Там, где берут своё начало две великие старообрядческие реки Керженец и Узола, раскинулся живописный уголок лесного Заволжья – Ковернинский край. Для непосвящённого уха название этой местности ни о чём не говорит. Но стоит произнести слово «Хохлома», как загораются любопытством глаза даже у итальянца или китайца, — оказывается, слышали, — это знаменитый русский народный художественный промысел!

Именно здесь, в междуречье Керженца и Узолы, на древней Ковернинской земле и состоялось это уникальное проявление художественного гения русского народа – Золотая Хохлома!

В феврале 1613 года, когда Земский собор торжественно провозгласил царём 16-летнего Михаила Фёдоровича Романова, ему преподнесли изданную в Москве официальную карту Государства Российского, чтобы юный царь-государь увидел воочию «долы и веси Царствия своего». И на этой карте, среди зелёного пятна лесов на северо-востоке от Нижнего Новгорода была изображена башенка с надписью «Хохлома». Здесь, у стен маленькой крепости, по праздничным дням шёл торг. С окрестных деревень свозили сюда льняные изделия, щепной товар, изобильную печёную снедь. Среди чувалов с рожью и овсом  расставляли деревенские мастера свою расписную деревянную посуду, ложкарное и токарное «бельё».

Оборотистые купцы оптом скупали изделия деревенских «красильщиков» и доставляли по судоходной Узоле в Нижний Новгород. Оттуда «хохлому» везли вниз по Волге, — в Среднюю Азию, в Персию. Через городок Архангельск на севере изделия хохломских мастеров попадали в Европу. Спрашивали: «Откуда товар?» Им отвечали: «Из Хохломы». Так село Хохлома, давшее название известному на весь мир промыслу, и доныне стоит на Ковернинской земле!

Ковернинский край гордится своей историей, своими людьми. Исторически русский этнос здесь складывался в суровых условиях. Из разных концов государства сюда стекался свободолюбивый и вольный люд, спасающийся от всякого рода гонений, как религиозных, так и светских. В керженских и ветлужских лесах они нашли для себя надёжное прибежище: можно было укрыться, завести хозяйство и не зависеть от воли государственных чиновников. В первую очередь сюда стекались после Раскола старообрядцы. В крае в 18 веке образовалась знаменитая Корела – уникальное сообщество духовных христиан, брачных поморцев.  Приверженцы старой веры были носителями секретов иконописи, и, без сомнения, приложили руку к рождению Золотой Хохломы. В Ковернинском крае действовали два крупных очага православной духовности, взявших на себя миссию разгрома идеологии старообрядчества. Это Троицкий Кержебельмашский монастырь  и Высоковский Успенский монастырь. Сегодня эти монастыри восстановлены и привлекают к себе многочисленные потоки туристов.

Не секрет, что край, породивший уникальную художественную роспись, не имеющую аналогов в мире, должен был привлекать к себе известных и знаменитых людей. Сюда, на торговые ярмарки в Хохломе, бывал в начале своего творческого пути знаменитый художник Борис Кустодиев. Писатель Мельников-Печёрский здесь черпал живой материал для своих романов. Известные деятели литературы — Николай Кочин, Борис Корнилов, Фёдор Сухов, Валерий Шамшурин, Александр Фигарев вдохновлялись красотами Ковернинского края. Замечательный композитор Вячеслав Овчинников, автор музыки к фильму Сергея Бондарчука «Война и мир», — уроженец Ковернинского края. А сколько замечательных мастеров хохломской росписи дала Ковернинская земля! Среди самых знаменитых имён — мастер Фёдор Андреевич Бедин: его имя было первым занесено в Большую Советскую энциклопедию. Педагог, наставник, новатор росписи, он стал основателем ковернинской школы «травных мастеров», обеспечивших в 60-90-ых годах прошлого века уникальный творческий взлёт Ковернинской фабрики «Хохломский художник». Бедин был учеником не менее знаменитого мастера Фёдора Фёдоровича Красильникова, чьё имя мы связываем с именем знаменитого пролетарского писателя Максима Горького.

По многим устным и письменным свидетельствам мы знаем, что у Горького было особенное, трепетное отношение к хохломскому промыслу. Есть воспоминания, мемуары, предания о легендарной, тёплой дружбе писателя с хохломскими мастерами, — в частности с династией Красильниковых и династией Подоговых. Писатель любовно называл их «чудо- богатырями сказочной русской красоты».Обладая мудрой прозорливостью, Горький замечал, что  хохлома лишь на первый взгляд может показаться простой и незамысловатой. На деле же она скрывает в себе глубинные метафоры русской ментальности, языческие славянские символы, выраженные в оригинальной художественной манере, частично перенятой у изографов русской иконописи.

Каждая родовая династия хохломских кустарей  напоминала замкнутую секту, закрытую школу со своими секретами и уставом. Это было условием их выживания. Наиболее древние и известные династии хохломских кустарей составляли Красильниковы, Подоговы, Беловы, Серовы, Муравьёвы, Тюкаловы, Распопины, Юзиковы, Веселовы… Между ними всегда шло негласное соревнование: кому в росписи «шишку держать», иначе говоря, быть первыми!

В XVIII веке кустарь-самородок из деревни Бездели, Михаил Евдокимович Красильников, по заказу царского двора изготовил и окрасил под «хохлому» большой круглый стол с рисунком, изображающим крестьянское утро. Говорят, за этим столом государь принимал иностранных послов. Род Красильниковых в Безделях пользовался особым уважением. Это были мастера с необыкновенной творческой фантазией, и в художественной культуре России они, безусловно, оставили неизгладимый след. Престижные дипломы, почётные медали, ценные подарки, среди которых, например, золотые часы с надписью: «Мастеру М.И. Красильникову от императрицы М.Ф. Романовой в знак уважения. Этим мастером был дед Михаил Иванович, от которого, по семейному преданию, и пошла слава Красильниковых.

Фёдор Фёдорович Красильников, внук Михаила Ивановича, был славен как мастер модных в начале ХХ века художественных приёмов «славянской вязи» или, иначе говоря, «переплёта». Будучи сам мастером «травного письма», он, тем не менее, легко перенял мотивы росписи мебели «под старину» по эскизам московского художника-модерниста  А.Н. Дурново, специально направленного Нижегородским земством на поддержку угасающего  хохломского промысла. Но Красильников не просто перенял  стиль «славянской вязи», он внёс в него своё оригинальное содержание: из-под его кисти выходили затейливые дивные узоры с переплетающимися стеблями, геометрическими фигурами, цветами, травами. Мастер покрывал ими поверхность столешниц, спинки кресел, шкафы, ларцы, блюда…Это было поистине великолепно: казалось, грешный человек не мог сотворить такое, это было под силу разве что божественной деснице!

Как вспоминает Акиндин Васильевич Красильников (ученик и родственник Ф.Ф.Красильникова, а также автор книги «Золотая хохлома», г. Горький, 1979 г.), летом 1897 года Фёдор Красильников случайно встретился и познакомился с Горьким.  Это было в те времена, когда будущий пролетарский писатель работал в газете «Нижегородский листок». Остро стояла проблема народных промыслов, связанных с деревом, — они испытывали жестокий кризис, вызванный подорожанием леса и усиливавшейся конкуренцией фабричной посуды. Нижегородское губернское земство предприняло некоторые меры, чтобы помочь кустарям. Более десяти лет назад, в 1889 году, была устроена постоянная выставка кустарных изделий в Нижнем Новгороде, своего рода склад-музей, широко показывалось народное творчество на XVI Всероссийской промышленной и художественной выставке 1896 года. Как отмечалось выше, для работы с хохломскими кустарями земство пригласило художника-модерниста А. Н. Дурново. Псевдорусские орнаменты и мотивы, насаждавшиеся  усилиями Дурново, были далеки от традиций народной росписи. Мастера попали в кабалу к скупщикам, которым нужны были только дешевые сорта посуды, а если заказывали хорошему художнику роспись позатейливее, то лишь затем, чтобы под своим именем отправить на выставку и получить награду да повыгоднее сбыть изделия, скупленные у кустарей за бесценок.

И вот Максим Горький едет за материалом для «Нижегородского вестника» в Городец на Волге, чтобы встретиться с мастерами, выяснить и описать положение дел. Он как раз попадает на Городецкое торжище. Проходя мимо щепного ряда, писатель обращает внимание на солнечное сияние хохломской посуды. Рядом стоит скучающий молодой человек в цветистой красной рубахе.

— Ну, братец, как дела? – спрашивает у него Горький.

— Как сажа бела, — отвечает тот. – Товар у меня – высший сорт, за бесценок даю, и то не берут…

— А звать-то тебя как?

— Фёдором зовусь, Красильниковы мы, — был ответ.

— А кто расписывал этот товар?

— Да я же сам и расписывал, — отвечает Фёдор.

Слово за слово, разоткровенничался парень. Охотно и по-деловому отвечал на вопросы газетчика. Горький взял в руки узорную чашу, покрутил со знанием дела, подивился диковинной росписи, похвалил золотые цветы и травы, и решил «прощупать» мастера, вызвать его на откровенность, узнать, как он смотрит на мир:

— Не кажется ли тебе, братец, что твоё искусство однозначно идеализирует нашу жизнь, — дескать, всё под небесами устроено гладко и красиво, и нет в мире никакого  зла? А ведь в жизни не так: есть и тёмные стихии, — как у человека в душе, — и ложь, и коварство, и предательство… Выходит, что ты занимается украшательством, брат, чураешься зла или не знаешь всей «правды жизни». Не потому ли народ не покупает твой товар?

— Зря так говоришь, мой барин! – восклицает Фёдор. – Кому, как не нам, открыта вся «правда» жизни! Мы и чертей, и упырей, и вурдалаков знаем; а ещё и оборотней в человеческом облике, которые находят радость в разрушении красоты и отеческой веры. Только мы всю эту тёмную силу в кулаке держим: вот, глянь-ка на нашу роспись, — мерзость жизни у нас изображена чёрным фоном, а на него мы наносим яркие узоры, как бы запираем чёрную силу под яркие замки, не даём ему пустить всходы в сознании человека. Вот ты глядишь на киноварные узоры и совсем не замечаешь черноту зла, и о смерти даже не думаешь! Верно ли? Вот так, мой барин, зло и добро идут рядом, держась за ручку, — а порой силу добра не познаешь, если бы его не оттеняло зло…

Горький в ответ лишь молча обнял Фёдора Красильникова… С этой встречи и началась их дружба. Горький писал ему письма, спрашивал о проблемах промысла, советовался.

Фёдор Фёдорович Красильников родился и вырос в семье потомственного кустаря в деревне Бездели Семеновского уезда. С шести лет обучался хохломской окраске в мастерской отца, а в возрасте 12 лет перешел на обучение к своему дяде Михаилу Ивановичу Красильникову, вместе с которым в 1896 г. участвовал во Всероссийской промышленной и художественной выставке в Нижнем Новгороде. На этой выставке и Фёдор Красильников и Максим Горький встретились уже как старые знакомые. Под впечатлением от работ кустарей, представленных на Всероссийской промышленной и художественной выставке, Горький напишет в своих «Беглых заметках»: «Из всех отделов выставки для меня самым интересным является отдел кустарных производств, и меня, прежде всего, тянет к нему, потому что именно в этом отделе <:> показывается доподлинная, оригинальная Россия, самобытно творящая и почти свободная от всяких влияний чужой мысли». Горький стал свидетелем того, как работы Фёдора Красильникова были отмечены выставочной наградой, и даже подошёл к нему, поздравил его с успехом и крепко пожал ему руку.Во второй раз они встретились уже в 1900 году. З2-летний писатель к тому времени –именитый  русский классик, сотрудничает в издательстве «Знание». Он знаком с Чеховым, Толстым, Короленко, Буниным, Куприным, Шаляпиным, Репиным… Уже написаны: «Челкаш», «Месть», «Старуха Изергиль», «Емельян Пиляй», «Песня о соколе»…От очерков и рассказов он переходит к драме, работает над пьесой «Мещане». Вместе  с тем его никогда не оставляют мысли о народных промыслах, о бедственном положении талантливых кустарей. Он часто общается с ними, подпитывает свой литературный багаж. Его тянет к народным самородкам: если человек талантлив, он талантлив во всём: и в образе своих мыслей, и в поведении, и в речевой культуре. Постепенно Горький становится авторитетным знатоком этой темы; с ним советуются губернские власти, поскольку он лично встречался со многими талантливыми мастерами, знает жизнь и быт народных умельцев, как никто другой, и время от времени пишет о них беглые заметки.

В 1913 году Ф.Ф. Красильников получает традиционный подарок монархов – золотые часы – «за высочайшее искусство и предоставленные государю-императору вещи». В семье Красильниковых подобных часов уже насчитывалось семеро.

В том же году в Петрограде прошла Вторая всероссийская кустарная выставка, на которой были представлены лучшие образцы русского народного искусства. Экспонировавшийся на выставке гарнитур «хохломской гостиной», выполненный по эскизам модерниста Дурново, поражал посетителей своими формами. Например, кресла имели спинку в виде конской дуги, их ручки были сделаны в виде топоров, а на сиденье вырезаны из дерева… рукавицы ямщика. Пеструю, безвкусную роспись, в которой классические венки и медальоны соединялись с искаженными орнаментами древнерусских рукописей, переплетением разноцветных лент, один из журналов тех лет метко назвал «смесью ампира с Берендеем». Зато все лавры выпали потомственному хохломскому кустарю Фёдору Фёдоровичу Красильникову:  он был удостоен Большой почётной золотой медали «Престиж»: «За высокий художественный вкус»!  Это было международным признанием подлинного мастера. По счастливому совпадению, на выставке оказался и Максим Горький, ставший свидетелем триумфа своего  хохломского мастера. Он подошёл, по-братски обнял своего друга, радостно заметив:

– Ну, Фёдор, теперь ты кум королю!

Но даже высшая награда не смогла облегчить участь талантливого кустаря: он по-прежнему за гроши  расписывал мебель для кулака-скупщика Кудряшова.

В 1916 году в Семёнове создаётся школа художественной обработки дерева. Горький, знакомый с художником Георгием Петровичем Матвеевым, рекомендует ему мастера  Фёдора Красильникова. Красильников приезжает в Семёнов и несколько месяцев работает в школе ХОД, где расписывает детскую мебель, создавая рисунки по мотивам произведений А. С. Пушкина и русских народных сказок.

С конца 1926 года и до самой весны 1928 года Ф.Ф. Красильников со своей артелью работал над большим подарком к 60-летию А.М. Горького. По инициативе и при активном содействии Фёдора Павловича Хитровского, готовился полный комплект обстановки для кабинета — шестьдесят расписных предметов — по одному на каждый год. В 1927 году Ф.Ф. Красильников посылает через Ф.П. Хитровского расписной портсигара М. Горькому. На лицевой части портсигара рисунок золотой Жар-птицы, клюющей рябину среди ветвей. Этим портсигаром, как неким оберегом, Горький очень дорожил, и не расставался с ним до самой смерти.

Когда двухлетняя работа над юбилейным комплектом была завершена, изделия упаковали в большие ящики и вывезли в Нижний Новгород для дальнейшей отправки в Сорренто, где Горький находился на лечении. В конце лета 1928 года почтовое ведомство доставило на адрес российского писателя  чуть ли не целый вагон громадных ящиков. Подарок не застал Горького, — он временно выехал в Советский Союз, и посылку пришлось получать Надежде Алексеевне Пешковой и Валентине Михайловне Ходасевич, гостившей в тот период в Сорренто. Посылка была так велика, что не уместилась даже в кузове большущего грузовика, и её доставка создала много хлопот. Когда ящики распаковали во дворе – это оказались запоздавшие к юбилею Алексея Максимовича дары хохломских мастеров, братьев Красильниковых. Валентина Ходасевич описывает присланные предметы так: «Там были и шкап и шкапчики, и полки и полочки, и ларцы и ларчики, кресла, стулья, столики, шахматный столик, очень много разных петухов, уток, павлинов, ковшей, ложек, мисок. Еле все разместилось в большой комнате Алексея Максимовича»…

Горькому подарок понравился. Целыми днями он вдохновенно рассматривал узоры, принюхивался к изделиям, пахнущим лаками, приговаривая: «Ай да, чудо-богатыри!..» О своих впечатлениях он написал Фёдору Павловичу Хитровскому: «Чем мне благодарить Красильникова за «хохломские» изделия, которыми я ежедневно любуюсь; это моё главное «духовное» питание, и оно всего лучше действует на здоровье. А ещё письма и газеты из Союза отлично рассеивают тот подлый бытовой и политический туман, в котором я живу здесь».

Судьба многих вещей, изготовленных для Горького мастером Красильниковым неизвестна.  По словам Фёдора Павловича Хитровского,  часть этих предметов Горький подарил морякам военного корабля «Парижская коммуна», посетившим его в Сорренто в 1930 году. А некоторые предметы были раздарены учёным и  писателям Европы, время от времени приезжавшим его навестить, — Горький был личностью заметной и ценимой в Европе.

Из всех предметов работы Фёдора Красильникова, подаренных писателю, сохранилось большое расписное блюдо, выдолбленное вручную и  частично доведённое токарным способом. Эту работу он, то ли в шутку, то всерьёз, мастер любовно называл «Мальвой», признаваясь, что расписывал его под впечатлением от прекрасного горьковского рассказа «Мальва». Чуть сплющенная с боков полусфера с венчиком, немного отогнутым наверху; края с двух противоположных сторон имеют плавные невысокие выступы. Впечатляют сами размеры блюда: 59х57 см по верхнему краю, высота — 23,5 см. Блюдо расписано с большим вкусом, с применением  одновременно верховой росписи и фонового письма в нескольких разновидностях «кудрины» и «переплёта», что свидетельствует  о смелых стилевых  поисках большого мастера. Внутреннюю поверхность блюда покрывает стилизованный растительный орнамент, выполненный в технике верховой росписи. Вдоль верхнего края — широкая полоса узора: на золотистом фоне крупные завитки с кустиками ягод, мелкими цветами, бутонами, листьями. По хохломской традиции, в центре блюда, как правило, мастера изображали так называемый «пряник», то есть геометрический узор, чаще всего розетку, вписанную в ромб. А здесь Красильников нарушает традицию: в центре внутренней поверхности в обрамлении стилизованного цветочного орнамента расположился своеобразный «натюрморт» в форме венка с крупными гроздьями ягод, крупными цветами и листьями: изображены половина арбуза, початок кукурузы, две морковины и два огурца…

И действительно, когда рассматриваешь это блюдо, думая одновременно о Мальве, на тебя накатывает какое-то странное мистическое чувство, неподвластное разуму: невольно  проникаешься таинством узорных метафор, ищешь разгадку незабываемого женского образа горьковской героини. По самой технике исполнения, по сложной орнаментальной наполненности, это блюдо можно по праву отнести к разряду шедевров хохломской росписи!

Автор передал своё блюдо в дар музею «Домик Каширина», который с 1956 года стал филиалом Государственного музея А.М. Горького.

В 1933 г. Фёдор Красильников принял участие в организации мастерской хохломской окраски в г. Горьком, взяв на себя техническое руководство окраской изделий. К январю 1934 г. мастерская была организована и поступила в ведение Трудовой коммуны НКВД, объединенные мастерские которой были переведены к осени 1934 г. в г. Городец.

В 1935 году по инициативе Горького и под его редакцией вышел номер журнала «Наши достижения», полностью посвященный народному искусству. И здесь в качестве яркого примера народного искусства была отмечена чаша Фёдора Красильникова.

Чаша — не единственный в Государственном музее А.М. Горького предмет работы Федора Красильникова. Так, в 1938 году им на заказ были выполнены эскизы обоев для комнаты бабушки в «Домике Каширина». По данным эскизам (они находятся в фондах музея) в более позднее время были изготовлены обои, которые и сейчас присутствуют в музейной экспозиции (изменения были внесены лишь в цветовую гамму).

Владимир Аветисян