Жаркий август семидесятого. Уже давно пахло грозой. И вот – в один прекрасный день, прийдя на работу, мы оказались перед наглухо закрытыми входами в инфекционную больницу. На ее территории располагался НИИ вирусологии и эпидемиологии, в обиходе, – бакинститут.

Всем велено собраться в актовом зале мемориального углового здания. На экстренное заседание. И в тревожную тишину упало это гадкое слово: «Холера!»

Через считанные часы мы, м.н.с., аспиранты, призвав на помощь опыт, казалось, давно и необратимо минувшего, вооруженные строгими инструкциями и… тетрациклином, меряли своими, непривычными к такой нагрузке ногами многие версты. В основном – бездорожья.

Ленинский район. Пересыпь. Подворный обход!

Пересеченная местность, пыль, грязь, дома и домишки, давно бы должные прекратить свое, унижающее их обитателей, существование. Штакетники и каменные заборы, захлебываются от злобного лая псы. Испуганно-одуревшие, а чаще – равнодушно-недоверчивые, насмешливые, а то и – схожие со своими сторожами – люди…

Ноги гудят, пот заливает глаза, халаты через два-три часа – будто неделю ношеные. Язык, десятки раз повторяющий одно и то же, выпытывающий о всех проживающих, уже заплетается. Рука не держит ручку – писчий спазм: «Фамилии, имена, возраст, пол, место работы, учебы, самочувствие…»

Подворный обход! Не миновать ни одного закоулка, ни единой хижины! Иных нет дома, значит снова и снова туда, где была – «черти круги, как нетопырь!»..

День – ненормированный, и лишь с заходом этого палящего светила – конец. Теперь: как добраться на 16-ю Фонтана, где – трехлетний сын, больная мама? Как не привезти им с халатом, обувью эту азиатскую гостью? Где и как стирать халат, если на СЭС эти две дамы, забаррикадировавшись в своем кабинете, вчера истошно вопили: «Не вносите сюда халатов!»?

Десятилетиями эти представительницы особой популяции рода человеческого вкушали от плода надбавок: законных, мало и вовсе незаконных, наживали сидячую болезнь, а грянул гром…

Но – труба зовет! – настал твой час, вспомни: «В жизни всегда есть место подвигу!»

А эти… Бог с ними! Как и с тем, главным начальником, оторопевшим, когда, прорвав кордоны, ты все-таки ворвалась к нему в кабинет. О-о-о! Было что охранять! – накрытый стол с разной вкуснятиной (кажется, там были и икра, и балыки и чего только не…) Уж точно – всевозможные, с яркими наклейками бутылки. А что? – Профилактика холеры!

Да-а-а… Он онемел от «наглости», но ты, в праведном гневе, танком – сокрушающим! – смяла его! И он даже растворил свои объятья, когда наконец хмельной мозг с трудом осознал, чего же ты требуешь. А ты требовала мужскую дезбригаду, приданную городу военным округом. Потому что проводить дезинфекцию в алтаре Новослободского храма – епархии заболевшего священника (посев – положительный) – женской бригадой не имела морального права! «Возможен конфликт церкви и государства!» – отчеканила. Вот тут он, со словами: «Умница! А мы и не доперли!» – и раскрыл объятия. Лучше бы дал бутерброд, хоть один, хоть с «вареной» – с утра не емши.

А заканчивала, лишь выявив контактных и площадь необходимой дезинфекции, доставив в Центр сведения, где в восемь утра получала адреса больных с подтвержденным диагнозом. Уже при звездах… Правда, тогда уже был в распоряжении старенький «москвич» с шофером Володей.

Вернувшись с ним в храм, узнала, что дамы-таки вошли в алтарь и – «все сделали». Не страх конфликта, но врожденное: «Как посмели?» – мучало не один день. А сегодня – нелепая мысль? – «А может и не входили они, уладили по-своему? Не все ж такие дурочки, как ты…»

Как забыть тот очаг на Московской? Благо, в доме неподалеку от милиции. Понадобилась. Володя спасал.

…Полуподвал, грязь и «мерзость запустения» жилища «пропойцы», как кричали соседи, пытаясь оспорить факт заболевания его холерой: «Нажрался, сволочь, а мы страдай!» Но ты-то знала: вибрион высеян, сомнений нет. О, какие страшные лица, вопли, ругань! Разъяренная толпа, а ты – посередке, тоненькая, наивная, как девочка, даром что – двадцать восемь… Вот и столкнулась лицом к лицу с тем, о чем ведала лишь из истории борьбы с эпидемиями. Безоговорочно поверила: да, толпа могла растерзать врачей…

Как рассказать о неделях посменной, круглосуточной работы сотрудников института, твоей в родных стенах?

О механических, многотысячных за смену: обжиг бактериологической петли в пламени спиртовки – раз; остыла – укол в открытую лаборантом баночку – два; захваченную петлей часть «анализа» – во флакон с питательной средой – три; раз-два-три; раз-два-три; ра-а-з – дв-а-а – тр-и-и… Эдакий вальс-бостон. Все восемь часов. Круги перед глазами, пот не утереть, все окна, форточки – задраены. Мухи! Марли, видишь ли, нет…

А у стен – в три-четыре ряда, высотою по грудь и выше – баночки, баночки, баночки с содержимым, ждущие своей очереди на дезинфекцию. Потому что, хоть и заставлены препараторские и коридоры кастрюлями, кастрюлищами, баками, ванными с лизолом, карболкой, но их не хватает. Анализы шлют все поликлиники, больницы, санатории, дома отдыха, большинство теперь – обсерваторы.

Как рассказать о наших мужчинах: кандидатах, докторе наук, которые, бывало, всю свою смену, не разгибаясь, топили эти баночки, захватив их длинным корнцангом? Увы, не очень длинным… Или – вытаскивали обеззараженные. Женщины-препараторы, лаборанты, случалось, падали в обморок. Ну и – «если не я, то кто же?»

Вот такими были первые недели – свидетельствую! Потом-то, когда со всего Союза приехали специалисты противочумных институтов, открылись другие, специально оснащенные лаборатории, пригнали достаточно дезкамер – стало легче.

Полегче было и в ночные смены: первичных посевов немного, пересевы на избирательные среды, при необходимости – чистая работа, не изнуряющая темпом. И мы – ах, как молоды мы были! – устраивали «перекуры» на заднем крыльце с видом на Эверест пустых баночек ростом в два этажа и выше. Где вы, приемщики тары?! А, может, и накопил «стартовый капитал» кое-кто тогда?..

Мы же – дышали, вы слышите, – дышали! Любовались звездами, болтали и пели, сочиняли «бессмертную Холериаду», травили анекдоты и ухохатывались до колик, вспоминая – куда анекдотам! – наши реалии!

Ну хотя бы вот такую: поллитровая (!) банка с «анализом», полная (!), «законсервированная». Да-да! Закатанная укупорочным ключом! Сезон-то – закаток! Можно понять пациента: «Как бы чего не вышло! Спутают еще мое добро с чужим, а я – отдувайся!» А скорее – юморист доморощенный! Возись тут с «открывашкой»! Кто хохотал, кто – негодовал. Разберись, кто более прав…

Да-а-а…. Было дело… Не бизнес – Дело! И – «были люди в наше время!»

Скажете: «Так платили же вам!» А как же! Правда, пришлось подождать, и чем дальше, тем больше, но все же… Без холеры – 98 рэ, с нею, родимой, – 150. А потом – если м.н.с. – кандидат наук: 120, не кандидат – 132. Нет, вы не ослышались, именно так. Степень греть, охранять должна! Надбавка за вредность остепененным не положена! Да ладно уж! О пенсии тогда как-то не думалось…

Хуже, что еще два месяца после всего не росли клетки в культуре тканей: самый воздух, стены пропитались парами карболки, лизола.

– Что? Наши легкие, почки, печень? Ах, какая мелочь! А вот без клеток ни вируса не размножишь, ни опыта не поставишь. Да и многие штаммы вирусов погибли без холодильников. Говорят, что некоторых спасли. В домашних «заморозках». Но вы не верьте – это же «колоссальное нарушение инструкции! Подсудное!»

А до конца аспирантуры оставались считанные месяцы…

Людмила Владимирова