Вторник, 19.03.2024
Журнал Клаузура

Соломон Воложин. «Ущербность. Чья?»

Норштейн сумел уловить в рисунках своего мультфильма то, что историки и аналитики так тщетно пытаются определить как «менталитет» русского человека, и именно в послевоенную эпоху

http://www.ljpoisk.ru/archive/321397.html

Я получил такой упрёк, заставивший меня посмотреть не виденную раньше «Сказку сказок» (1979) Норштейна:

«…примеры такой вольной или невольной эстетической слепоты, которая, например, тому же Норштейну позволила в его «Сказке сказок» ничтоже сумняшеся перелицевать русскую народную колыбельную про волчка! Ведь это только на первый взгляд невинный эстетический выверт, а по сути-то глумление над русскими дурами-матерями, которые тысячу лет предостерегают детушек супротив волка, а оный-то якобы на самом деле исключительно добр и толерантно ПРОдвинут вроде нынешних ракет США вокруг России, не так ли? А где бы был сам-то Норштейн и все Ваши соплеменники, если бы русские дети не были воспитаны давать отпор волкам?» (Игорь Семиреченский).

Статью, как видите, я предварил эпиграфом, в чём-то перекликающимся с упрёком. В чём перекличка? – В ограниченности временем. Автор эпиграфа весь на стороне послевоенной эпохи, эпохи перед развалом СССР, автор упрёка весь на стороне путинской эпохи, когда Россия опять сосредоточивается.

А у меня позиция вневременная (за что я и получил упрёк). Для меня важна не верность своему времени, а то, движим ли был автор идеалом подсознательным или осознаваемым. Если осознаваемым – это искусство второго сорта, хоть и дающее эстетическое наслаждение – если в нём есть экстраординарность. Если подсознательным – это искусство первого сорта. Для него (и только для него) я предлагаю применять слово художественность.

Как отчленить одно от другого? – У первосортного по крайней мере я чувствую, что есть ЧТО-ТО, непередаваемое словами. Если помучиться, может озарить. Тогда будут и слова-намёки, зачем автор то и то и то и ещё много что сделал так.

Я мультик посмотрел – явно есть ЧТО-ТО. И слов у меня – нет. Но я надеюсь, появятся по ходу писания. Если честно, у меня за время от смотрения фильма до, вот, писания уже стало что-то брезжить. Одно – точно: «Живём». – Это слово из заявки авторов на создание мультфильма

(тут — http://www.pereplet.ru/avtori/norshteyn.html).

Но тут у меня сразу вопрос к себе на засыпку: а как быть с тем, что едва ли не всё у Норштейна началось со слова «Живём», ведь оно исключает подсознательность идеала? Подсознательность – бессловесна.

Я буду выкручиваться поблажками себе.

Первая – такая. Слово может появиться просто не сразу, а через какое-то время после чего-то с участием подсознания.

Как факт, Норштейн сам признаёт:

«Он жил во мне, этот фильм, задолго до того, как я вообще подумал о том, чтобы заняться режиссурой. У меня есть этюд, живописный этюд, сейчас уже не помню точно, какого года: когда заканчивал художественную школу или чуть позже, когда уже пришел на студию, но этот этюд — вороны на дереве под снегом» (Там же).

Так я себе думаю, не началась ли та ворона ещё с наброска его соученика по художественной школе, Э. Назарова.

Правда, есть что-то похожее на кадр из мультика?

Тут уже есть то, что широко означено в слове «Живём». – Давайте жить дружно! – Как из другого советского мультика.

Намучились в СССР в довоенное и в военное время. Захотелось жить поспокойнее. Мирное сосуществование мелькало тогда по радио и телевидению. На обывательском уровне. А обывателями к тому времени стало уже большинство в стране. (Высоцкий глотку рвал, хотел побудить всех встряхнуться и спасти социализм от вещизма: а Норштейн, видимо, наоборот где-то: не надо хапать, а надо не высовываться.) Идеал Норштейна – мещанского типа. (И он победил, раз перестройка соскользнула в реставрацию капитализма.)

То есть я вполне могу считать «Сказку сказок» рождённой подсознательным идеалом мещанского типа. Типа. В типе много есть видов. Воинствующее мещанство: «Польза мне и побольше»… У Норштейна – ценность жизни маленького человека. Во всех смыслах маленького. От малого возраста до малой значимости в обществе.

Мещанин было почти ругательным словом в СССР, потому что власть, сама будучи мещанами и проводившая политику в интересах мещан как большинства, официально врала, что она за революцию и за гражданскую ответственность масс. Пастернак, в «Докторе Живаго» воспевший Мещанство, получил по шапке. И следующие претенденты имели чуть не разорванное сознание, желая не ссориться с лживой властью и даже её лжи поддаваясь.

В заявке заявлялось:

«…дружба и товарищество стояли превыше всего… Это должен быть фильм с поэтом в главной роли, причем не обязательно поэт появится на экране, может появиться его стихотворение — такое, как «Сказка сказок» Назыма Хикмета» (Там же).

А кто такой Назым Хикмет? – «…турецкий поэт, прозаик, сценарист, драматург и общественный деятель. Основоположник турецкой революционной поэзии. Коммунист с 1922 года. Лауреат Международной премии Мира (1950)» (Википедия).

Ого! Имя. Общественный деятель. Подпевание власти, на словах поощряющую гражданскую активность.

Но… Процитировано стихотворение этого поэта, воспевающее мещанство:

«Стоим над водой –

солнце, кошка,

чинара, я

и наша судьба.

Вода прохладная,

Чинара высокая,

Солнце светит,

Кошка дремлет,

Я стихи сочиняю.

Слава Богу, живем!

Блеск воды бьет нам в лица —

Солнцу, кошке, чинаре, мне

 И нашей судьбе».

Сюда уже и «живем» прокралось. И это не «по сути-то глумление», как пишет патриот Игорь Семиреченский, а, если и не разорванное сознание, то подсознательное мещанство как идеал. Сознательно Норштейн патриот и гражданин, как Некрасов призывал, а подсознательно мещанин. Как и тот же Некрасов, прекрасный игрок в карты, расчётливо подкупавший цензоров, чтоб пропускали в печать его гражданственные стихотворения, такие же расчётливые и потому не обладающие той художественностью, которую я определил выше, без ЧЕГО-ТО, чему нет слов. Но они были в ходу в революционной обстановке и тоже обогащали Некрасова.

А Норштейн выражал, наоборот, подсознательное.

И для возвеличивания подсознательного мещанства годилась… война. Великая Отечественная. Которой Норштейн был ровесник.

И вы не можете без выступивших слёз смотреть в фильме, как под каждый сбой патефонной иглы на заигранной пластинке у пар, танцующих пошлое танго «Утомлённое солнце», исчезает один парень, и девушка остаётся обнимающей пустоту. Потом вторая, третья… И сквозь их, оставшихся, призраками проходят вдаль одинаковые фигуры в касках, с винтовками с примкнутыми штыками.

Это потрясает и будет потрясать всегда и всех, потому что это рождено из авторского подсознания. Оно не знает, какими словами-образами воспеть мещанство, суть которого антипатриотическая (женщины в глубине души не хотят, чтоб уходили на фронт именно их мужчины). Но вмешивается железная необходимость подчиниться, как патефонной игле – перескочить. Сталкиваются два «хорошо»: хочу и надо. И рождается третье, катарсис, осознаваемый (если озарит, потом когда-нибудь) как воспевание мещанства.

(Мало кому удаётся воспеть идеал мещанского типа. Потому однажды этот мультик был назван лучшим анимационным фильмом всех времен и народов.)

Мне, лишь на 3 года старшему, чем Норштейн, от моей мамы хорошо известно танго «Утомлённое солнце», и я тоже в войну лишился отца. Но так случилось, что я исповедовал в те годы не такой идеал, как Норштейн, а такой, как Высоцкий. И танго это считал пошлятиной. И это помогло, чтоб меня озарило, ЧТО значили мои слёзы в этом месте фильма.

Но художественность, повторяю, не качество идеала (мещанского или гражданственного), а нечто как бы физиологическое в восприемнике: рождение третьего чувства из двух противочувствий. Или – трудность осознания подсознательного образа. (Их два вида – катарсисов: от противообразов и от образа.)

Второй – волчок как образ наступившего мира во всём мире.

(Для мещанина в глубине души не важно, что послевоенный мир – вооружённый и обеспечен ракетно-ядерным противостоянием.) У Норштейна, уверен, не «глумление над русскими дурами-матерями, которые тысячу лет предостерегают детушек супротив волка». Глумление обеспечено сознанием. А у Норштейна в сознании глумления нет. Почему я уверен?

Ответ, признаю, довольно слабый: потому что я еле-еле додумался до значения этого образа, ибо, обиженный Семиреченским по национальному признаку, я не смог осознать то, что ясно ему, а я себя считаю очень чутким на подсознательное происхождение образа, так как остро ощущаю, если образ очень уж неожиданный. И вот – на второй только день до меня дошло, что волчок, который схватит Ваню за бочок – в фильме есть образ… мира и добра. Это моя специальность – чтоб озаряло. А до самого художника может так и не дойти. По крайней мере, сколько мне привелось почитать об этом фильме за два дня (исключая Самиреченского), я нигде не наткнулся на такую интерпретацию. И вообще – хоть на какую-то интерпретацию, почему именно хватающий за бочок – добряк.

Кстати, он в фильме схватил-таки раз за бочок листок со стихотворением, так это его характеризует возвышенно. А чтоб не подумали иного, листок превратился в кричащего младенца, и Волчек его еле утихомирил песней о себе (со вздохом, где поёт: «схватит за бочок»).

Автор, выражающий подсознательный идеал не имеет никакого отношения к моралям, соответствующим иным идеалам. А я считаю, что моралей столько, сколько идеалов. Он даже и к морали, соответствующей его подсознательному идеалу, тоже не имеет отношения по большому счёту. Поэтому все, с иными моралями, чем мещанская, есть вероятные противники Норштейна, если у них нет вкуса, т.е. чутья на наличие в произведении ЧЕГО-ТО, невыразимого словами. Что и продемонстрировал гражданственный, вроде бы, Семиреченский.

Сейчас, с этой новой волной информационной войны против России, наблюдается ухудшение эстетического качества патриотов. Где им до тонкости…

Кто их подтянет?

Воложин Соломон Исаакович

 


НАПИСАТЬ КОММЕНТАРИЙ

Ваш email адрес не публикуется. Обязательные поля помечены *

Копирайт

© 2011 - 2016 Журнал Клаузура | 18+
Любое копирование материалов только с письменного разрешения редакции

Регистрация

Зарегистрирован в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Электронное периодическое издание "Клаузура". Регистрационный номер Эл ФС 77 — 46276 от 24.08.2011
Печатное издание журнал "Клаузура"
Регистрационный номер ПИ № ФС 77 — 46506 от 09.09.2011

Связь

Главный редактор - Дмитрий Плынов
e-mail: text@klauzura.ru
тел. (495) 726-25-04

Статистика

Яндекс.Метрика