Начались русские морозы. Было холодно и безлюдно в празднично освещенном городе. Вечерние улицы светились разноцветными огнями, машины перегоняли друг друга. В эту ночь наступит Рождество. Все ждали чуда: взрослые – маленького, житейского, дети – большого, сказочного.

За углом, где открывался переулок, шумела и толкалась кучка взъерошенных парней. Наташа торопливо прошла мимо шумной ватаги. Смех и крики отдалялись. Становился отчетливым хруст снега, словно кто-то шёл по разбитому стеклу. Молодая женщина насторожилась от этого жёсткого морозного хруста, поправила лисью рыжую шапку и пошла быстрее.

Электрический фонарь. Холодный свет на снегу. Тень ее фигурки вздрогнула и застыла. Резко остановилась и быстро оглянулась. Мальчишка неуклюже ткнулся ей в плечо. От неожиданности отскочил.

– Тетенька, а вы далеко живете? – Мальчишка с нее ростом, лет одиннадцати, голос простуженный.

– А что? – удивилась она, разглядывая преследователя: восточное лицо, ершистый, легкая болонья куртка застегнута на две нижние пуговицы.

– Пустите переночевать. – Шмыгнул носом, потер его голой, без варежки, рукой.

– Извини, мне ехать далеко. – Жалость и настороженность боролись в ней, она прижала кожаную белую сумочку, не зная, что ответить.

Оглядываясь и нелепо подпрыгивая, мальчишка шел сбоку, засунув руки в накаленные морозом карманы.

– Застегни пуговицы. – Приглядывалась она к нему.

Окоченелые согнутые пальцы забегали по льдинке пуговицы, но она, скользнув, опять вынырнула из разорванной петли, впуская стужу к детскому продрогшему телу.

Подошел автобус.

– Тетенька, к вам можно? – Не отставал мальчишка.

Клубы едкого газа, словно мыльные пузыри, вылетали, обдавая угарным теплом.

– Садись. – Сказала она, кивнув лисьей шапкой, и быстро зашла в автобус, заплатив за двоих.

Мальчишка легко вскочил следом, не вынимая рук из карманов. Неловко, боком сел на свободное место, постукивал ботинками, согревая ноги.

В рождественском морозном блеске мелькали огни рекламы. Город сверкал в ожидании чуда, праздника, счастья.

– А до вашего дома далеко ехать? – Подышал на красные пальцы, зажал их между колен, стараясь заглушить морозную ломоту.

– На следующей выходим. – Прошла она к выходу.

На празднично освещенной остановке Наташу ждал муж, невысокий, плотный, в кожаной дублёнке. Взял из рук жены кожаную белую сумочку, притянул за плечи, согревая. Они отошли. Она торопливо объясняла ему ситуацию. «…Что-то случилось. – Долетали до мальчишки слова. – Я еще не поняла. Ему некуда идти, я пригласила его к нам».

Мальчик видел, как она изменилась в лице, разволновалась, словно не была хозяйкой.

– Мы решили. Ты пойдешь к нам. – Подошла к своему преследователю, трогая его за плечо, ощутила морозную ломкость шуршащей куртки. – У нас праздничный рождественский ужин. Согреешься. У нас тепло.

– Не надо! – Мальчишка отдернул плечо. – Я сам как-нибудь. Мне есть, куда пойти. Куда-нибудь пойду…

– Иди туда – не зная, куда? – Рассмеялся муж, подходя ближе.

– Не надо, – повторил мальчишка, упрямо борясь с дрожью от холода. – Зачем вам ругаться потом? – И с дерзким вызовом бросил: – Я не замерз! — взглянув исподлобья, опять насупился.

– Так как же тебя зовут? – Мужчина снял со своей руки кожаную перчатку на натуральном меху и протянул теплую ладонь. – Хочешь иметь друзей, будь дружелюбным.

– Али, – назвал своё имя черноглазый мальчишка и разжал в кулаке пальцы.

– Меня Сергей Алексеевич. – И придумывая условия игры для этой ситуации, добавил. – А теперь пойдем в наш терем-теремок. Он не низок не высок. В тесноте, да не в обиде, как деды говаривали, да? А ты серьезен, да легко одет, брат. А тут русские рождественские морозы наступили! Мороз-то, он, видишь, не тетка, шутить не любит.

– Мне не холодно! – Не принимал Али наигранного тона. – Правда. Я привык. Правда. Дядя Сергей, а вы далеко живёте?

…В квартире тепло и уютно. Комната тесно заставлена: шкаф, два кресла, телевизор, письменный стол, стеллаж для книг, как перегородка.

Али казалось, что он дома, в Таджикистане, и было ему так тепло и хорошо на душе, что возник  какой-то покой. Мальчик не чувствовал ни натянутости, ни стеснительности ни за столом на кухне, ни в кресле перед телевизором: чувство было такое, как будто Наташа его старшая сестра. На столе были фрукты. И Али ел мандарины и виноград, торопясь и смешно всхлипывая от насморка.

– С Рождеством, Наташа! Будь счастлива! – Поздравлял Сергей, улыбаясь.

– С Рождеством, Али! – смотрела на мальчика Наташа и радовалась празднику и неожиданному гостю. – Пусть будет всё хорошо!

Наташа постелила мальчику на раскладушке, слышала, как он скрипел натянутыми пружинами и вдруг затих во сне. Где-то в других квартирах, из праздничного мира доносились весёлые звуки, долго вспыхивали огни фейерверка. Она заставляла себя уснуть, не думать, не вспоминать. Но память сама перелистывала страницы прошлого. Воспоминания из детства приходили, словно сон: превращались в мысли о жизни, ей было приятно, что мальчик спит за перегородкой в тепле ее квартиры.

…Утром Наташа решила проведать свою одинокую тётю Эллу, отнести ей рождественский подарок. У тёти Эллы была в гостях соседка-пенсионерка Зоя Ивановна. Наташа рассказала о мальчике, который вчера её напугал в тёмном переулке:

– …А сейчас вот посадила Али на автобус до автовокзала, дала на дорогу денег. У мальчишки, кажется, ни копейки не осталось, говорит, все фильмы пересмотрел.

– Ты уверена, Наташа, что он поедет на автовокзал? – Недоверчиво улыбнулась тётя Элла, она уже давно относилась ко всему с предосторожностью.

– Как вы решились пустить с улицы мальчишку? В праздник! – Недоумевала Зоя Ивановна, активная и всегда во всём уверенная пенсионерка. – В жизни ведь всякое бывает. Вот в одном доме соседка сжалилась, тоже пригрела девчонку с улицы. Так в благодарность знаете, что получила? – она возмущенно повернулась, проскрипев стулом. – Обворовали ее. Оставила она девчонку в квартире, вышла в магазин. И вся вам благодарность!

– Как это случилось? – Насторожилась Наташа, поддаваясь общему волнению.

– Жизни вы не знаете, молодые! Воровкой оказалась девчонка. Вернулась, значит, соседка из магазина. Входит и видит: девчонка прячет что-то в кулаке. Тут приятельница моя подходит к ней и говорит: «Разожми пальцы!» И как вы думаете, что в руке оказалось? – Соседка-активистка выдержала паузу, как актриса, и с казнящим осуждением сказала: – Девчонка-то вороватая! А деньги соседка-то нарочно положила на пианино, не сверху, а прямо на черную крышку.

– Сколько этой девочке лет? – Задумалась Наташа.

– В школу только пошла, а воровать уже научилась. А еще случай был… – соседка Зоя Ивановна раскраснелась от воспоминаний. – Тоже вот так… Переночевал один мальчик с улицы, а через неделю эту квартиру обчистили! – Она поднялась со стула, подошла к Наташе, положила ей руки на плечи, посоветовала: – Позвоните в милицию. Береженого Бог бережет. А что-нибудь такое, необычное, заметили за ним?

– Не знаю. – Пожала плечами Наташа. – Все было странно с самого начала… Я даже испугалась: снег, как разбитое стекло, хрустел, и шаги все ближе, ближе… Ах, думаю, все отдам, лишь бы не били… И когда он мужа увидел на остановке, вдруг идти не захотел… Крутил, рассматривая замок, когда утром выходили из квартиры.

– Мир не переделаешь, Наташа! – Убеждала и тётя Элла, энергично крутя диск телефонного аппарата. – Надо сообщить в милицию. Перед падением возносится сердце человека, а смирение защищает нас от нечистых, воров, убийц. – Наставляла молодую женщину Зоя Ивановна. – А как он вел себя ночью?

– Не знаю, – устало ответила Наташа. – Мне снился сон… Как будто я сына родила.

– Сон-то сном, а что теперь в твоей квартире делается? Вспомни всё! – волновалась тётя Элла за любимую племянницу. – Есть специальные люди в милиции, в полиции. И где там ещё? Они занимаются проблемными детьми. Вот пусть каждый и делает свое дело. Причём тут мы? Что он наговорил тебе, чтобы разжалобить?

– Он говорил, что не видел квартиры без телевизора. – Наташа продолжала вспоминать вслух.

– Вот-вот! – Недоверчиво усмехнулась соседка Зоя Ивановна. – Что за такой страховой агент, что квартиры обходит? Такие понимают только кнут и пряник. Испортит вам все новогодние каникулы. Что делалось у нас десять лет назад, то и будет делаться. И нет ничего нового в нашей жизни.

– Да, Наташа, и я тебе как дочери советую: вспомни все, подумай и позвони в милицию. – Настаивала тётя Элла. – В молодости и я тоже была доверчивой.

– А муж где?

– В лесу.

– В лесу!? Где? Это ещё что?!

– Он у меня спортсмен. Летом – плавание, зимой – лыжи. У нас-то и воровать нечего, только книги…

– На лыжах! И будет дома, как в лесу! Голо всё! Алло! Милиция? – Тётя Элла властно протянула телефон Наташе: – Говори!

Наташа не узнавала своего голоса: ей что-то отвечали, что-то спрашивали. Но вдруг стало грустно, одиноко, страшно, будто внутри неё завёлся вор, которому она не доверяет.

…Возвращаясь домой, Наташа прошла пешком несколько остановок. Капризная зима отступила, обмякла, как это часто бывает в южных городах России. Снег стал вязкий и скользкий, как грязь. Поскользнулась, упала, еле добралась до дома.

– Наташа, а тут милиция приходила, интересовалась! – Сосед Иван Иванович – ветеран войны – курил на  лестничной клетке. – Что случилось?

– Так. Ничего, дядя Ваня.

Хотела Наташа пройти мимо пожилого человека, но вдруг остановилась и сказала доверительно:

– Мальчик у нас ночевал.

– Что за мальчик? –  участливо спросил фронтовик, он всё реже выходил на улицу, и  ему интересно было всё, что происходило у соседей. – Кто? Откуда?

– Али. Он как оторванная пуговица… Из Таджикистана.

И Наташа рассказала ему все:

– Я не понимаю, почему я стала бояться воров. Зачем позвонила в милицию, не знаю?

– Может быть, не в ворах дело? – С доброй улыбкой спросил Иван. –  Люди стали какие-то другие. Дикий, изнуряющий страх поработил народ. Страх веру убивает. Почему разучились доверять? Мы во время войны доверяли друг другу. Слова уст человеческих – глубокие воды. Мы на слово верили друг другу, поэтому и победили. Война – последнее дело. В жизни мальчишки – это начало конца. Война и дети – это конец культуры, цивилизации, всего, что мы создали за тысячи лет. Всё зря, если мы не остановим войну.

– Мне кажется, что звонком в милицию я себя предала, а не мальчика. Когда стала бояться? Почему я не доверяю себе?

– Восходит солнце и заходит солнце, и опять спешит к месту своему, где восходит. – Задумчиво, словно что-то вспоминая, сказал старый солдат. – Не волнуйся, Наташа. Твой Али будет помнить тебя. Доброе век не забудется. С Рождеством!

Наташа открыла дверь своей квартиры. Остановилась на пороге, вдруг вспомнилось, как ее пригласила незнакомая женщина в Москве. Это было давно, но показалось, всего лишь вчера она сдавала вступительные экзамены в институт. Проснулась… Ключ на белой бумаге. И тишина. И записка: «Завтрак на столе. Подогрей чай. Ключ положи под коврик у двери. Ни пуха, ни пера!»

В тот далёкий счастливый день Наташа сдала на отлично ещё один экзамен. И была такой счастливой! И радуга сияла вместе с ней, обнимая полгорода. Жизнь как река, течёт куда-то, унося сор жизни, пополняясь чистотой из родников и малых рек. Прошло много лет, и жаль, что вспомнить имя женщины, которая написала  записку, Наташа уже не могла.

Надежда Середина