Сегодня у Любы судебное заседание, быть может, последнее. Она судится с Управляющим Жилдома, или Жилищника, или как они сегодня называются ОПРСТ? Названия так часто меняются, что жильцы закрепленных домов изучать аббревиатуру, как китайский язык, не успевают.

Люба заканчивает переписывать в третий раз заявление, старается, чтобы почерк был понятный.

— А как писать Ходатайство? – консультируется она у начинающего писателя, вошедшего в ее кабинет случайно.

Начинающему писателю пожилая москвичка показалась слабой, больной, потерявшей надежду. И они вместе начинают сочинять Ходатайство.

Начинающий писатель был не столь терпелив, как ответчица по иску Жилищника.

— Да вы бы сразу к президенту написали!

— А как? – загораются глаза у Любы.

— По интернету! Две минуты и там.

— Я не умею по интернету, — сокрушается Люба и пьет воду. — Правда, две минуты?

Начинающий писатель смотрит на нее и представляет свою мать, и ему хочется помочь.

— Здоровья хватит, ходить по судам? Если что… Сразу ложитесь и пусть вызывают скорую.

— Нет. Я этого делать не буду. У меня хорошее здоровье.

— Не болит? Ни сердце, ни печень? Ни бронхита не было?

— Ничего, — несколько сокрушенно оправдывается Люба, — только зрение минус семь.

— А какой у вас этаж?

— У нас шестнадцатый этаж.

— А всего сколько?

— Шестнадцать.

— А как он вас заливает?

— Через крышу! Как дождь идет, так и заливает. Я хочу попасть к Буракову. Он главный…

— Как слон? – пошутил начинающий писатель-адвокат и стал разбирать почерк. — «Не допускают до Вашего «тела», боятся за свои «шкуры». Мне и Вам, ФИО, ответили, что якобы была просто авария на щитке, поэтому свет отключили. Но ведь это не так! Мне намеренно обрезали мои кабели над моим автоматом…» — Читает и видит перед собой такого слона, которого, когда он был маленький, привязывали к большому дереву, и даже когда он изо всех сил упирался и ногами и хоботом, дерево не сходило с места. А когда стал слон большим, его привязывали к колышку, но слон стоял.

Перед ним теперь стояла женщина пожилых лет.

— Вот посмотрите, они вчера дали справку моему умершему шестнадцать лет назад мужу. «Справка Дана (ФИО умершего) в том, что он был зарегистрирован…» И платить за него заставляют полмиллиона, как будто он проживал.  И субсидии мне не давали из-за них. – Ответчица бросила на стол судьи справку. — Они отрезали мне свет, искромсав провода.

— А почему субсидии не давали?

— Так Бураков справки не давал!

Неумолимая мстительница возмущается, но не теряет веры в справедливость.

— Я хочу, чтобы кого-нибудь уволили.

— Это система. Каждый последующий фараон хуже предыдущего.

— Я прихожу, они боятся. – Долгая память пенсионерки рисует другое время — эпоху развитого социализма. – Они прячут его от меня.

Писатель просматривает бумаги. Номеров на листах нет. Рукопись рассыпается…

— Так… Мафия, захват чужих квартир, бандит, мошенник, подлог, уголовное преступление, бандитские наезды, инквизиторская формальная логика бюрократов… Да вы просто Жанна Д’Арк два!

Начинающий адвокат-писатель пытается сложить листы без номеров. «Благодаря звонку из прокуратуры, мне вернули свет!»

— А почему прокурор не остановил это?

— Прокурор дал свет. А коммунальные услуги начислялись нарочно на умершего. Начисляли не по норме на человека, а в сотни раз больше. В наше время такого не было.

— Адвоката возьмите.

— Сколько ему платить надо? А вы не можете? Вы же писатель! Если бы я была писатель… Но я читать люблю больше.

— Без адвоката не ходите: у вас слоновая память, вы советский человек.

— У меня нет денег за это платить. Я могу только полторы, а он хочет пять.

— А вы по доверенности.

— Как я ему дам доверенность, я его не знаю. Он такое натворит. Они мне хотят своего подсунуть.

— Спросите знакомых, друзей, кто-нибудь порекомендует своего адвоката.

— А по интернету можете?

— Там адрес нужен интернетовский.

— Интернатовский?

* * *

Идет заседание.

— Ответчик, ходатайства есть?

— Есть. – Люба несет к столу свое Ходатайство.

— Это не ходатайство! – на повышенном тоне дает отвод судья. — А ходатайства есть?

— Тогда я вам не доверяю! Я прошу сменить судью. Я отказываюсь с вами работать. Вы заодно с Бураковым. А они отрезали мне свет.

— Свет вам включили?

— Включили, потому что прокурор хороший попался.

— С каким Бураковым? – спрашивает спокойно секретарь судебного заседания.

Молчание.

— Гражданка, поясните суду.

— Я отказываюсь от судьи! Я без адвоката отвечать не буду!

— Это не уголовное дело, гражданка.

— Нет света. И крыша течет. А они режут провода, которые не они проводили!

— Кто режет?

— Мне опять пришла платежка в этом месяце на троих, что умерший шестнадцать лет назад муж проживает по моему адресу. У меня уже болит сердце. Врача мне. Врача! – Люба поворачивается и уходит.

Заседание переносят.

Люба спешит на работу, она вахтер в издательстве, и мимо нее не пройдет ни один маститый или начинающий автор. Сейчас, в конце рабочего дня, она открывает все кабинеты и наводит порядок, хозяйствует, как ночной директор. И читает рукописи, иногда, до утра.

Надежда Середина