Нет. Это совсем не случайно, написать о родимой сторонке. Где она? Там, где родился или жили родители, прадеды. И только с годами начинаешь глубже понимать, это для каждого свое и только свое. Для кого-то малая родина. Для меня, например, вся Россия. С малых лет копилось во мне что-то. Теперь знаю, любовь к матери, жене, детям, друзьям, к березке, что всегда удивляет своей волшебной красотой и, конечно же, любовь к Родине, ни за какое золото мира это не продашь.

Удивительно наблюдать, как русские люди общаются. Жена льет на шею мужа ковшик с колодезной водой, он молчит, она молчит, но они общаются мыслями. А детей, когда они ложатся спать, укрываешь одеялом, в душе такое умиротворение, что высказать трудновато. Нет, мы всегда были удивительными, и не зря за границей нас не понимают. Да, внешне мы похожи: голова, руки, ноги, а вот души абсолютно разные. За всю историю человечества Россия страдала больше всех, ни одна из стран мира по числу страданий с нами не сравнится. Часто задаю себе вопрос — отчего же так? Ведь наш народ не хочет войны. В деревнях, сёлах, городах, когда возвращались искалеченные бойцы, бабушки, матери, даже дети проклинали войну. Наша страна великая еще и потому, что народ у нас удивительно талантливый. Об этом многие писатели писали. Перечитывая Шолохова, Шукшина, Астафьева, Распутина, Белова, Абрамова, Солоухина, очень многое начинаешь понимать, ведь эти писатели — наши золотые ручейки, которые несут только чистую и прозрачную воду. И убеждаешься снова и снова, что Виссарион Григорьевич Белинский говорил истину, утверждая, что Россия потому так и страдала, что скажет всему миру слово правды. И это слово укажет всему миру новый путь.

Очень захотелось написать о своем отпуске, ведь это тоже неотделимая часть жизни. А в ней все значительно. Мы все люди, и это о многом говорит. За много лет работы наконец дали отпуск. Шестнадцать лет не был в деревне. Да и не удивительно, ведь просто не было на что ехать. На заводе вороватое начальство процветает, а вот рабочие… , а тут как раз вроде наскребли. Мама сказала: «Съезди, помоги тете Дуне выкопать картошку». В 1991 году последний раз с женой ездили в деревню. Потом появились на свет два сына, так больше и не выбрались никуда. Тем более что это у нас не жизнь, а выживание.

Вот и поеду, не зная, что меня ждет. В 1991 году деревня жила еще хорошо и весело, а что сейчас? За трое суток пересекли пять тысяч километров. И я в Нижегородской области, бывшей Горьковской. Слез на станции города Арзамаса, на Родине известного писателя Аркадия Гайдара. Помог одной девушке с ребенком добраться до вокзала. И вот первое чудо: мама этой девушки бежит и благодарит меня за помощь и зовет в деревню Дивеево поехать по святым местам. Я отвечаю, что мне бы сначала до тети добраться, может быть, потом…

Всю ночь жду на вокзале, слушаю как таксисты разговаривают, у них произношение интересное, сразу поднимается настроение. Утром сижу на лавочке, кругом много народу. Подсаживается женщина. У нее в руках металлические столбы, а на них шары стеклянные, и сделано так, что в любую погоду можно зажечь свечку. Спрашиваю, куда едет, говорит: «На кладбище, сынок, везу мужу эти столбики. Сын на зоне сделал, а я привезу их, найму кого-нибудь там, они установят». Поговорив с женщиной, еще раз удивился хорошей погоде, пошёл, купил мороженое, там оно всего три рубля стоит. И вот, наконец, подъехал мой автобус до районного центра Ардатов, сколько интересного, я проехал пять тысяч километров, и здесь все говорят на русском языке, приятно, как будто и не уезжал никуда. Еду в автобусе, смотрю на красивейшие Храмы, вековые они, а великолепием своим, убранством, мудростью, покоем восхищают. Вывески магазинов мелькают, вот и выехали из города как-то незаметно. Какие же необъятно красивые хлебные волжские поля. И деревень по дороге много, доживают в них старики, молодежь-то в город стремится. Это видно сразу по брошенным избам, и от этого тоскливо как-то. Автобус подъехал к автостанции Ардатова. И опять накатили воспоминания.

Мама каждый год меня маленького, а потом и подростка, юношу привозила сюда. И тогда, и сейчас любил смотреть на старушек, они по-прежнему суетливы. В моих сумках осталось с дороги много консервов, даже помидоры не испортились, тяжело, но несу и думаю о том, как же буду добираться до деревни. Зашел в магазин, купил бутылку водки за 100 рублей, подумал поддельная, наверное, но это сейчас по всей матушке России процветает, если повезет, можешь не отравиться. В центре района большая церковь, рядом памятник погибшим в войнах Отечественной, Афганской, в Чечне. Поклонился ребятам, пошёл дальше. Вон мост через реку, сумки все же оказались тяжелыми, несколько раз по дороге отдыхал.

Вышел с района, до деревни пять километров. Вот она, разительная разница, которая сразу бросилась в глаза. В районе много новых выстроенных домов из белого кирпича и блоков появилось, это хорошо. Но вот поля, поля далеко не везде засеяны, и от этого становилось грустно. И ты, читатель, поймешь меня, ведь у многих из нас есть или была своя деревня, милая сердцу сторонка. Дорога от района до деревни асфальтирована, это сделали люди при Советской власти. Проезжают легковушки, машу рукой, чтобы подвезли, никто не останавливается. Раньше, когда мы с мамой выходили на эту дорогу, любой водитель остановится сам и подвезет да и денег не берёт, как такое забудешь? Первые километр — два отмахал пешком. И деньги были, но никто так и не остановился. Возле дороги увидел могилку, остановился. Поклонился – и в путь.

У читателя может возникнуть вопрос, что же это ты все кланяешься, отвечу, православный я человек, верю, как верила моя бабушка, ожидавшая деда с войны и растившая своих четверых детей, как верит моя мама. Это все очень серьезно. Я, конечно, разный: и матерюсь, бывает и выпиваю, и песни разные люблю, но всё одно — верю в Православие – это надо прочувствовать, чтобы до мозга и костей дошло . Вот я прошёл 5 километров по дороге, так никто и не остановился, но я как-то не в обиде. Далеко еще с Ардатова видна деревенская церковь, хоть и не работает она очень давно, но красоту свою необыкновенную хранит и много лет радует глаз и спасает людей от бед. А я уверенно иду и знаю, что иду в правильном направлении. Село Леметь состоит из трех деревень. Нашу просто деревня звали, вторую, самую большую — Новая. Мне в деревню надо было. Ландшафт там такой , что только диву даёшься, да и не мудрено, ведь это величие природы. Свернув с дороги, иду по высокой траве, это прямо как в популярной песне «Любэ». Хорошая группа, народная, ей-Богу, народная. Вот она, красивая речка метров пять-шесть шириной и глубиной с полметра. Выбираю место, раздеваюсь, переношу в два этапа вещи на другой берег. И опять высокая трава. Вижу порушенные дома, начало деревни, но никак не попаду на дорогу, бывшую когда-то центральной. И наконец замечаю две узкие тропочки, это она и есть. Пока пробрался до дороги, весь взмок, жарко, да и приустал, конечно. «Да, — подумал, невесело, встречаешь, деревенька, невесело». Идя мимо брошенных домов, думал, и это даже пугало, Господи, а есть ли здесь вообще-то жизнь? И увидев наконец один жилой дом, немного успокоился. Дрова возле дома были аккуратно сложены. Трава выкошена, гуляют куры. По памяти догадался, это дом дяди Миши Чёрного. Иду дальше, еще два дома прибранные стоят, ухоженные и старинный колодец. Господи, в груди что-то кольнуло. Да ведь это тот самый колодец, ведро висит на барабане. Колодец сделан уже не из брёвен, как в детстве, а из бетонной трубы, вмонтированной глубоко в землю. Я узнал тебя, колодец, здравствуй! Сколько деревенских собиралось возле тебя. Там обсуждались новости, это целый ритуал. Бабушки, мальцы, старушки — вообще все мы становились в очередь за водой. Вода там чудесная, силы дает организму много, с помощью коромысла воду доставляли домой. А это значит и скотинушка будет напоена, да и люди напьются этого не иначе как Божественного нектара. И вот подхожу к дому тети Дуни, чувство в груди такое, что кажется и грудь-то сейчас всю разорвёт. И поверить боюсь, что увижу сейчас. Вот они, милые сердцу бревнышки один к одному, ставенки, захожу на старенькое крылечко, сколько же ты видело и помнишь, милое крылечко. Кругом такая тишина и совсем не верится, что кто-то есть живой, и этот кто-то твоя тетя. Стучу и слышу, дверь избы отворилась, шаги по коридору. А я, чтобы не напугать пожилого человека, очень спокойным внешне голосом говорю: «Это я, тетя Дуня, приехал, Толик».

Дверь открылась, и я увидел сильно постаревшую женщину, это и была моя тетя Евдокия Андреевна Куванова. Мы обнялись, она плачет тихонько и причитает: «Слава Богу, доехал, я ведь, Толик, болею очень». И опять плачет. Мне как человеку слишком уж впечатлительному тоже было тяжело на сердце, но я мужик. «Я приехал, тетя, теперь повеселее будет!»

Зашли в дом, перекрестившись, сели на лавки, всё те же, старинные, много видавшие, ох, сколько людей на них сидело, дорогие лавочки. Немного отдышавшись, говорю: в городе все наши сродники, слава Богу, живые, тебя все вспоминают и зовем тебя уж сколько лет к нам. А сам любуюсь на русскую печь, на ухваты, чугунки да иконы. Сколько всего связывает русского человека и связывает такой силой, что кажется это в нас во веки веков. Да, порой мы торопимся, бежим куда-то, дела, заботы, хлопоты. И вдруг чугунок, а в нем борщ, сваренный в русской печи. Ведь нет и не будет вкуснее этой пищи. Замечаю, что тетя немного начинает успокаиваться. Достаю помидоры, привезенные из Братска, они отлично сохранились. Говорю, попробуй, это твоя сестра выращивает, достаю бутылочку водки. Тетя, увидев ее, сказала: «Зря покупал, у меня самогонка есть, на варенье сделанная, она лучше магазинной». Ну и ладно, думаю, и самогонка сгодится. Выпили немного с устатку, тете понравились помидоры из Братска тети Машины, а мне самогонка да суп из чугунка. «Вот, Толик, посадила я усад и ругаю себя, зачем одной? Думала и копать не буду, вырою огород картошки, мне и курам хватит, а усад пусть остаётся.» Мне понятно, почему так тетя Дуня поступила. Весной, глядя на соседей, посадила усад, так как привыкла всю жизнь работать, а вот здоровье совсем никудышное стало. Картофель-то продать всегда можно, и прибавка к нищей сельской пенсии. Но годы дают о себе знать. «Последний, видно, раз я усад посадила, Толик.» «Ничего, тетя, может потихоньку выроем картофан». – Успокаиваю тетю, а сам думаю: в августе у меня аллергия страшная на полынь после армии привязалась, но расклеиваться нельзя ни в коем случае, деревня, она работу уважает. Зашёл во вторую комнату, сразу бросилась в глаза большая икона с лампадкой. На стене большие фотографии в рамке: деда Андрея, погибшего на войне в 1941 году, бабушки Татьяны, Дуни молодой совсем красивая такая, дядя Сережа с женой Зиной. Большие две рамы под стеклом, а в них много маленьких фотографий. Там и мама моя маленькая и дядя Сережа в армейской форме, молодой совсем, тетя Маша с дядей Геной, я маленький, двоюродная сестра Лена, двоюродный братик Володя, сестренка Галя. Володя с Галей дяди Сережины дети, а Лена тети Машина дочь. Рассматриваю внимательно фотографии, интересная и умная все-таки в деревне традиция вешать фотографии и портреты родственников на стены. А мы в городе сфотографируемся и убираем куда-нибудь подальше. Кто знает, может поэтому нарушена связь времён, кто знает. Спал плохо, дорога, перемена климата. Утром совсем рано встал, сходил к колодцу за водой. Позавтракали свежими яичками – это чудо. Пошел поздороваться в соседний дом. Там живут дядя Сережа и тетя Настя. К ним сын Слава в гости тоже из Братска приехал, только раньше меня. Подарил им несколько кедровых шишек, перед отъездом сын из тайги привез. Тетя Настя сказала, что внучки приедут, им будет интересно поглядеть. Семья у тети Насти с дядей Сережей большая – четыре сына и две дочери. Два сына – Саша и Слава в Братске живут с семьями. Остальные поблизости. И частенько навещают стариков. Усады наши рядом, мы с Дуней копаем, и соседи копают. У них помощников много: с Ардатова невестка с внучками на велосипедах приехали, Слава, тетя Настя, Сергей, сын из Москвы приехал, там он работает, а живет в Ардатове, хороший дом выстроил. Приехал помочь родителям картошку копать, это дело святое. Вот мы и вышли прямо как в бой! Наши соседи лихо выкапывают картофель, а я думал, как все-таки здорово тете Насте и дяде Сереже, все дети у них труженики, работают отчаянно. Вот сын Сергей, мой друг с детства, берет полный куль картошки на плечи и несет через весь усад, а это довольно далеко. Это и есть чудо-богатырь нашей Родины. Да и мы с тетей Дуней тоже работали, как говорится, до седьмого пота. Сосед дядя Сережа дал нам деревянную тележку с одним колесом посередине, лёгкая, специально сделанная для перевозки мешков. И я потихоньку возил мешки с картошкой во двор. Вечером наши добрейшей души соседи позвали нас в баню. Дядя Серёжа, Слава, Сергей и я напарились всласть, вспомнили обо всем понемногу: в такие минуты всегда хочется сказать что-то заветное, искренность как будто вжилась, врослась в нас. После бани стол накрыли, но я выпивать не захотел, то ли перемена климата, то ли усталость, а вот суп тети Насти отведал. Кудесница тетя Настя, вкусно у неё всё, а за этим всем между тем прослеживается громадный крестьянский опыт, это всё очень глубоко, это исконно русское, из глубокой старины. В общей сложности две недели рыли мы картошку, усад огромный. Мне это напоминало битву за урожай. Прерывались только, когда дожди пошли. С другого конца деревни частенько заходил к нам двоюродный мамин брат, дядя Сережа Носов. Мы, конечно, с ним немного выпивали. Дядя Сережа всю жизнь отработал в колонии в Ардатове, а жили они с тётей Клавой, воспитали пятерых детей. Все дети в дальнейшем стали хорошими людьми. Вот только схоронил он тётю Клаву недавно и очень её жалеет. Сидит на лавочке плачет и говорит:

«Толька, я ведь любил Клаву-то, скучно мне без неё». Сыновья, Иван и Валера, как и отец, в колонии работают, отец теперь на пенсии, сыновья оба майоры, Саша в деревне на Новой живет с семьей, дочь в городе работает, но отца никто не забывает. Был еще сын Слава, очень хороший и добрый парень, и семья была, вроде всё хорошо, но вот умер. Очень жаль друзей детства. Сидим мы с дядей Серёжей, закуска неплохая, и колбаска и яички – всё понемножку есть. Дядя Серёжа вспомнил, как они с моим родным дядей Серёжей фильмы по деревням ездили показывали. Люди соберутся и говорят:

«Вот приехали два красивых Серёжки фильм показывать». Уже который раз рассказывал он эту историю, а мне все равно интересно. Пишу я обо всём этом и думаю, что молодёжи это наверно неинтересно будет читать, но видит Бог, видит судьба, видит совесть, честь, правда — всё святое, что есть на земле – об этом писать надо. Описывать деревенскую жизнь чрезвычайно интересно, у очень большого населения нашей страны были похожие истории, а я, понимая всё это, хочу и буду писать о деревне, о городе и о той волшебной нити, которая нас всех крепко связывает. За нашими соседями стоит большой пятистенный дом, там жила большая семья Молодцовых. Дядя Ваня с тетей Машей. Воспитали они четырёх сыновей и двух дочерей. Воспоминания, воспоминания – это богатство не отнять, не спрятать, они живут в тебе и напоминают тебе, что ты человек. Моя тетя Дуня говорит, что наша бабушка Татьяна из их дома пришла. Вот попробуй, дорогой читатель, догадайся сразу, о чём говорит тётя. Нет, не сказать чтобы я вообще ничего не знал, но многое узнал впервые, и поговорка «Иван, не помнящий родства», по-прежнему актуальна. А у меня ещё и характер такой, всё время себя ругаю, нельзя ведь так. Копаем картошку, и вот интересно: у нас в вёдра накладывают картошку, а мы с Дуней в корзинки. И Дуня потихоньку продолжает свой рассказ. Бабушка наша Татьяна носила фамилию Сурманова, вышла потом замуж и стала Куванова. А брат ее родной женился на Катерине, она и родила Марию. Мария вышла замуж за Ивана Молодцова. Вот и получается, что мы дальние родственники, но в детстве я об этом совсем не задумывался, Дуня рассказывает, а мысли мои улетели в розовое детство. Где течёт чудесная красивейшая речка, рядом на взгорье большое футбольное поле. Народу тогда в трёх деревнях: Новой, Луговке и Деревне жило очень много, поэтому когда состоялся очередной футбольный матч районного масштаба, все и старые и малые собрались на яркое зрелище. Футболисты играли жёстко и отчаянно, и один из футболистов сломал ногу, но терпеливо сносил боль. «Скорая» приехала очень быстро. А потом был такой момент, когда мяч катился в пустые ворота, но немного не докатился, а Володька Молодцов выкрикнул, что за такой момент и 20 копеек не жалко отдать. Для пацанов в то время на эти деньги два раза в кино можно было сходить. А деревенский сад, в середине сада пруд, как же мы любили в нём купаться. И вот теперь через столько лет я вижу, что сад и пруд сохранились. Как же хорошо на душе от этого, жива память, жива. Вечером после копки картошки отправился на Новую, к старшему брату Молодцовых Жене. Нужно было позвонить домой, сообщить, что доехал нормально. Да и Евгения повидать. Переходя небольшой мостик, остановился посередине. Посмотрел на весёлое течение реки, опустил руки, вода была уже прохладной. Подумалось о том, что дай Бог, чтобы у наших потомков было такое детство, какое было у нас, а как им этого не пожелать. Ведь оно было по-настоящему счастливое. Вот он, крутой берег, вспомнилось, как мы ныряли с него. Сразу ни у кого не было смелости прыгнуть вниз, оно и понятно, метров пять лететь. Впереди меня ждала величественная гора. Какая же она красивая эта гора, ничего красивее и роднее я не встречал в жизни. Как поднимались по ней старушки, на горе стоял магазин, а потом спускались, разговаривали, неся очень много хлеба, сахарного песка. Хлеб стоил копейки, а скотины у всех много, вот и покупали хлеба вдоволь, да и семей больших хватало, ибо хлеб – всему голова. Народу, пережившему такую страшную войну, это было очень понятно. Поднявшись и немного пройдя, подхожу к красивому, обложенному кирпичом дому. На крыльцо выходит Евгений, обнимаемся, проходим в дом. В доме всё обихожено, красиво. Вышла жена Нина очень приветливая женщина. На столе сразу появилось много всякой снеди. Позвонив домой и успокоив домашних, сажусь за стол, немного выпили. Многое, конечно, вспомнилось, как дядя Ваня Молодцов, отец Жени, дружил с моим дядей Сережей, и такая дружба меж ними была, что каждому человеку на земле можно пожелать такого. Вечером, возвращаясь к тете Дуне, в очередной раз понимаю, что нет, не сломлено в нашем народе бескорыстие, добросердечность, и очень этому радуюсь.

Однажды в Братске иду на работу, смотрю, возле мусорных баков мужик копается, не знаю почему, но подхожу и спрашиваю, как зовут, говорит Петром. Приглядевшись, вижу, что он одет неплохо, что и привлекло мое внимание, занимался он тем, что аккуратно складывал выброшенные книги в коробку. «Я, — говорит Петр, — работаю трактористом в тайге. Вчера из леса при ехал, пошёл мусорное ведро выносить, вижу книги выброшенные. Вы, наверное, подумали, что я бомж, раз возле баков мусорных копаюсь. И вдруг с отчаяньем в голосе говорит , — это же книги, как же можно их выбрасывать? Лучше пять минут позора, но всё разберу. Читать сам буду, и дети пускай читают.

Хорошие слова ты сказал, Петр, и прочувствовавшись, заторопился, иду и думаю, может, мою книжку так же выбросят на помойку, и дай Бог, чтобы нашёлся вот такой Петр. Я много повидал людей разных, и видя, как Петр обращается с книгами, знал, он говорит правду. Сегодня утром, увидев, что горит лампадка, вспомнил, что говорила вечером Дуня. Был большой православный праздник, Вознесение. В этот день мы пошли на погост. Как и положено ему , находился он у церкви. Подойдя поближе к стенам старинного храма, поразился ровной кладке кирпича, и как будто и не было совсем времени для этих величественных старорусских стен. Перекрестившись перед входом, начал потихоньку обходить могилки. Бабушка Татьяна наказывала поближе к Господней обители схоронить. И действительно, всего в нескольких метрах от храма стоит железный небольшой крестик. Вот и довелось побывать на бабушкиной могилке, вот и слава Богу. В одной оградке двух сестёр и схоронили. Потом Дуня показала и дяди Ванину с тетей Машей могилки, Молодцовых и многих еще деревенских, которых я знал и любил. А знал я многих, и эти воспоминания, думаю, для каждого человека на земле очень дороги. Но жизнь есть жизнь, и она продолжается, течёт как речка, золотится, идёт как снежок пушистый, укутывая белым одеяльцем землицу-кормилицу матушку нашу славную. После погоста зашли к Евгению. Нина опять наставила целый стол угощения. Потом поехали с Женей в Ардатов, ему надо было заправить машину, а заодно и показать окрестности. « Когда закрыли крахмальный завод, вода в речке стала намного чище, даже рыбы больше стало», — говорит Женя и улыбается. А мне сразу вспомнилось, как в детстве мы ее ловили корзинками, а потом с яйцами жарили, вкуснотища.

Пятнадцать лет назад жил у нас в Братске хороший деревенский парень Сергей Козлов, мы вместе с ним работали в радиаторном цехе, он бригадиром на линии по выпуску радиаторов, я сварщиком. Замечательное было время, завод гремел на всю страну, заработки высокие, а главное люди вокруг по-настоящему добрые. На огромном здании вверху каждое утро появлялась бегущая строка, вот и Серегина фамилия там встречалась, я очень радовался за земляка.

Потом Сергей с женой уехали из Братска в Ардатов. К нему-то мы и заехали с Женей. Обнялись и как –то быстро это у нашего русского человека получается, вот уже и стол накрыт. Вспомнили один забавный случай: я на перекур приходил к Сергею и Жене Фомину анекдоты рассказывать да и так поболтать. Вдруг спрашиваю, « Вы откуда родом»? « Из Горьковской области», — говорят. У меня ведь бабушка с тётей там живут в Ардатовском районе, Леметь. И мы, не сговариваясь, громко закричали: Земляки! Такое не забудешь. Сергей с Женей из Луговки были, я их не знал, а вот в Братске познакомились. Сейчас у Сергея просторный дом, двое детей, живёт хорошо, даже продукция нашего завода у него в доме работает. Котел «Жарок». Я песню свою спел «Березка белая ты всё качаешься», вдохновленный такой встречей. Какая-то вселенская доброта живёт в наших людях и, что самое важное — это несказанное, это настоящее. Возвращаемся с Женей в деревню, его новенькие «Жигули» несут нас как-то легко, и вот Женя вспоминает, что Нину-то мы не предупредили, что задержимся. А жена не на шутку была обеспокоена. Когда подъехали к дому, вышла Нина, на лице была видна печаль. Я извинился, всё объяснил. Женя улыбнулся – и нет её печали-то. Нина настоящая русская женщина, которая всё понимает. Читателю может показаться, что складывается слишком благоприятная картинка, но это, к великому сожалению, не так.

Однажды перед отъездом Женя повез меня в д.Дивеево. Вот по дороге и видел я много деревень, где колхозы все развалены, а о былой мощи напоминают лишь разрушенные коровники, разбитая да и разграбленная техника, точнее её остатки. Помня о том, какие мощные были колхозы, которые обеспечивали нас, горожан, замечательными продуктами, становилось худо на душе. Не стало Великого Советского Союза – это по-настоящему великое горе для всех нас, но что заставляет нас не сломаться, это, конечно же, наши вечные ценности: семья, любовь, дружба, нравственность, и слава Богу, что это не покидает нас. Вот и привёз меня Женя на святые места, где покоятся мощи Серафима Саровского. Я впервые за сорок лет видел такое убранство: храмы с золочеными куполами радовали глаз, церкви, одна краше другой, люди, по словам Евгения, отовсюду едут сюда помолиться Батюшке Серафиму и прикоснуться к великой тайне святых мест. И мне вспомнилось, как меня маленького привезли в небольшой храм и окрестили, помню купель, расписные стены, даже телегу, на которой везли. Заходим в храм, подходим с Женей к мощам Серафима Саровского, преклоняемся. Возле гроба стояла монашка. Вдохновленный всем увиденным, я тихонечко сказал: « Слава Богу, жива православная Русь». Монашка вдруг посмотрела на меня и говорит: «А вы по мостику ходили?» Я ответил: « Нет, а где он»? Спокойный взгляд женщины, её степенность, умиротворение поразили меня, и она очень тихо сказала: «Идите, вам всё покажут. Оказывается, вокруг этих величественных храмов был сделан мостик, а называлось всё это «канавка». По преданию её рыли святые люди. Идя по мостику, я видел много молящихся людей, не чаял я, что случится всё это увидеть. А Женя между тем говорит: «Хорошо, что среди недели приехали, а в выходные дни совсем не пробиться». Потом Женя повез меня на святой «Ключик». Это водоём, со дна которого бьют очень холодные ключи, специально оборудованное место, всё сделано аккуратно, новыми досочками. Человек становился на лестницу и потихонечку спускался в воду. Женя говорит, что Никита Михалков, Валентина Толкунова и многие известные люди приезжали сюда и купались в этой святой воде. Я тоже окунулся, вода как у нас в Ангаре ледяная, надо сказать, тонизирует капитально. Женя тем временем набирал в ёмкости воды. Люди её там многие набирают. Там пьют, больным людям везут, детям дают. Стоит там крест, а на нём икона Серафима Саровского. Люди, искупавшись в ледяной воде, молились, и видеть всё это было величайшей радостью. Я тоже подошёл к кресту и попросил: «Господи, сохрани и сбереги нашу матушку Россию, здоровья всем людям и веры в добро». У нас в Братске в училище № 63 работает директором заслуженный педагог РФ – Пернай Н.В., в его книге я прочитал, что добрым жить гораздо труднее, чем злым. Да, это мудрость, и я всецело согласен с этим замечательным учителем. Поэтому-то, побывав на святых местах и попросил у иконы Серафима Саровского веры в добро, прекрасно понимая, что путь этот будет очень трудным.

Недалеко от Ардатова стоит село Надёжино, название-то какое! Там живут дядя Боря и тетя Шура. Как я уже писал раньше, у моего дяди Сережи есть жена, т.Зина, вот дядя Боря, её родной брат. Детские воспоминания, да много ещё чего меня влекло в те края, да и когда еще-то приеду? Утром пошли с Дуней на Новую. Там утром и вечером автобус ходит до Ардатова. Дуня за мной как за маленьким ухаживала, но я не препятствовал этому, понимая, что это ей приятно. Доехав до Ардатова, я тут же сел в автобус до «Надёжино». По дороге вновь видел множество пустующих полей. Вот и Надёжино, если мне сейчас 41 год, то примерно 30 лет здесь не был и не мудрено, что где дом дяди Бори вспомнить было трудно. Но Дуня, провожая в дорогу, напутствовала так: «Спросишь – все покажут». Вот так просто и никаких гвоздей. Вижу: идёт мужик внешне чем-то на легендарного Мулявина из «Песняров» похож, и усы такие же, спрашиваю: вы не знаете, где дядя Боря живет? Оказалось, он здешний председатель колхоза, он решил проводить меня до дома дяди Бори. Мы шли и как-то сразу поняли друг друга, он сожалел очень глубоко по настоящему, что колхоз развалился, горючка, говорит, безумно дорогая, никаких денег не хватит, чтобы поле засеять, вот раньше бывало. А я слушал этого человека, размышлял, сейчас по телевизору очень многие говорят, что раньше было всё плохо. А молодежь-то слушает и верит, вот что страшно. А тут идёт председатель колхоза, некогда очень крупного хозяйства, вот у кого надо спрашивать, как было раньше, а не у продажных телевизионщиков для многих из которых слово совесть вообще ничего не значит. А когда нашего великого артиста Михаила Ульянова спросили: «Что самое главное в жизни? Он ответил: Совесть». Вот об этом шёл и думал я, разговаривая с председателем.

— Вот и дом дяди Бори, и я с помощью детских воспоминаний тоже начал догадываться об этом. И я, попрощавшись и поблагодарив за помощь настоящего человека, направился к домику. Домик был красивый, ухоженный, думаю, узнают ли, да и не напугать бы, около девяти утра было на часах. Стучусь в окно, открывается занавеска, и вижу тетю Шуру, жену дяди Бори. Хоть прошло много лет, я её узнал, выглядела она для своих лет очень даже неплохо. «Вам кого?» – спрашивает. – «Я Толик, Настин сын из Братска приехал». Тетя Шура очень приятно сердцу заголосила: «Боря, Боря, вставай, погляди кто к нам приехал». Вышел дядя Боря хоть и постаревший, но чётко державший свою марку.

— «Да и не сплю я, чего ты». Обнялись, расцеловались. Сколько же всего в нас , людях, хранится, одни живут не растрачивают душу, другие наоборот, но счастливей момента нет, когда именно растрачиваешь душу. Когда я был маленький, мы шли по картофельному полю, и дядя Боря наступил на ботву. А я ему и говорю: « Дядя Боря, ты сдурел, что ли, на свёклину становишься»? Много было тогда смеху из-за моей детской наивности. Вот и сейчас, сидя за столом с огромной необъятной теплотой вспоминали этот интересный случай. Выпив немного, хорошо и сытно перекусив, говорю: « Пойдем, дядя Боря, по селу пройдёмся». – «И вправду, пройдитесь, — вторила мне баба Шура, — а я еще чего-нибудь сготовлю». С детства хорошо запомнились надёжинские пруды, славились они на всю округу и карасями знатными ,и неподкупной какой-то доверчивостью перед человеком. И сразу вспомнилось, как мы с мамой дяди Бори полведра за утро поймали. Ловила бабушка их интересно. На палку метра в два она привязывала сеть метр в длину, а внизу грузы и колокольчик наверху, как только он зазвенит, попалась рыбка. Так вот таких установок у неё было много, а местные мальчишки по-настоящему завидовали смекалистой бабушке, она их всех перелавливала. Сейчас, спустя много лет, увидел другую картину и очень огорчился, пруды заросли, превратились в болото. « Раньше, говорит дядя Боря, колхоз их чистил, теперь некому, молодежь поразъехалась по городам, а мы состарились». Мы пошли дальше, дядя Боря рассказывал, как хорошо было у них в колхозе, и очень жалел, что всё разрушилось. Я, конечно, вспомнил про колхозы, как люди в них трудились, как было много ребятишек в деревнях. Да что там, деревня – это святыня! Подходим к памятнику, который сельчане поставили павшим в Великую Отечественную войну. Я был приятно удивлён, как хорошо всё-таки сельчане всё сделали. Стоит большой солдат Победитель метров пять в высоту с солдатской накидкой, без головного убора, смотрящий куда-то вдаль. Вечный огонь, гранитная доска с именами погибших надёжинцев. Даже не в каждом районном центре есть такой памятник. Дядя Боря говорит: « Старый председатель постарался». Слава этому золотому человеку, слава вам, надёжинцы, что храните эту Великую память. И старинной надёжинской церкви поклонились. Даже во время войны службы там не прекращались, вот она наша народная сила, не понятная никому на Западе, но такая близкая и родная нам, русским людям. Вечером попили козьего молока: дядя Боря и тетя Шура держали козу. А дядя Боря еще и пасеку небольшую имел, давно он этим делом увлечён. Но пришла пора возвращаться к тёте Дуне. Утром позавтракали, я вдруг решил им немного попеть. Участие в народном хоре «Русское поле» давало о себе знать, но пел в основном свои песни. Дядя Боря с тётей Шурой уговаривали еще погостить, но отпуск короткий. Полюбовавшись на сад с яблоками, засобирался в дорогу. Тётя Шура дала мёда своего в дорогу, да и родных угостить, когда приеду домой. И вот мы идём по центральной улице рядом со мной дядя Боря и тётя Шура, прожившие вместе более пятидесяти лет, воспитавшие сына Сашу. У Саши две дочери замужем. –« Вот, — говорит дядя Боря, — помрём, и никто сюда жить не приедет, все ближе к городу хотят,» — и горестно вздыхает. И вдруг нахмурившись, громко говорит: « Скажи, Толик, сестре Зине, что я Шуру бросил, на другой женился». Все на автобусной остановке дружно засмеялись. Вот он всегда такой, дядя Боря, веселый человек. Расставание всегда трогательно, обнялись, сел в автобус и последние минуточки всё ненасытно смотрел и смотрел на дорогих моему сердцу старичков. Хорошо, что навестил тёти Зининых родственников, будет что дома поведать. Господи, как порой грустна жизнь, кажется не выдержишь, сломаешься, и тут же немного погодя приходит радость. А я знал, что ещё долго в Надёжино будут рассказывать старички друг другу: «Идико, кто-то приезжал к Новиковым». До отъезда оставалось совсем немного, и Женя как будто чувствуя, что у меня на душе, свозил меня к другу детства Володе Молодцову. Володя жил в двухэтажном доме, занимался продажей сухого молока и масла.

Весь день до вечера разговаривали, выпивали, закусывали, и было о чём поговорить. У Володи замечательная добрая жена, двое сыновей. Я искренне порадовался за Володю, что у него всё в порядке. А ещё от того было хорошо на душе, что довелось всех увидеть. Молодцовы, Носовы, Кувановы, Новиковы, Козловы, как же вы все дороги моему сердцу. Земля крутится вокруг своей оси, а мы люди, живём они на западе, я в Сибири. Но мы русские люди помним всё, и это очень важный аргумент, чтобы жить и любить.

Вечером заехал младший брат Молодцовых, Лёша и мы вернулись в деревню. Утром зашёл дядя Сережа Носов. И сразу с порога громко так: -«Толька, а я тебя в баню ждал, выпивал, что ли?»

«Да, было немного», — отвечаю. Соседи дядя Серёжа и Слава Кувановы пригласили в баню, к ним приехал еще один брат Валера, красивый, высокий спортивный парень. Вечером деревенская улица услышала долгожданные песни. Слава с дядей Серёжей громко поют. Да и мне захотелось попеть. Как хорошо, что люди поют, ведь в этот момент искреннее, добрее становятся. И когда льётся песня, совсем не важно, какие у человека голосовые данные, просто становится по-настоящему здорово, глубоко в нас сидят наши песни. Долго в этот вечер не потухал свет в доме у Кувановых. У дяди Серёжи и тёти Насти, наших дорогих соседей, есть сын Сергей, я о нём писал, жена у него в школе директором работает. Я и попросил её разрешения, чтобы почитать детям стихи. Шёл в деревенскую школу с большим волнением, как примут ребята, нужны ли мои стихи, но простое, а вместе с ним сложное понятие, кто, если не мы, заставляет делать дело, может быть, всей жизни. Школа была девятилеткой, на встречу пришли все двадцать учеников с первого по девятый класс, вот так в деревне и даже из детского сада сюда детей привели. Как же я был тронут. Ведь в деревне бывает всего один ученик в классе. Но отступать нельзя. Читал много стихов на разные темы, но первое посвятил шестидесятилетию Великой победы. В конце прочитал стихотворение про Леметь. Одна учительница попросила потом переписать его на листочек. Самое главное , ребятам было интересно слушать стихи о нашей великой стране и о деревне. Провожать меня из школы вышла директор, я очень рад был за них с Сергеем, у них растут две дочки, дай Бог им счастья. И было хорошо на душе от того, что удалось выступить в деревенской школе. Как-то утром встал, пошел к колодцу набрать воды, зная о том, что на деревне всего несколько стариков и старушек осталось и не чаял кого-то встретить, на Новой там жизнь веселей идёт, а тут в деревне только воспоминаниями и живёшь. Вдруг смотрю на покосившемся крылечке очень старого дома сидит старушка, подхожу поближе, и вправду живой человек глазами моргает,. Я, говорит, сынок, ничего не слышу. И поведала мне, что дети её в Ардатов забирают, а она всё равно в Леметь возвращается. «Мне,- говорит,- дома лучше». « Возле колодца, — говорит Дуня, — живут четыре старухи, одна ходячая за тремя неходячими ухаживает. Она их по очереди на руках в баню носит. А чё лёгкие они, давно уж высохли». На Луговке тоже мало народу, да и на Новой много домов покинутых. А всё равно до глубины души хочется, чтобы деревня жила. Хорошо, что Молодцовы, Кувановы, Носовы много детей в своё время нарожали. Вот теперь кто-то уехал, а кто-то остался. Вот как всё просто и сложно одновременно: рожай детей, и будет твоё продолжение в них. Дядя Ваня, тетя Маша Молодцовы умерли, так дети теперь, внуки их живут, дядя Сережа с тетей Настей Кувановы живы, слава Богу, и к ним много внучек в дом приезжают. Они этому несказанно рады. Не погибай, деревня Леметь, не погибай, деревня Луговка, не погибай, Новая – на коленях молю, живите! Не погибай, русский наш народ, много ты перенёс, больше всех, пожалуй, на тебя свалилось горя, но всё равно, живи Святая Русь, живи, живи…

Вот и настал день перед отъездом, мучительный он. Отыскал книгу погибших нижегородцев, нашёл там деда и отметил про себя: « Да, много Леметских молодцов голову сложило в Великой Отечественной, много. Передо мной мелькали фамилии, и возле многих местом жительства значилось село Леметь. Дуня набрала целую корзину яблок: « Вези, — говорит,- Женя прямо до поезда довезёт, а там встретят». Вечером пришёл дядя Серёжа Носов, выпили с ним, он захмелел сильно, посетовал опять, что Клавдю, жену жалко. « Дети у меня хорошие, — говорит, — одному скучно». Моя мама когда приезжала в деревню, я знал это давно, всегда угощала дядю Серёжу, вот и я продолжил мамину традицию. Вышел проводить дядю Серёжу, беспокоюсь за него, а он по-молодецки: « Дойду, Толька, дойду! Двоюродный мамин брат всё удалялся…., его могучая некогда спина была сгорбленная, но я знал и чувствовал, что настоящее в людях живо. С утра Дуняша наварила мяса в дорогу. Сели на лавочку перед отъездом, заплакала. Хуже всего это для меня, когда женщина плачет. Опять одна, родной ты мой человек, остаёшься, но сколько я ни звал со мной, не поехала. Говорит, что здесь будет помирать. Вот я, родившись в Братске, вроде городской житель, но мама, возившая меня каждый год в деревню, столько воспоминаний и любви в меня вложившая, сейчас ждала меня в Братске, где семья, друзья, работа. И не разорвёшься на две части. И это суровая правда жизни. С двумя сумками и корзиной яблок пошли на Новую. Посидели немного у Жени. Нина предложила выпить, но в дорогу не хотелось, всё внутри ходуном ходило. Пообедав, вышел на улицу. Я смотрел на церковь, а Дуня, видя мой восхищенный взгляд, говорила, что название ей – Пресвятая Троица. И название, и церковь были величественны. Нина достала фотоаппарат, даже сфотографировались на память. Обнял ….. Дуню, она, конечно, заплакала, а Нина говорит: « Не расстраивай парня в дорогу». А как тут не расстроиться? И вот мелькают деревни нижегородские, до Арзамаса 60 километров. А я всё спрашиваю, как эта деревня называется, как эта. Вот и вокзал города Арзамаса, стоянка поезда « Москва – Тында» всего 2 минуты. Женя провожал меня со своим зятем. И вот мы бегом бежим на второй путь через переход. Женя бежит с огромной корзиной яблок, за ним его зять с сумкой. Пробежались, в общем, ничего, оно даже пользительно. Поставив поклажу и отдав билет проводнице, спустился к Жене, пожал его большую деревенскую ладонь. Спасибо, дорогой Евгений, тебе за всё. До свидания, деревенька милая.

Сейчас, видя как развивается современный мир, компьютеры, виртуальный мир и т.д., мне кажется, мы утратили самое главное – свои истоки. И я буду молить Бога, чтобы люди, даже те кто забыл, вспомнили деревню, вспомнили парное молочко, русскую печь, коровушек-кормилиц. Молодежи это сейчас всё трудно понять. Скажут, и о чём это дядька пишет. Только пишу я о нашем исконно русском, о том, о чём душа болит. Да, меня многие не понимают, говорят, то, о чём пишу, давно отошло. Только, может быть, у кого-то и отошло, а у меня свербит всё во мне и не забывается то, что было…

_____________________________

Анатолий Казаков