Четверг, 28.03.2024
Журнал Клаузура

Олег Гонозов. «У ПИСАТЕЛЯ ДОЛЖНА БЫТЬ КНИГА»

У писателя должна быть книга. Не обязательно — жена, любовница, квартира, машина, деньги, дети… А написанная им книга должна быть непременно. Публикации в журналах и на сайтах — не в счет. Именно бумажная книга, о которой на смертном одре писатель может сказать: «Вот моя книга, это я написал…».

У писателя может быть несколько книг, может быть даже целое собрание сочинений, но, чтобы понять, что это за писатель, достаточно одной — самой главной. Основной. Любимой.

У ярославского писателя Николая Васильевича Смирнова, на мой взгляд, это книга повестей и рассказов «На поле Романове», вышедшая в 2016 году в Рыбинском Доме печати.

Почему? Потому, что у занимающегося литературой человека должен быть созвучный ему писатель. Для меня это — Николай Васильевич Смирнов. Мы знакомы больше двадцати лет! А это целая жизнь. Вместе работали в ярославской областной газете «Золотое кольцо», вместе сидели на собраниях писательской организации. Кстати, Николай Васильевич дал мне рекомендацию для вступления в Союз российских писателей.

До сих пор я храню все до одной его книги — тоненькие брошюрки стихов, журналы и солидные тома прозы. А когда берусь перечитывать, то обязательно открываю что-то новое, чего раньше не замечал. Не раз мне доводилось писать небольшие газетные заметки на книги Николая Смирнова, и вот теперь, видно, пришло время для развернутой рецензии.

Смирнов Н.В. На поле Романове. Повести и рассказы. – Рыбинск: Изд-во АО «РДП», 2016. – 498 стр. Тираж 300.

Раньше, да нередко еще и сейчас, когда начинающего автора спрашивали, кто ваш любимый писатель, большинство прозаиков называли Достоевского, Толстого, Чехова. Одним словом, классиков, не очень-то задумываясь над тем, что может быть общего между их корявыми строчками и сочинениями великих.

Кто был похитрее называли своими учителями наших современников Юрия Казакова, Виктора Астафьева, Валентина Распутина, до которых тоже тянуться и тянуться, как до Солнца. Признаюсь, что по молодости лет я тоже прикипел к Владимиру Маканину, очень уж согревала душу его проза. Помню, что перечитал все его книги, разыскал в справочнике Союза писателей СССР адрес и нагрянул непрошеным гостем, чтобы взглянуть на кумира и, разумеется, оставить свои рассказы.

С того времени пролетело четверть века. И вот теперь мне достаточно услышать мнение о моих рассказах Николая Васильевича Смирнова. Не скрою, здорово иметь созвучного твоим мыслям писателя, и радоваться каждой его новой публикации, как своей. В троллейбусе ли, на вокзале, в какой-нибудь длинной очереди я обычно открываю книгу Николая Смирнова на любой странице — и читаю. Причем, читаю не как книгу, а как саму жизнь. Обыденную, провинциальную, без прикрас. Казалось бы, за годы журналистской работы я сам познал сельскую глубинку и ничем меня не удивить. А вот поди ж ты Николай Смирнов удивляет…

Взять небольшой рассказ «Русалка». Начинается он с картины дома инвалидов, где обитают однорукие и одноногие калеки, ветераны тюрем и лагерей. Один из них глуповатый, мягкий по характеру пенсионер Пареньков, отсидевший срок за кражу капусты из огорода. С соседями по комнате он не ужился, ушел к соседу-дачнику. И вот как-то на автобусной остановке Пареньков на свою погибель познакомился с приехавшей из города тридцатитрехлетней бомжихой Оксей. Выпили на пару пузырек лосьёна, другой одолел он в одиночку… А потом Окся от скуки и тягучего нетерпения жизни набросилась на старика и искромсала его горлышком бутылки с длинным, как нож, осколком…

В рассказе «Заражение крови» Валерий Жоса, прибывший в село Тыново из белорусской деревни после взрыва в Чернобыле, жил с женщиной на семь лет моложе его. Они вместе пили, Аля не раз его обворовывала. И Жоса сказал ей, что за такое сжигать надо! Пьяная бабенка тупо отозвалась: «Давай, жги!». И тогда Валера достал литровую банку с соляркой, плеснул ей на подол и чиркнул спичкой — синтетическая ткань закипела смолой… Через две недели Алю похоронили, а Жоса оправдывался, что только попугать ее хотел, чтобы одумалась…

Рассказ «Лихой час»: Горохов зарубил свою мать-старуху топором из-за того, что та не дала пяти рублей на вино. После убийства Сарайкин с Гороховым три дня гуляли по городу, пили. Горохову дали десять лет — он отсидел, продал свой заколоченный дом и женился.

В рассказе «Долматова» молодой мужик Федор Сонцов ревновал свою жену, корил, что пятилетняя дочка их — пригульная… И как-то по дороге за клюквой жена сказала ему: «Убей меня! Убей, чем такое мученье!» Федор наскочил на нее сзади, схватил за волосы, повали на спину, страшно несколько раз ударил по лицу, а потом ножом в грудь и живот… Завалил труп ветками, травой, а потом вместе с односельчанами отправился искать «пропавшую» хозяйку…

В рассказе «Вина» никто никого не убивает. Просто Ирина Константиновна рассказывает на работе, как стала свидетельницей происшествия, когда из канализационного котлована вытащили покойника. И Николай Клеверов, выслушав рассказ, настолько разволновался, что два дня ходил, блуждая мыслью в разные стороны.

Чужая жизнь — потемки. В этих человеческих потемках Николай Смирнов и пытается разобраться, понять, как и почему люди доходят до крайности, до смертоубийства. И конечно, найти тайный смысл человеческого бытия.

Читая Смирнова, я отчетливо вижу деревни Розу, Петряево, Неумойку, село Любичи, город Груздев. Вижу населяющих их жителей, которые порой не имеют даже имен, а только, как в лагере прозвища: Хромой, Рыжий, Жердяй, Коля-бог, Акулина-проститутка. Они живут, страдают и умирают.

Повторюсь, что Николай Смирнов стирает грань между литературой и жизнью: точными бытовыми подробностями, узнаваемыми приметами реальности, свойственными человеку сомнениями и страхами он демонстрирует читателю человеческое бытие без прикрас.

Читая Николая Смирнова, мне даже хотелось делать выписки, как когда-то читая Сергея Довлатова. Что ни строчка, то находка: «Мужчина, как вылупившийся из асфальта серый шампиньон», «Яркий, блестящий диск солнца, как щит или таз, над огородом», «Старуха, согнутая, как клюка, на фоне нежного, вишневого заката»… И здесь вспоминаются слова писателя Юрия Домбровского из внутренней рецензии на одну из повестей Николая Смирнова, которую он в 1977 году послал в журнал «Новый мир»: «…Н. Смирнов и в прозе заявил себя как человек культурный и талантливый. Его легко читать, пишет он точно, образно».

Ярославский писатель Николай Васильевич Смирнов

Действительно, Николай Смирнов пишет очень точно и образно. Особенно ему удаются портреты персонажей. Возьмем описание партийного Кутьина из рассказа «Белая птица с женским лицом»: «Глаза на грубом лице голубоватые, усталые, в жестких складках, иногда он закрывал их на ходу, как человек, который не высыпается досыта».

А вот бывшая сельская библиотекарша Валентина Васильевна из того же рассказа: «Голос у нее стал гибким. Будто это и не старушка, а артистка, изображающая старушку. И какая! Наволакивается от слов певучий, музыкальный туман, голос то плачет, то радуется… А поглядишь — обычная, скучнолицая пенсионерка на бревнах. Только глаза черные, острые…».

Из рассказа «Лихой час»: «Сарайкин с рыхлым, бескровным лицом, с выпуклыми по-лягушачьи, рыжими, как торф, глазами». Вот Рыжий из рассказа «Самозванец»: «Рыжий, лицо лопатой: широкое, вогнутое, с выступающим подковой подбородком. Ему за шестьдесят, под рыжими выцветшими бровями — маленькие, сметливые глазки, слюдянистые, белесые».

«У Пашки широкий, губастый рот плавал в лукавой улыбке… Голова без шеи, втянута в плечи — это не мешало ей, балагуря, вертеться, как на шарнирах» (из рассказа «На Покрышкине»). «Лицо светлое, чистое. Волосы длинные, кругло за уши заложены. Присмотрелся Андрей и узнал — Христос!»  («Властская власть»).

«Персонажи Смирнова пребывают в состоянии отчужденности, духовного сиротства, неприкаянности, — пишет кандидат филологических наук, доцент кафедры русской и зарубежной литературы МГГУ им. М.А. Шолохова Валентин Гаврилов. — Они не находят, к чему притулиться, на что опереться. Мир их бытия тесен, замкнут, скуден».

Автор все время размышляет о жизни и смерти. Книга до краев наполнена покойниками, гробами и кладбищами — отчего ее тяжело читать с непривычки.   Но разве думающий человек не мучается над вопросами, зачем всё это и что ждет нас потом?  Николай Смирнов не скрывает терзающих его мыслей, делится ими с читателем, обнажая во снах и наяву.

Каждый рассказ, каждая повесть заставляют задуматься, вникнуть во внутренний мир героев, понять сделанный ими выбор и, в конечном счете, понять себя. То есть испытать трагическое просветление –  катарсис. Поэтому не случайны в повестях и фольклорные мотивы, действующие герои из народных сказок и былин: Илья Муромец, Иванушка-дурачок. Автор уместно использует и живой язык деревни, и старинное книжное слово. Все это помогает создать, второй, онтологический слой, своеобразный идеальный мир, озаряющий, как солнце из-за мрачной тучи, мир земной, «мимоходящий».  Не случайно и открывается книга рассказом «Белая птица с женским лицом» –  она символ праведности, святости или самой Святой Троицы, как простодушно толкуют о ней жители районного города.

«Стремясь разобраться в душевных изгибах, в эмоциональных порывах, в идейных и жизненных тупиках своих героев, Николай Смирнов размышляет о нравственных проблемах и перспективах русского человека из провинции, — заключает Валентин Гаврилов, специалист по теории литературы и по русской литературе ХХ века. — Этот человек нередко далек от исторических магистралей, от высокой культуры, от целостного мировоззрения. Но в сознании, в поведении, в судьбе этого человека писатель обнажает острые проблемы, без разрешения которых шатким и рискованным оказывается наше будущее».

«Повсюду — «синее море» смерти, — пишет в предисловии к одной из интернетовских публикаций Николая Смирнова филолог Ирина Калус. — И любовь — крепкая как смерть, любовь — переходящая в смерть. И смерть — достойная памяти, задающая главные вопросы жизни. Рассказы Смирнова — до определённой степени сюрреалистичные, с неявной, зыбкой гранью между снами и явью, со снами во сне и прошлым, приходящим в настоящее».

Ярославский писатель Николай Васильевич Смирнов

Считается, что прозаик, не вкусивший сполна жизненных тягот — не писатель. Николая Смирнова в этом смысле судьба не обидела. Родился 11 ноября 1950 года в деревне Коровино, Мышкинского района, Ярославской области. До 1962 года семья жила на прииске имени Покрышкина в Якутии, где работал его репрессированный отец после отбывания срока по 58 статье. Детская память самая крепкая. И многие рассказы, вошедшие в книгу (например, «На Покрышкине») наполнены этими воспоминаниями.

В середине 1960-х семья вернулась в Мышкин (в книге автор называет его город Груздев), и рассказы наполняются школьной жизнью («В Пасхальную ночь»), юношеской любовью («Вырванные заставки»). Потом годы учебы на дневном отделении Литературного института им. А. М. Горького, наполненные диссидентскими мыслями (рассказ «Взрывчатое вещество»).

Переезд в Ярославль, работа научным сотрудником в музее Н. А. Некрасова в Карабихе. В 1984 году вернулся с семьей в Мышкин, трудился заместителем редактора районной газеты «Волжские зори». С 1992 по 2010 год был собственным корреспондентом областной газеты «Золотое кольцо», угодил в онкологическую больницу, но выкарабкался. А ноябрьской ночью, после празднования 60-летия, случилась трагедия, превратившая Николая Васильевича в инвалида (о больничных буднях в книге рассказ «Самозванец»). Так жизнь становится литературой, а литература — жизнью, замкнутый круг.

У Николая Смирнова несколько книг стихов: «Кладбищенская земляника» (1991), «Невеста в темном» (1997), «Световое оконышко» (2004), «Пора моя неподсудная» (2005). В 2011 году вышел сборник прозы «Повести и рассказы», в 2013-м — лирический роман «Дева-Книга».

Николай Васильевич Смирнов — лауреат премии журнала «Юность» среди молодых авторов (1974), лауреат премии им. Лескова литературной газеты «Очарованный странник» (1994), областной премии им. Трефолева (1995).

В книгу «На поле Романове» включены две части объемного повествования: «Медное царство» и «Серебряное царство». По типу написания их можно назвать поэмами в прозе. Но окончательное суждение лучше сделать после того, как будет опубликовано готовящееся к печати продолжение этого повествования.

Олег Гонозов

член Союза российских писателей,

заслуженный работник культуры РФ

Ярославль


комментария 2

  1. Влада Эмет

    Душевно, тепло написано, уважаемый Олег Гонозов. С писательской же любовью написано.
    Писатель без книги — как сапожник без сапог. У писателя обязательно должна быть книга.

  2. Алексей Курганов

    Сложно это всё. И одновременно, просто. Издать сегодня книгу — не проблема. Если есть деньги — хоть собрание сочинений. Так что дело не в самой книге, а в её сегодняшней ВОСТРЕБОВАННОСТИ. Зайдите в любой провинциальный книжный магазин — изданий на любой вкус и цвет от пола до потолка. А что толку? лежат десятилетиями, покрываются пылью, хорошо ещё что не зарастают мохом. Отсюда неизбежный вопрос: а ЗАЧЕМ ТОГДА? И ответ единственный: единственно лишь для удовлетворения собственного авторского самомнения. Хотя и это неплохо. Творческие люди, как известно, люди амбициозные. Почему бы им и не подфартить?

Добавить комментарий для Влада Эмет Отменить ответ

Ваш email адрес не публикуется. Обязательные поля помечены *

Копирайт

© 2011 - 2016 Журнал Клаузура | 18+
Любое копирование материалов только с письменного разрешения редакции

Регистрация

Зарегистрирован в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Электронное периодическое издание "Клаузура". Регистрационный номер Эл ФС 77 — 46276 от 24.08.2011
Печатное издание журнал "Клаузура"
Регистрационный номер ПИ № ФС 77 — 46506 от 09.09.2011

Связь

Главный редактор - Дмитрий Плынов
e-mail: text@klauzura.ru
тел. (495) 726-25-04

Статистика

Яндекс.Метрика