внимания на удачное сочетание старого и нового, на своеобразный облик города. Главное  его достоинство – это то, что он постоянно обновляется.

Все-таки,  здорово, что есть военные училища, в которых можно попробовать свои силы. И если повезет – стать курсантом. Время в армии  идет очень быстро. Оно даже не идет, оно летит. И все же, время это подневольное. Военное начальство на местах не заглядывает в душу своим  подчиненным, не ломают себе голову, что у тех на уме. Оно просто предлагает  подать рапорт на имя командира части с просьбой отпустить на вступительные экзамены в военное учебное заведение.  Более сообразительные ребята тоже  не забивают себе голову думками:  поступят,  или провалятся.  Для солдат и сержантов срочной службы главное – вырваться хотя бы на время  из замкнутого пространства, вдохнуть глоток свободы. Словом, почувствовать себя гражданским человеком. Что он и сделал. Ночевал в общежитии у брата. Женя в это время он уехал в отпуск к родителям.

Конкурс в военное училище, как в университете —  4  человека на место. Профессиональными военными решили стать 2000 тысячи человек. Солдат было немного.  Абитуриентов отправили  в загородные лагеря. Спали в палатках в березовом лесу. Чем не романтика?! Березы он увидел впервые в жизни. Новая обстановка, новые лица.   Все остальное — как в воинской части:  отделения, взводы.  Дежурства на кухне, самоподготовка. Работы на котловане.   Младшего сержанта Стазаева назначили заместителем командира взвода.

Экзамен по математике  и по физике  он сдал на «3».  Помогли шпаргалки. С сочинением не повезло: оно потерялось.  Наверное, это закон подлости.  По итогам мандатной комиссии у него оказалось  2 двойки: по математике письменно и по сочинению.  Видимо, приемная комиссия  решила, что письменную работу по русскому языку и литературе  военнослужащий Стазаев не писал. А, может, ее  специально затеряли.

Получил денежное довольствие – 3 рубля 15 копеек. Парень из Жениной комнаты «подогнал» 50 копеек и яблок на дорогу.

По пути в Волгоград проезжал старинные города Ульяновск, Сызрань, Саратов.

На месте  все довольно быстро вошло в привычное русло: наряды: дневальным в казарме,  на кухне,  уборка в спальном помещении, выпуски боевых листков и стенгазет. Настроение – так себе. После провала в училище на душе неприятный осадок. Такое ощущение, как будто из горячей воды сразу в холодную.  В библиотеке связи начал потихоньку изучать международный язык «Эсперанто».  Подал заявление  в коммунистическую партию.

Не устает поражаться самодурству некоторых служивых, обличенных пусть небольшой, но властью. Не успел он  вернуться с наряда на кухню, как в 3 часа ночи подняли на ноги. Оказывается, наряд плохо работал. Начальник столовой нашел где-то пыль нашел. Где уж он там лазил? Наверное, языком искал! С ребятами   пришлось работать  в столовой до 6 вечера. Единственная радость – весточка с родины, или от редких, немногочисленных приятелей.

Он всегда мечтал иметь  как можно больше хороших друзей. Но что удивительно: как встретит хорошего  друга, так  в скорости приходится  с ним расставаться.  Такой вот закон подлости.

Он все больше убеждается, что армия – идеальное место для самообразования. Если, конечно, задаться такой целью.  Только не ленись и не теряй по пустякам драгоценное время. В армии  он насмотрелся кинофильмов и начитался книг на всю оставшуюся жизнь.  Как насчет Советского Союза – самой читающей страны в мире  — он точно не знает,  но то, что он самый читающий в СССР  солдат — это уж точно.  За время службы он, наверняка, прочитал несколько библиотек. В начале сентября познакомился с романом  И.Шоу «Молодые львы». Читал запоем. Действие романа разворачивается в период с 1938 по 1945 годы. В книге три сюжетные линии —  по числу главных героев: американцев Майкла Уайтэ и Ноя Анкермана, а также немца, фашиста Христиана Дистля. Все три линии перекрещиваются в конце произведения. Автор знакомит читателя с различными сторонами жизни капиталистического мира, и, в частности, Америки. Он показывает лицо фашизма, рисует потрясающие картины и сцены жестокости и варварства гитлеровских солдат, дикого разгула эсесовцев.  Открыл для себя  чудесного писателя – Г. Свиридова, автора романов «Ринг за колючей проволокой» и «Джексон остается в России»,  литовского писателя В. Миколайтиса-Путинаса с его романами «В тени алтарей» и «Повстанцы». Георгий Брянцев порадовал своим романом «Клинок Эмира».  На клинке хранилась тайнопись спрятанного клада. Не разочаровало и избранное Новикова-Прибоя «Море и люди».

К середине октября  с  работой ему, наконец-то,  повезло. Теперь с 8 утра он заступает на смену машинистом. Сиди себе, да следи за манометрами.  Есть возможность  еще больше читать. За несколько  рабочих смен прочитал повесть венгерского писателя Магдо Сабо «Маскарад», роман  англичанина Митчелла Уилсона «Живи с молнией»  — об американских  физиках — «Шерли» Шарлоты Бронже. «Лабиринт» Яэко Ногами.

Кроме книг и кинофильмов – все до тошноты надоело.  Иногда он ловит себя на мысли, что  он идиот, или окружающие его сослуживцы и командиры идиоты. С ним никто не хочет дружить. А те, кто не  прочь с ним подружиться  —  он не хочет. Иногда ему кажется, что он живет бесцельно, впустую.  Равнодушие сквозит во всем. Пока  он на смене, на душе и спокойнее, и веселее. Но стоит ему придти в казарму, как  весь добрый настрой  летит к черту. Прав был брат, который говорил ему, что армия – это ад. Он готов плюнуть тому в глаза, кто считает,  что  только армия делает тебя настоящим человеком, мужчиной. По его мнению, армия со всеми ее гласными и негласными порядками —   это 19 век. Присматриваясь к себе,  стал замечать, что здесь он стал вести себя несколько развязно, даже глупо по сравнению с гражданкой. Там он непременно презирал бы этот метод общения с людьми, а здесь ему даже нравится. Это говорит об отвратительных чертах, которые появились в его  характер. Нужно попытаться, если это, конечно, возможно, избавиться от них.  Держать себя с окружающими более достойно, по возможности гордо, с некоторым презрением, как это было на гражданке. Что ему это дает? Во-первых, он замкнется в себе, во-вторых, так он будет чувствовать себя человеком. Хотя бы в половинном смысле. В полном не получится, потому что  в армейской среде тебя окружает большинство хамов, глупцов, лишенных всякого понятии об этике и тактичности.

Есть все-таки и в армии маленькие, пусть повседневные, праздники.  11 ноября  лично у него такой праздник случился: ровно год, как его призвали на службу.

Первый год службы ничего хорошего не принес. Сплошные огорчения. Настроение гадкое. Наверное, это потому, что  он слишком сентиментальный и не в меру впечатлительный. Для парня это плохо, а в армейской жизни особенно. Он понимал это, но ничего поделать с собой не мог. Всякое слово, сказанное в его адрес – недоговоренное, или грубое, и уж тем более оскорбительное, действует на него, как электрический ток. Внешне он старается казаться независимым, спокойным и даже веселым, порой, дурачковатым, а внутри бурлит. Происходит это из-за какого-нибудь тупицы, якалки, себялюбца. Иногда ему казалось, что он никогда не дождется демобилизации, что для него это неисполнимое.  Именно в армии он начал испытывать чувства,  ранее  ему не знакомые. Такие, как чувство зависимости, своего рода рабство. Прошел ровно год, а он не может спать спокойно. Спит, а сам думает, что вот-вот его разбудят. Единственное, что скрашивало однообразную армейскую жизнь, так это личное время, которое он посвящал книгам, кинофильмам, выпуску боевых листков и конспектированию первоисточников Ленина. Особенно ему нравилось выполнять задания редакции газеты «Красное знамя». Ему присылали тему,  и он готовил ее к публикации. Он много читал, любил писать и вполне мог бы готовиться себя к профессии журналиста, а может, и публициста.

На службе все регламентировано, все строго по Уставу. И только мысли, как птицы, в свободном полете.  Куда-то зовут, заставляют мечтать.  Точнее, помогают мечтать, особенно если по натуре ты романтик, мечтатель. Наверное, поэтому  ему нравится  смотреть сказки, приключенческие фильмы. Хотя, в воинской части своих приключений хватает. Июньским утром сбежали двое солдат с автоматами. Правда, к обеду беглецов нашли. Вечером в Доме офицеров смотрели  художественный фильм «Погоня».  Нарочно не придумаешь. Чистку цистерн и котлов от мазута армейским приключением не назовешь.   Поднять на ноги и отправить на мазут могли  когда угодно:  за полночь, под утро.  С трех часов ночи  и до 13 часов следующего дня он мог очистить от мазута 2 цистерны.  Самый тяжелый день недели – суббота.  С утра 2 часа политзанятий. Уборка туалета. После обеда работа на трассе. Затем субботник. Все с нетерпением ждали воскресный  день.  Кто-то с спортзале пропадал, кто-то писал письма,  а он наклеивал  в тетради вырезки из журнала «Советский экран», переписывал из «Огонька «Последнюю ошибку резидента»,  читал киносценарии Агагабова  «Здравствуй, это я!», по которому  был снять фильм с одноименным названием.

Нисколько не жалеет, что купил роман «Зодчие» о строительстве в 16-м веке собора Василия Блаженного. Книга настолько понравилась, что пришлось покупать ее дважды. Вторую — ко дню рождения сослуживца Вешнякова.  Володя на книги жадный, впрочем, как и он.  Подарочную прозу дополнили 6 сборников стихов из серии «Избранная лирика». Но главным подарком была его публикация  о своем земляке и командире в «Красном знамени» на первой странице. За год армейской службы он дописался до того, что командир роты согласился дать ему рекомендацию в партию.

Хронически упадническое настроение усугублялось  мазутными днями, когда на станцию привозили  по 13 – 15 цистерн с мазутом, которые  сначала нужно было  принять,  потом  сливать мазут.

Друзей по-прежнему не было. Или почти не было. Вероятно, он плохой друг, или у него скверный характер. Так или иначе, но он остался недоволен прошедшим годом и самим собой. Кстати, о книгах. Это как раз тот случай, о котором можно сказать: не было бы счастья, да несчастье помогло. Благодаря журналу «Иностранная литература»,  он перечитал все, что только можно было. «Кентавра»  Андайка, «Пармскую обитель» Стендаля, «Венок Майклу Удомо» Абрахамса, «И тогда мы услышали гром» Килленза, «Машину времени» Уэллса, «Горячий ветер» Усмана, «Да поможет мне бог» Джексона, «Звонок в дверь» Стаута, «Спартак» Джованьоли «Прикосновение мидаса» Кэрью, «Пятнистая смерть» Ильясова. Особенно впечатлил роман «Сыновья человека с каменным сердцем» Йокаи. В романе описываются  события  1948г. По-разносу сложились судьбы его героев. Сыновья Барадлаи – Эден и Рихард — руководили венгерским повстанческим движением в борьбе против австрийского ига.

В свободное от службы время пропадал в библиотеке связи и в книжном магазине, в котором покупал  книги  и литературные журналы. Охотно публиковал заметки об армейской жизни в окружной газете, выпускал боевой листок. Когда избрали заместителем секретаря бюро комсомола роты, забот прибавилось: обмен комсомольских билетов, конкурсы  боевых листков,   проверка тетрадей по политике.  Все остальное время – служба: смены, наряды, А между всем этим — все та же грусть. Он молод, а настроения  никакого. Молодой старик…Сердце бередит магическое слово «дружба». Вернее, отсутствие таковой. Не поймет он, хоть убейте, чем он так плох, что с ним никто не дружит? Обидно,   до слез!  Без всякой причины   перестал  разговаривать со своим командиром Вешняковым.  Сам не знает, почему?!  Такое у него уже было: дулся  на земляка  Кулинченко. Все это говорит о его скверном характере. Володя демобилизовался раньше него на целых два года, работал в родной станице и держал приятеля в курсе станичной жизни. За это время он стал студентом – заочником факультета журналистики Ростовского университета, инструктором райкома комсомола. «Далеко пойдешь, если милиция не остановит!»- шутили коллеги, а старшие   товарищи прочили повышение по комсомольской, и не только,  линии. Володя   сотрудничал с  рупором Крайкома ВЛКСМ   газетой «Комсомолец Кубани». Недавно опубликовал там большой материал о первых комсомольцах Брюховецкой.  Гордился, что сумел передать героику тех дней. Статью напечатали без правок и сокращений. Это была первая,  настоящая  удача будущего журналиста. В письме другу он хвалился, что подписался на новый журнал «Русская речь», первый номер которого ждет с нетерпением и особым интересом. Выписал «Литературную газету». В  ближайшее время  она станет еженедельной. В то время было то ли модно, то ли престижно интересоваться научной и художественной литературой, подписываться на многотомные издания. Он интересовался всеми жанрами  отечественной и мировой литературы. Из поэтов предпочитал кумира советской молодежи Евгения Евтушенко. Недавно купил авторский сборник стихов «Кровь и пепел». Совершенно неожиданно для себя приобрел в соседней станице Переяславской  «Антимиры» поэта. Из новинок — двухтомники    Светлова и Мартынова. Больше всего его заводило и зажигало творчество Вознесенского. Трибуна, глашатая, певца коммунистической идеологии.  Вместе с молодым композитором Пахмутовой они были по-советски незаменимыми и непревзойденными. Он писал  стихотворения и  поэмы о  стройках века, таких как  Братская  ГЭС, палаточном Братске, Ангарске,  воспевал профессии врача, строителя, геолога, космонавта,  она – посвящала мелодии тайге и  таежным ЛЭПам,  комсомолу и комсомольцам и еще Бог знает кому и чему. Творчество этих авторов было крайне политизировано и столь же идеологизировано. Проще говоря, заштамповано. Идеальное время для лозунгов, прожектов, для «планов громадье». В отличие от старшего товарища, земляка, Стазаев был равнодушен к подобным стихам и музыке. В конце 66-го года  Кулинченко с нетерпением ждал выхода первой  серии телевизионного фильма «Война и мир» и сокрушался по поводу того, что неизвестно, когда выйдут остальные серии. Из отечественных кинофильмов комсомольский функционер выделил  картину «Никто не хотел умирать» с Донатасом Банионисом в главной роли. «Вот это действительно сила! Просто, скупо, волнующе! Фильм этот могу поставить рядом разве что с «Гамлетом»», который тоже здорово тронул меня», — писал он Стазаеву.

В последнее время Саша  пришел к неоспоримому выводу:  его друг, без пяти минут  профессиональный журналист,   стал превращаться в закоренелого строителя коммунизма. Стал больше, чем раньше, интересоваться политикой,   читать специальные газеты и журналы. А еще – удивляться многим вещам и некоторым особенностям жизни, неизвестной ему до сих пор, и даже,   какой – то ее таинственности. И  хотя,  розовые очки с его глаз уже спали,  вряд  ли   был он удовлетворен увиденным и услышанным. А недавно Кулинченко сделал для себя своего рода открытие:  он стал уважать диспуты. В нем росло неуемное желание участвовать в них,   как можно чаще. Однако,  в  Брюховецкой его желание оставалось всего лишь мечтой, так как среди  имеющихся здесь культурных мероприятий молодежь предпочитала танцы. В душе Сашка радовался за друга, правда, с небольшой оговоркой: в этом человеке явно зреет будущий профессиональный карьерист. Как там у Добролюбова? «Ему судьба готовила путь славный, имя громкое…».  Дальше жизнь покажет.

Нет, он в этом отношении ровно дышит и заморочиваться на комсомоле или партии не собирается. Молод еще. Да, и не его это.  Во всяком случае, пока. Поучаствовать, проявить активность — можно. И время быстрее идет, и веселее, особенно в Армии.

Володя  был человеком впечатлительным и наблюдательным. Наверное, для профессии журналиста это очень важно.  Ведь сюжеты  сами по себе с неба не падают. Их надо добывать из повседневности, выуживать из памяти, чтобы потом преобразовать в очерк, или рассказ. Что будущий журналист и делал. Как-то ехал он в поезде в одном купе с рыжеволосым незнакомцем плотного телосложения. Его полноватое лицо тщательно выбрито. Над верхней губой тоненькие усики,  разделенные посередине. Незнакомец, мило улыбаясь, прощупывал соседа маленькими зеленоватыми глазками. Познакомились, разговорились. Его громкий голос заглушал монотонный стук колес. Больше спрашивал он, а Володя довольствовался ответами. Когда узнал, что новый знакомый едет в Казань поступать в институт, что он много и хорошо готовился, заметил: «Ну, это мало поможет. Сдача вступительных   экзаменов – это та же  игра в лотерею».  Встретив вопросительный взгляд, уточнил: «Да, да. Я и сам всю жизнь играю в лотерею. Каким образом? По принципу «Хочешь жить – умей вертеться!». Володя хотел возразить, но как назло, в голову не приходил ни один убедительный аргумент.

На очередной станции поезд не надолго остановился. Володя бросился искать киоск с почтовыми марками. Возвращаясь к поезду, увидел в торговом ряду толстяка.

—   Бабуся, давай за 25, а?

—   Нет, сынок, я тебе и так дешево отдаю. Тридцать.

—   Бабуся, но они же несвежие.

—   Сегодня сорвала с веточки.

Торг продолжался несколько минут.  Камнем преткновения оказались пять копеек.

—   Ладно, сынок, бери за 25. Так уж и быть.

—  Давай, бабуся, за 20? Ты ведь знаешь, я в дороге, каждая копеечка на счету.

Принцип соседа по купе «Хочешь жить – умей вертеться»  срабатывал безотказно. Через минуту  Володя перебрался в другое купе.

В 1966-м году станица Брюховецкая жила тихой, неприметной жизнью кубанской глубинки. Единственное, что бросалось в глаза, так это строящееся трехэтажное здание техникума. В конце 1967-го Брюховецкая снова стала районным центром. Этот статус  в ближайшее время должен был   изменить ее облик. На месте старой начальной школы, что рядом с универмагом, уже в этом году должно начаться строительство Дворца культуры, который  вольется в реконструируемый парк.  Намечено большое строительство административных зданий и жилых домов.

В 1968-м Александр Стазаев демобилизовался. Видно, не суждено ему было стать кадровым военным. Человек он безвольный и в некоторой степени слабохарактерный. Хотел устроиться секретарем комитета комсомола в соседнем колхозе, но в последний момент передумал.

В большой город приехал, как и большинство его сверстников,  из глубинки. Как бы не трезвонила коммунистическая пропаганда о стирании граней между городом и деревней,  как бы не призывала сельскую молодежь оставаться  на своей малой родине,  та безудержно  бросалась в городскую цивилизацию, как в омут головой.  Крутить быкам хвосты да буренок за дойки  тягать    — удел их родителей, привыкших пахать за гроши от  темна,  до темна.  По большому счету, даже в богатых, с более ли менее развитой инфраструктурой,  хозяйствах ничего такого, что могло бы удержать парней и девчат  в родных местах —  не было. Разве что огромный Дом культуры, собирающий народ на торжественные собрания  в предпраздничные дни, дискотеки по выходным да  демонстрация кинофильмов, которые смотреть колхозникам было некогда. То посевная, то уборочная, то собственное подсобное хозяйство.

Между городом и  селом шла  незримая  война за  молодые кадры.  Агенты с   фабрик и заводов вели массовую  агитацию для привлечения дешевой  рабочей  силы  на производство, увеличивая тем самым  городское население, и обескровливая  сельское.

Отучившись, или получив на производстве специальность, сельчане пускали корни в городе, помахав малой родине ручкой. Сельские в душе, они становились городскими, так и не поверив в стирание граней между городом и селом. Стирание  это продолжается,   по сей день. Как укор развитому социализму – пресловутые  малосемейные общежития, в которых с молодых лет ютятся те,  кто  всю свою жизнь   «вкалывал» на фабриках и заводах, развивая  промышленность города, ставшего для них второй родиной. Теперь уже их дети скромно существуют  в комнатушках вместе с родителями, проклиная здешнюю столицу вместе с ее  «малосемейками».

Во всех округах краевого центра начало 21-го века мирно соседствует с 60-ми годами века 20-го. Многие проживающие в  малосемейных домах,  раньше трудились на промышленных предприятиях города, заселялись в ведомственные общежития временно, до получения полноценного жилья. При этом заводили семьи, рожали детей, у некоторых уже и внуки. С началом новейшей истории России большинство предприятий развалились, а вместе с ними —  рухнули надежды работавших на них людей. Здания, как и проживающие в них,  оказались брошенными. От этого и все проблемы, растущие из года в год,  как снежный ком. Неудовлетворенность своим нынешним положением, неустроенностью быта, незавидной перспективой – все это порождает у жильцов общежитий недоверие к власти, уйму жалоб, требований, просьб и обращений, а также  массовые неплатежи, неэкономное отношение к коммунальным ресурсам, безответственное отношение к занимаемому жилью.  Не вникая  в  проблемы городского жилищного – коммунального хозяйства, они   по-прежнему считают, что город не уделяет им должного внимания. На самом деле все намного проще: нынче другие времена, другие приоритеты.  Государство, в лице чиновников городской администрации,  переложило эту проблему на плечи жителей «малосемеек», не  преминув дать полезный совет: «Нужно и самим стараться хотя бы чуточку изменить свое жилищное положение и использовать собственные неиспользованные ресурсы».

Разветвленная сеть  ведомственных общежитий давно уже стала настоящей кормушкой для  городских чиновников — от администрации    до муниципального унитарного предприятия «Общежитие», много лет мирно соседствующее с «хрущевками» в поселке КСК. Один из множества тому примеров —  недавнее прошлое  давней знакомой Стазаева Елены,  курирующей в фабкоме комбината жилье. После банкротства флагмана текстильной промышленности Кубани,  некогда молодежные общежития долгое время болтались между двумя ведомствами: уже не существующим предприятием и городом. Воспользовавшись неопределенностью и неразберихой,  сметливая и оборотливая Елена и сотоварищи скоренько прибрала к рукам жилой фонд комбината и принялась за одно из самых приятных занятий: разбазариванием, проще говоря, торговлей  жилплощади.  Было бы предложение, спрос найдется. Еще как находился. Данный факт публичной огласке не придавался, но судебный процесс состоялся. Всем участникам жилищного бизнеса нынешнее правосудие воздало по заслугам. В местах не столь отдаленных Елена провела  три года.        Хотел бы он с ней  встретиться! Столько лет не виделись. Он уверен,  она  поведала бы ему немало интересного из той  жилищной эпопеи. Хотя,  кого  нынче этим  удивишь? Любые слухи  переводятся в разряд сплетен, домыслов, а то  и злобной  клеветы, как на представителей органов власти, так и на институты этой самой власти. За кадром остался мэр, жилищно-коммунальное хозяйство, чиновники МУП «Общежитие». С кем «сотрудничала» Елена, с кем делилась, скорее всего, так и останется тайной. Иногда он ловил себя на мысли, что Елена все взяла на себя. Зря не захотел  он выучиться на юриста. А может, это и к лучшему. В  каком только дерьме не приходится копаться следователям и адвокатам. Настоящие санитары, чистильщики, уборщики. Чем больше дают им взяток, культурно именуемых «гонорарами», тем  лучше и быстрее они чистят и убирают. И помогает им в этом пресловутый административный ресурс, телефонное право, ведомственный корпоратив, круговая порука – проще говоря, честь мундира. Сегодня об этом не знает только  ленивый.

ххх

Вступительный экзамен в пединституте, на факультете иностранных языков, он провалил. Домой решил не возвращаться.  Остался в  столице кубанского казачества. Устроился  грузчиком на  складе готовой продукции камвольно-суконного  комбината.  Здесь хорошо платили.

В честь  комбината  названа рабочая слобода,  состоящая из Красного хуторка и Шанхая: КСК.

Рабочая слобода, потому и рабочая, что проживали здесь работяги. В свою очередь она делилась на несколько производственных секторов:  камвольно-суконный комбинат (КСК),  ТЭЦ – (теплоэлектроцентраль), завод «Краснодарсельмаш»,  завод ЖБИ (железно-бетонных изделий), за ним ФФЗ (фарфоро-фаянсовый завод).

Поселок КСК считался благоустроенным, молодежным и  густонаселенным.   С разветвленной инфраструктурой,  трудовыми и культурными традициями. Тон во всем этом задавал, конечно же, камвольно-суконный комбинат.  Он был настолько популярен среди трудящейся и обучающейся молодежи, что в его ведомственных общежитиях не хватало мест для желающих из городов и весей поработать на производстве, а заодно вкусить прелести городской цивилизации.  Комбинат имел свой  текстильный техникум  и училище, в котором без отрыва от производства молодые  текстильщики  получали профессиональное образование. После окончания  учебы вчерашние рабочие возвращались на родное производство специалистами: мастерами и поммастерами,  контролерами ОТК, технологами,  наладчиками.

С ткацкого  производства готовую продукцию – камволь и сукно  — передавали  в отделочное производство, где промывали, сушили,    и уже потом отправляли на склад готовой продукции.  Физической работы он не боялся, а потому работал за двоих:  принимал рулоны с конвейера  и,  согласно  артиклю,  по накладной отгружал в машины.

В  мужском общежитии выделили  ему койка — место.  Позже – комнатку в 10 квадратных метров. Она была необходима ему, как воздух.  Для председателя общества книголюбов целого комбината это был настоящий подарок судьбы.  Личная библиотека в 2 тысячи  книг нашла приют в  комнате своего хозяина. Кто-то радовался библиотеке, а кому-то она мозолила глаза.  Комендант общежития Хруль  вознамерился  выселить  ее из комнаты жильца,  потому как это не его частное жилье, а общественное,  и  по  правилам пожарной безопасности захламлять его  бумажной продукцией категорически запрещено.  Ее место — в подвале. В общем, нашла коса на камень.  Комендант свое гнул, а председатель Совета общежития, по существу, его первый помощник – свое.   Молодой коммунист – книголюб пошел за защитой  к секретарю парткома комбината Олимпиаде Чумаковой, но та лишь развела руками. Следующей инстанцией была газета  «Комсомолец Кубани».  Там отнеслись с пониманием  и прислали в общежитие корреспондента. Боевитая молодежная газета приветствовала подобные скандальчики, потому как речь шла о досуге рабочей молодежи, а библиотека Стазаева была для общежития, как находка. Надо было быть законченным глупцом, чтобы не видеть очевидное.   Хруль при виде  журналиста с фотокорреспондентом,   стал  оправдываться

—   Что вы?! Александр не так понял. Да, пожалуйста!

Испугалась общественной огласки и  секретарь парткома комбината. Жильцы общежития поздравляли Стазаева с победой.  Рядовой коммунист не только вызвал огонь на себя, но и утер нос партийным бюрократам, доказав лишний раз, что на каждый противозаконный яд есть противоядие.

Имея в кармане партбилет, грузчик Стазаев при желании мог бы  стать профессиональным текстильщиком и занять довольно высокий руководящий пост на комбинате. А то и повыше. Так же, как и он, с низов, начинала свою карьеру Олимпиада Чумакова. Пришла на комбинат простой ученицей, подмастерьем. Подучившись, работала в ткацком производстве ткачихой. Умные люди, набившие руку на производственном пиаре, посоветовали подающей надежды ткачихе с яркой внешностью,  не теряя  времени, брать быка за рога.  Участвовать в общественной жизни предприятия,  в социалистическом соревновании, брать повышенные трудовые обязательства с тем, чтобы пополнить плотные ряды передовиков производства.

Молодой кандидат в члены КПСС  разрывалась на части: заочно училась в институте текстильной промышленности, била трудовые рекорды, выполняла пятилетку за четыре, а затем и за 3 года. Вместо  5 ткацких станков обслуживала 8, затем 10, 12, 15 и даже 18.   Вскоре на флагмане текстильной промышленности Кубани зажглась яркая звезда парторга ткацкого цеха, позже секретаря парторганизации передового производства, коммунисты которого рекомендовали Чумакову в члены партбюро комбината.  В скором времени коллектив КСК избрал ее делегатом 25-го съезда КПСС,

Коммунист Стазаев помнит, как провожали Чумакову в Москву. Сколько было шума и суеты! Как будто ее отправляли в космос. За счет комбината  коммунисту номер один  сшили костюм из  самой лучшей ткани,  выпускаемой на ее родном  комбинате. Митинг, проходивший  на площади перед проходной,  был оцеплен двойным  милицейским кольцом. Представитель победителя Всесоюзного социалистического соревнования выступала на главном партийном форуме страны с докладом о трудовых достижениях краснодарских текстильщиков

Вдохновленная решениями партсъезда, Чумакова вернулась на комбинат в приподнятом настроении  и с головой окунулась в работу: встречи с трудовым коллективом комбината, отчет об участии в работе юбилейного съезда. Партком, в корне изменивший ее судьбу и как женщины, и как партийного функционера,  Олимпиада Михайловна возглавляла до последнего дня: до банкротства КСК. После упразднения  парткома Чумакова переметнулась на другое место,  столь же теплое и хлебное  –  в Крайком профсоюза.  Партийная суета, большей частью возведенная в наивысшую степень узаконенной, подчас, бесплодной демагогии и показушности,   утомляла и отупляла.  Кандидатов, а затем и членов КПСС,  штамповали, как на конвейере, И чем больше выполнялся и перевыполнялся план по этому приему, тем быстрее приближалось светлое будущее, имя которому (страшно даже сказать)  КОММУНИЗМ. Но  тогда об этом никто не думал – не принято было. Тогда все жили одной судьбой: и партийцы, и беспартийные. У партии быт свои лозунги,  у комсомола – свои, у юных пионеров – свои.  А вот суть была одна: вера, причем, слепая вера, в торжество идей марксизма-ленинизма.

Работал комбинат в три смены. Его идеологический аккумулятор —  партком едва успевал подбрасывать в большой костер трудового энтузиазма идеи, лозунги, призывы и девизы, мобилизующие производственный коллектив на участие в  социалистическом  соревновании  с его трудовыми  вахтами, починами и рекордами. Погоду здесь делал,  конечно же,  многостаночницы, выступающие в роли тягловых лошадей.  На них равнялись, к ним подтягивались, у них учились.  Благодаря этому соревновательному психозу, комбинат выполнял и перевыполнял  производственный план, открывал новые имена героев  трудовых будней, славил и чествовал их. На комбинате трудились два Героя Социалистического Труда, кавалеры орденов Ленина и Трудового Красного Знамени, несколько депутатов Верховного Совета РСФСР и СССР,  члены горкома и крайкома КПСС.

КСК не только выдавал «на гора»  популярную в народе готовую продукцию, но и методично разворовывал ее.  Хищение   —   вечная тема на комбинате.

Вопрос этот всегда стоял на повестке дня флагмана текстильной промышленности.

Многотиражная газета «Текстильщик»,  однажды начав на своих страницах разговор на злобу дня, едва успевала отвечать на телефонные звонки возмущенных работников склада готовой продукции, обвиненных рабочей трибуной трудового коллектива в пособничестве или даже в причастности к кражам.  Никто, конечно же, кладовщиков не обвинял, и если бы были конкретные факты, то складом занялись бы правоохранительные органы, а не журналисты. Публикации не вызвали никакой реакции должностных лиц, фирм, несущих ответственность за сохранность готовой продукции.

Коммунист Стазаев знал об этой  насущной проблеме. И хотя имел к складу готовой продукции самое прямое отношение,  никоим образом не защищал «честь мундира»  главного на  комбинате подразделения.  Не атаковал рабочую газету телефонными звонками, порочащую честное имя работников склада. Напротив, он провел собственное журналистское расследование и опубликовал на страницах своей газеты. Вот его итоги.

…Основную долю претензий, рассматриваемых юридическим отделом предприятия, оставляют недостачи кусков. Более того. Почему представители   КСК не ездят на вызовы покупателей о недостаче, голословно утверждая, что  виноваты покупатели  и железная дорога. Если бы склады были заинтересованы в установлении истины, они бы не упустили возможности установить настоящую причину недостач, не оставляя недомолвок. А если уж вина   наша – ищите, достопочтенные работники склада пропажу, поднимите всех и вся на ноги, переверните все вверх дном, но найдите то, что вам доверено для сохранности. Выходит, кто-то по пути товара на склад погрел на нем руки?! Ведь недостачи-то кусков и не одного, а 2,8, 12 рулонов  на 50-100 тысяч рублей.

Интересуясь проблемой систематических хищений ткани, он неоднократно разговаривал с ткачихами, поммастерами и вот что выяснил. Воруют-то с отделки  и, в основном, в складально-уборочном цехе. Почти все респонденты сходятся в том, что у несунов с указанных выше производственных участков куплена чуть не  ли вся охрана.  Правда, он тогда подумал, что тут, конечно, его собеседники лишку хватили, но дыма без огня не бывает. Просто так люди говорить не будут. Даже таксу называли. Допустим, вывезешь тележку с товаром куда следует – десять тысяч рублей твои, за труды, за риск и смелость и так далее. Посторонний человек, случайно забредший с улицы, в цехе быстро не сориентируется где что лежит. Для этого необходимо время и соответствующая подготовка и еще многое другое, без чего темное дело не провернуть.  И потом, в цехе есть пост охраны. А вот свои, те, кто знает здесь каждый вход и выход, каждый поворот, смело прикладывает опытную руку к коллективному добру.

Или такой пример.  Стоит тележка с лоскутом. В перерыве или к концу смены одна текстильщица подошла к тележке и оторвала на личные нужды несколько метров, другая, третья. Глядишь, и лоскута нет. Хотите верьте, хотите нет. Растащили его бабоньки,  как пчелки сахар.

Вариантов для выноса краденого множество. Как говорится, голь на выдумки хитра. Ткань можно пристегнуть под подкладку верхней одежды прищепками или скрепками, намотать на рукав противоположной от охраны руки, обмотать себя. Не всю ткань. Драп вряд ли обмотаешь вокруг себя.  А вот брючную или костюмную  ткань из шерсти с лавсаном стащить можно.

Воровать на родном комбинате всегда было выгодно.  И не потому,  что на данную продукцию цены бешеные. Цены-то как раз приемлемые и товар для любого рабочего комбината вполне доступный. Есть ли смысл идти в магазин «Ткани» при комбинате,  и покупать себе отрез на сарафан, костюм или брюки, когда ее можно стащить у себя же. Лежит-то она рядом, под носом, только руку протяни. Главное – не стесняться и не лениться. Будешь стесняться,   и лениться, так голым и помрешь. Кстати, на складе готовой продукции можно делать свободные, то есть, лишние метры. Приезжает на склад комбината покупатель. Допустим, ему из партии в 24 куска требуется 15. Склад вынужден разбивать эту партию и 9 кусков остаются как бы в воздухе – ни там, ни тут. Так как документы на всю партию приходят на  склад в единственном экземпляре, то на оставшиеся 9 кусков документы оформляет уже сам склад. Вот и поди проверь, сколько и кому он оформил. Разве не проверяют соответствующие службы отпуск товара со склада, спросите вы. Проверяют, разумеется. Но уследить за каждым куском  товара практически невозможно.

Воруют ткани в основном в ночные смены, когда цех не закрыт, начальства нет, а охранник где-то или спит, или дремлет, или делает вид, заранее договорившись с кем-то… Грузи тележку с краденым, довози ее до ближайшего забора и перекидывай рулоны.  Какой дурак  повезет ее на проходную?!  Благо, кто-то заботливый посадил вдоль бетонного забора живой зеленый забор. Это чтобы случайный взгляд не обнаружил у изгороди возню с товаром, да и перелетев через нее, товар некоторое  время пролежит незамеченным в нише между двумя заборами, пока заберут его свои люди.

Знает он и еще об одном производственном нюансе. Приходит тележка из отделки в складально-уборочный  цех. В карте, которая приходит вместе с ней, записан метраж. Самое интересное во всем этом то, что метраж никогда почему-то не соответствует действительности. Как правило, в тележке недостает плюс-минус 100 и более метров (один, два куска, в зависимости от артикула), или наоборот, имеются излишки. Вот и гадай, куда подевалось добро, или откуда оно появилось. В чем здесь секрет? Если есть тут технологическая усадка, то почему об этом не указывается в той же карте? Или это большой производственный секрет? Однако и это не решение проблемы. Пусть даже и учтены строго вожделенные метры на тележке, но ведь товар может сутки и более простоять  в цеху  никем невостребованным. Тут-то и напрашивается вопрос-ответ: а кто несет ответственность за сохранность товара?   За наличие его на следующий день никто не отчитывается и не отвечает. При сложившейся ситуации, при вопиющей безответственности  сам Бог посылает в руки нечистоплотного человека беспризорный товар. Подходи к нему смело и делай с ним, что хочешь, как «совесть» позволяет. И делают – воруют во всю прыть. Метры как невидимки исчезают с территории комбината. Жалко только что достаются они морально ущербным людям, прохиндеям, которые живут одним днем: сегодня, мол, наворую, сколько сумею и утащу, а завтра – хоть потоп.

Благодаря  комбинату,  рабочая слобода текстильщиков славилась иностранцами из дружественного Вьетнама. В  молодежных общежитиях проживали  мотальщицы, крутильщицы, чесальщицы, ткачихи, отделочницы.    Парни   работали  подвозчиками пряжи, помощниками мастера.   Они гордились, что им посчастливилось жить и работать в Советском Союзе. Посылали  в страну Советов самых лучших.  Все они низкорослые, на одно лицо,  удивительно шустрые, и находчивые.  В свободное от работы время предприимчивые азиаты приторговывали дефицитными на тот момент вещами, присылаемыми им с родины, а также земляками, проживающими в Москве. Вьетнамская диаспора была самой многочисленной в Краснодаре. Рабочая сила из Вьетнама использовалась также и на соседнем хлопчатобумажном комбинате (ХБК). Живая экзотика забавляла местную молодежь. Некоторые парни даже женихались со стройными, изящными девушками, приводили их на  дискотеки и новогодние елки во Дворец культуры.  Может, у кого-то из них была любовь, однако, никто не решился связать судьбу  с девушкой из далекой, неизвестной и такой непонятной страны.

Вьетнамцы отмечали Новый  год дважды:  русский и свой.  Когда в девятиэтажном  и двух пятиэтажных общежитиях  они жарили селедку «Иваси», запах Нового года по-вьетнамски  чувствовался за квартал.   Жильцы общежития им не раз объясняли, что соленая рыба не жарится, но  иностранцы все равно жарили селедку по нескольку раз в году. Видимо,  это блюдо чем-то напоминало  им родину, богатую экзотической пищей.

В  поселке КСК было построено 5 молодежных общежитий, во Дворце культуры комбината кипела кружковая работа, на всю округу гремела художественная самодеятельность.  Культурно-массовым сектором заведовала профессиональная пианистка Татьяна Шумская.  Дворец культуры славился  народным театром, агитбригадой, вокальным кружком,  |дискотекой, оригинальным жанром с участием профессионального иллюзиониста.  На танцевальные вечера  молодежь приезжала   со всего города. В штат Дворца был принят известный в городе вокально-инструментальный ансамбль из университета.   Славился  своей игрой  с удачно подобранной труппой Народный театр с его обширным классическим репертуаром. На ежегодных смотрах театральных коллективов  Народный театр Дворца культуры КСК   занимал  самые высокие призовые места. С премией, как и полагается, с чествованием и накрытием  столов  в буфете ДК. На премьеру  какого-нибудь спектакля  приходили не только производственные коллективы комбината, но и местное население. Стазаев не признавал любительский театр.  А  ведь когда-то пробовал свои силы в Ростовском училище искусств. Видимо,  приемная комиссия решила, что отечественный театр и кино  обойдутся  и без него. Пусть так. Откуда ему,  сельскому парню, было знать о специфике училища  со статусом высшего учебного заведения,  о творческом конкурсе в несколько туров? Условия приема ему, конечно, выслали, а что толку?! Петь он не умел, танцевать тоже.  Декламировать стихи, произносить монологи – тем более. Об искусстве перевоплощения и говорить нечего. Он даже не знает, кого бы хотел сыграть, если б выдалась такая возможность. И смог ли? Оказывается, еще и фактуру нужно иметь подходящую: рост, голос, сценическую внешность.  Хотя, с внешностью Квазимодо  абитуриентов в училище брали. Выходит, дело не во внешних данных, вернее, не только в них.

Городские абитуриенты  имели возможность заниматься у репетитора, на  худой конец,  в кружках художественной самодеятельности. Он-то думал, все куда проще: посмотрит представительная комиссия на его смазливую мордашку и,  умилившись, даст путевку в таинственный и загадочный мир театра, а может быть и в мир  кино.

Глядя на себя с высоты прожитых лет, он ловил себя на мысли  о том, как только могла в голову ему прийти бредовая идея посвятить себя кино   или театру?! И дело тут вовсе не в болезни. Вернее, не только в болезни. Она ведь не всю жизнь преследует его.  И все равно:   нет у него сценической фактуры. Это как голос. Он или есть, или его нет. Поет человек, или нет. Сценического голоса у него тоже нет. Фактуры тоже.  Низкорослый, с невыразительными, плохо запоминающимися  чертами лица. К тому же, нет характерности. Теперь он все это понимает и без требований к абитуриентам  театральных учебных заведений.

Единственное, на его взгляд, кого он смог бы сыграть, так это самого себя. Такого, какой есть. Но кому это интересно?! Одиноких людей,  к тому же, инвалидов, на земле миллионы. И никого этой печальной данностью не удивишь.  В наше время здоровый человек никому не нужен, а с ограниченными физическими  возможностями – тем более.

Его сосед по общежитию Валерка после армии  трудовую деятельность на комбинате начал подвозчиком пряжи, а закончил распорядителем танцевальных вечеров в ведомственном Дворце культуры.  Проще говоря, массовиком. Но не потому, что разочаровался или не нашел себя на этом поприще. Напротив, он занимался в вокальном кружке, в агитационно-художественной бригаде. Агитбригада Дворца культуры КСК  на краевом смотре агитбригад заняла первое место. Первой она стала и на Всероссийском отраслевом смотре агитбригад, проходившем в  волжском городе  Камышине. Наградой  самодеятельным кубанским артистам стала коллективная путевка на двухнедельный отдых  в г. Сочи.  Именно художественная самодеятельность подвигла  Валерку  поступить на дневное отделение краевого училища культуры.  Вот он-то был одной ногой в училище искусств, потому что требования и условия в  родственных учебных заведениях совершенно одинаковые. Только в первом училище готовили   клубных работников  для села, а во втором – актеров театра и кино.

Вступительный  экзамен  он сдал на «5», в том числе и  творческий конкурс. Ему не составило особого труда спеть несколько песен с частушками, станцевать,  придумать по художественной открытке какую-нибудь историю, прочитать стихотворение.   По заданию членов  комиссии  сыграть пару – тройку сценических миниатюр. Он сыграл  прохожего, промокшего под дождем,  пьяного   и нищего.

Изредка он наведывался к нему,  рассказывал о своем отделении «режиссура массовых мероприятий», о том, как легко и интересно учиться. Училище Валерка закончил с красным дипломом. В отличие от Сашки,  он не мечтал стать артистом. Как показала жизнь, он и без специального образования в жизни – артист. Сашка давно понял, что для осуществления его мечты одного только желания ничтожно мало. Хотя, в его жизни было  немало бытовых сцен и не придуманных историй, смешных и не очень. И  если их перенести на театральные подмостки  – зритель не останется равнодушным.

Он не признавал этого притворного, по его глубокому убеждению, бесполезного и пустого искусства: артистов считал полными неудачниками, всю жизнь живущими чужими судьбами с идиотскими житейскими историями. Они не трогали его никакой стороной, по-прежнему оставаясь для него живыми  трупами. Единственное, что  он уяснил  между театрами всех жанров, так это разницу между ними: говорильный, музыкально-певческий и тряпичный – кукольный, значит. Последний он называл изначально мертворожденным, игрушечным. Взрослые веселят и забавляют сопливых дурачков. Великовозрастные дядьки с тетками всю жизнь только и делают, что впадают в детство, не зная, как из него выбраться. Так, бедняги, детьми и помирают. За плечами – ни достойной профессии, ни авторитета, ни достатка. Ничего! Но самый главный, на его взгляд, недостаток  — это то, что все спектакли и их действующие лица забываются. Подчас, навсегда. Мартышкин труд и только. Справедливо подмечено: спектакль – это сиюминутное действо. Пока  зритель смотрит,  спектакль  живет. Занавес закрылся, свет в зале погас – спектакля нет.

Валерка что-то молол ему о системе Станиславского с ее искусством перевоплощения и переживания. Ну, перевоплощение – ладно. Тут без него, видимо, не обойтись. Раз уж публично артисты выдают себя за других людей  – от министра до афериста, значит, действительно,  без превращения здесь не обойтись. А вот переживание- тут, как говорится, бабка надвое сказала. Пойди, разберись, переживает артиствующий, или ловко дурачит зрителя? Будет тебе игрок переживать, мучаться и убиваться за того, кого в глаза отродясь не видел. Кого еще  лет сто, а то и все триста, давно уже след простыл и косточки почернели. Так он и поверил!  Если бы кто-то надоумил его попробовать себя хотя бы в училище культуры, может,  и прикоснулся бы он к миру театрального искусства.  Нахватался бы вершков, а там, глядишь, и в училище искусств  рванул бы.  По рассказам Славика-адыгейца, который смолоду трется в  творческих кругах,  и  местные театры,  и филармония,  и Кубанский казачий хор,  и цирк —  настоящий гадюшник, славящийся постоянными  скандалами и   интригами,  скубней за роли и звания,  за благосклонность  директоров и главных режиссеров, а также чиновников от культуры.  То же самое и в учебных заведениях творческого профиля.  Славик всего этого насмотрелся в бытность студентом Краснодарского института культуры, а Валерка  — учащимся  культурно-просветительного училища.  Он давно убедился: чем меньше коллектив, тем меньше его сотрясают всякого рода дрязги.  Пышным цветом цветут скандалы в учреждениях культуры, образования, медицины.  Знающие люди утверждают, что так было всегда.  Что  именно эти сферы деятельности человека живут не только по законам созидательности, но и по законам саморазрушения. Бог миловал, что в своей жизни он не имел к ним прямого отношения, однако благодаря приятелям и давним знакомым,  имеет об их порочности представление.

Не признавал он и самодеятельного исполнительского искусства. Его больше привлекали концерты мастеров зарубежной эстрады, выступающих в Краснодарской филармонии или в госцирке.  Он аплодировал  венгерским артистам Яношу Коушу, вокально-инструментальному ансамблю «Экспресс», югославской певице Радмиле Караклаич, польской исполнительнице Анне Герман.   Театрам он предпочитал кинотеатры.  Встречался с любимыми артистами не только на киноэкране, но и на проходивших в Краснодаре творческих встречах, посвященных  Дню кино.  Это были не просто популярные артисты театра и кино, это были  звезды отечественного кинематографа,  любимцы миллионов. Леонид Быков, Владимир Ивашов, Борис Сичкин,  легендарная Зоя Федорова, погибшая от рук то ли советских спецслужб, то ли уголовников. Валентин Заманский, великая Нона Мордюкова, признанная мировым сообществом женщиной 20-го столетия, певец и артист Олег Онуфриев, Юрий Каморный,  прославленная звезда кино Марина Ладынина,  Зинаида Кириенко,  Михаил Кузнецов,  а также великая певица,  по-настоящему народная,  Клавдия Шульженко. Все они оставили  ему автографы.  Дал свой автограф и летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза Валерий Ляхов, с которым он летел   из Гаваны в Москву.

__________________________________

Валерий Кузнецов

ПРОДОЛЖЕНИЕ…