Эта небольшая, 256 страничная книга, набранная крупным шрифтом, написана журналистом Томасом Урбаном. Сразу оговоримся – это не литературоведческие штудии а-ля Дональд Бартон Джонс, а потому книга не содержит поиска криптографических шифров в романе «Приглашение на казнь» основанных на смешении иконического представления/хроместезии и тому подобных исследований. Задачи, которые решает Урбан куда как скромнее, но оттого они не становятся менее значимыми и увлекательными. Да, книгу писал журналист, в силу специфики своей профессии поднаторевший в создании компактных и информативных заметок. Они лишены композиционной стройности и не складываются в единое целое, но если преодолеть литературный снобизм, который был так свойствен самому Владимиру Набокову, то от этих фрагментов можно получить некоторое удовольствие, а порой и найти что-то новое на вдоль и поперек исхоженной биографами территории.

Безусловно, многие из этих кусочков произвольно сложенной мозаики набокофил со стажем, конечно, уже видел. Например, Урбан зачем-то заново пересказывает обстоятельства жизни Набоковых в Санкт-Петербурге и переезд семьи из захваченной большевиками столицы в Крым. Понятно, что автор, таким образом, вводит неискушенного читателя в курс дела, однако до этого исчерпывающе подробно о жизни молодого Набокова в Петербурге уже написал Брайана Бойд, да и к заданной теме (напомним, «Набоков в Берлине») эти первые страницы жизни автора «Лолиты» имеют косвенное отношение. Хотя, стоит проявить выдержку и пробежать глазами набившие оскомину фрагменты, чтобы добраться до глав, где Урбан рассматривает берлинский период писателя. Тут открываются кое-какие интересные подробности. Они касаются как топографии германской столицы и тех мест, где жил неунывающий гений, так и царящей в городе атмосферы шпионажа, в котором принимали участие обе стороны расколовшейся после революции России – либерально ориентированные эмигранты и советские вербовщики и пропагандисты. Возможно, из-за такого обилия действующих лиц, фокус повествования то и дело сбивается, и помимо Набокова, перед читателем предстает целый паноптикум разнообразных персонажей, причем не только писателей и поэтов, но и известных политиков, предпринимателей, общественных деятелей и редакторов.

Впрочем, самое интересное в этой книге (напомним, «Набоков в Берлине») даже не то, что за разнообразием представленного материала порой теряется главный объект повествования, а то как повествователь, немец по происхождению, пытается отыскать у Набокова теплые чувства к представителям своей национальности. Поскольку найти эмпатию у Набокова в исследуемый период не получается, автор отсылает читателя в 70-е годы, когда признанный классик жил в Швейцарии и в свободное от создания новых произведений время, просматривал готовые гранки переводов и переизданий старых романов. Урбан утверждает, что к немецким изданиям своих книг, постаревший «олимпиец» проявлял особое внимание, но связывает это не с перфекционизмом, к которому всегда был склонен писатель, а с тем, что его отношение к немцам с годами изменилось в лучшую сторону. Что ж, пожалуй, не имеет смысла оспаривать мнение этого увлеченного творчеством Набокова журналиста. Стоит только добавить, что, несмотря на якобы появившуюся у писателя любовь к немцам, он так и не стал исключать из своего программного произведения «Дар», знаменитое описание пляжа в Грюневальде (глава 5), где в перед читателем, словно образцы, извлеченные из кунсткамеры, предстают отдыхающие, точнее выразительные части их тел: «серые, в наростах и вздутых жилах, старческие ноги», «глобусы грудей и тяжелые гузна», «рыхлые, в голубых подтеках, ляжки», «прыщавые лопатки кривоногих дев», а также «безнадежная, безбожная тупость довольных лиц» и все это,  образует – «апофеоз славного немецкого добродушия, которое … может в любую минуту обернуться бешеным улюлюканьем».

Михаил Кажаев