Цикл: «Тайны заповедника». Рассказы для среднего школьного возраста

У ветерана войны Фёдора были соседи разные: с одной стороны Евдокия, а по-деревенски Дуся, вдова солдата, погибшего в Великую Отечественную, с другой – большой начальник, директор. Большой начальник с Фёдором особой дружбы не водил, а сынок его, мальчик семи лет, полюбил Фёдора.

Соседский дед – военный человек нравился мальчику Вове, а его маме – не очень.  У деда настоящие ордена. Вове семь лет, ему очень хотелось жить с бабушкой. У нее есть собака Дружок, а Вова звал его Космос. И Вова рассказывал соседу про щенка, про коров и маму с папой:

— Мы идём с Космосом гулять зимой. Ему только один год, он ещё глупый. Но только он вышел из дома, сразу кинулся в сугроб, но он тут же замёрз и побежал ко мне. Я его отряхнул. И мы пошли домой. Потом мне пришлось его греть.

 Но летом тепло и двери в коровнике широкие, в них мог бы въехать комбайн. И скобы, за которые нужно держаться, чтобы открыть дверь, мерзлые, липучие и покалывают пальцы. Но Вова от обиды не чувствует боли, он потянул на себя тяжелую металлическую дверь, и открылись обе громадные половины. Внутри за дверями – серый пар. Пахучее, молочное облако. И сквозь эту теплоту – глаза, большие и добрые. Молочные белки глаз светят, как будто звезды. Вова слышит голос соседа: Сириус, Вега, Полярная, которая прилепилась в хвосте Малой Медведицы. Свет Млечного пути тянется к мальчику запахом парного молока, и Вова перестает плакать.

Морда коровы поднялась над кормушкой. И повернулась к мальчику. Он посмотрел в глаза корове. Корова не жевала. Не шевелилась. А только неподвижно смотрела. «Дряхлая, выпали зубы», – шептал мальчик, жалея корову. Он любил приносить хлеб своей Буренке. Но сейчас забыл, потому что плакал, когда уходил из дома.

Буренка понимала мальчика, но не говорила, она спокойно смотрела, жевала и дышала паром, как все коровы. Мальчик стоял между ними, как в облаке молочном, и обида в нем тихо таяла.

Вова уже ходил в школу, он точно знал, что мужчине плакать нельзя, стыдно. Так учил его отец. И когда слезы накатывались, и он не мог их сдержать, он приходил сюда: здесь было зимой тепло, как дома. А летом он убегал на речку или прятался в саду. Там прятал он и книжку в зеленой обложке. Он и сам уже мог писать. И на Рождество написал письмо бабушке и положил в конверт самую красивую открытку.

Вова любил быть дома, когда мама дома.

– Мама, а если коровы научатся говорить? – Вернулся Вова домой, когда высохли слезы, и он забыл свою обиду. – Что они нам скажут?

– Что с тобой, Вовочка? – Мать дотронулась до его головы и, не веря своей руке, принесла ему градусник: – Ляг! Ты не простудился?

– Мама, там Буренка на цепи…

– Ложись, я принесу тебе горячего молока.

– Я не хочу молока.

– Это от твоей Буренки, она хочет, чтобы ты выздоровел.

Он не мог уснуть – ему так хотелось поговорить с отцом.

Отец вернулся домой поздно.

Мама стала доброй, тихой и спокойной. И с кухни запахло жаренной с луком картошкой.

– Папа! – Вылез из кровати сын. – Если всех коров отпустить на волю, как в Индии, что будет?

– Это тебе наш сосед такие задачки загадывает? Он чудак. Ты его не слушай, ты слушай, что говорит тебе мама.

– А коровы не перестанут давать молоко людям, если будут как в Индии?

– Если распустить всех коров, то тогда не будет колхозной артели, ферм, и мне негде будет работать… – Отец смотрел на сына и старался говорить каким-то другим языком, не тем, каким он говорит на работе. – Коровы дают нам мясо и молоко, чтобы мы жили.

– А сделай себе другую работу. Ты можешь ездить на комбайне!

– И потом… Корова не понимает, чья она. И свобода ей не нужна.

– Нет! Понимает. Но молчит.

Отец перестал есть и посмотрел на сына.

– Нет. Тебе просто некогда, – поспешил сын сказать все, пока не остыла картошка. – Белолобая все видит! Все слышит! Она бабу Дусю любит! Она ее не брыкает. Она отдает ей молоко, а тетке Зине нет. Тетке Зине Белолобая дала хвостом по глазам. А та ее скамейкой! А Белолобая копытом!

– Ты опять был на ферме?! – У мамы глаза сузились и стали, как у тетки Зины. – Ты дал мне слово, и ты обманул?! Коровы все из грязи. И ты пропах! С тобой хорошая девочка в школе сидеть за одной партой не будет.

– А я не хочу сидеть с девочкой!

– Отец, разберись!

– Ладно, мать. – Спокойно ответил и улыбнулся отец. – Иди, посмотри телевизор, отдохни. Мы – мужчины, и мы давно не говорили друг с другом.

– Папа, вот дельфины, они передают сигналами свои слова… Правда? – Сын хотел рассказать отцу все, что видел и слышал за день.

– Правда.

– Может быть, и коровы, как дельфины?

– Так вот зачем ты ходишь в коровник?! – Отец положил ему руку на плечо. – Ты хочешь сделать открытие?! Но все на земле уже открыто, даже звезды уже все посчитаны. Живи на земле, не слушай байки соседа, он чудак. Тебе пора спать, а то мама ругаться будет. Ну, еще вопросы есть?!

– А почему корову держат на цепи?

Тут зазвонил телефон, отец снял трубку.

– Да! Иду! Иду, сказал!

И отец ушел на работу.

* * *

Белолобая стояла, прикованная цепью. В короткой металлической цепи мало колец, и корове неудобно лежать, тянет, натирает шею. И доставать еду из кормушки неудобно. В кормушке коровья еда. Эту еду корова жевала и пережевывала. В коровнике темно: окна забиты досками. Электричество не включают.

Вова присмотрелся в темноте и увидел бабу Дусю, доярку.

– Иди, Вовочка, я дам тебе парного молочка от твоей коровки, – ласково позвала мальчика доярка.

– Как может белое молоко рождаться из грязи? – Вова спросил бабу Дусю.

– А как из земли родится арбуз? А корова, она ведь умнее арбуза?!

– Лошадь хороша, и собака хороша… А корова? Скольким она жизнь спасла во время войны, да в голодные годы…

– Корова из грязи…

– Корова не из грязи. Из грязи только коровья смерть. Раньше с коровьей смертью умели бороться. Собирались голые бабы в самую-самую полночь искать и бить коровью смерть. Встретят кого первого на пути – тот и есть коровья смерть.

– Это правда?

– А как же!

– А это человек или зверь?

– Вот и угадай. В коровью смерть всяк может обратиться.

– А папа говорит, что все это сказки и загадки…

– Вот я тебе, Вовочка, загадаю загадку: четыре ходастых, два бодастых, один хлебестун. Отгадай, кто это?

– Корова, – рассмеялся Вова такой легкой загадке. – А почему корову держат на цепи?

– Раньше были молочные реки, а счас, видишь, струйкой тоненькой дзинькает, и ведра не наберешь. Как стали коров по удоям считать, так корову любить перестали. А она тоже живое. У нее глаза есть. Погляди, какие добрые! Иди, мой хороший, погуляй. Лишний глаз при дойке коровы портит ее.

Мальчик ушел, а бабе Дусе стало грустно: «Зачем люди стареют? Пусть бы не старели, а просто… Пришла смерть, и умирали. Без болезней…» Но это вслух мальчику не сказала.

– А в Индии, если корова дорогу переходит – все машины останавливаются… – Вова споткнулся, но не упал. – В Индии…

– Я вот с пятнадцати лет в коровнике. – Баба Дуся тяжко поднималась с низкой, деревянной скамеечки, гладила корову по крестцу, обтянутому кожей и заострившемуся, как нож. – Корова человека чувствует. Погладишь ее, принесешь корочку хлебца, она и молочко все тебе отдаст.

Корова завернула голову, смотрела добрыми, влажными глазами. Баба Дуся дала Вовочке затертый, ржаной сухарик.

– На, дай Белолобой.

Мальчик сквозь молочный туман всех коров видел, как одну большую, с множеством глаз. Добрую, добрую.

Он аккуратно подал на ладошке сухарик. Корова слизала широкими мокрыми губами. На пальцах осталась теплая слюна.

– Выпей парного молочка. – Рука у доярки белая, как в сметане. – Держи!

Вова только из уважения к бабе Дусе выпивал кружку теплого молока.

– А почему у коровы глаза не бывают сердитыми?

– У тебя сердце доброе, – ласково улыбалась баба Дуся, – поэтому и видишь доброе… И жизнь у тебя будет добрая.

Вова не мог представить, как корову можно зарезать или как-то там убить током. Однажды учитель, показывая Индию на карте, сказал, что корова – священное животное. И Вова поверил этому раз и навсегда. Он поверил не потому, что ему сказали на уроке, просто учитель подтвердил то, что Вова сам знал. Корова священное животное не потому, что в ней рождается молоко. А потому, что глазами она все понимает.

В телятнике светло и сухо. От сквозняка шевелится солома. Вовочка редко заходил туда, потому что телята там совсем маленькие и такие глупые. Их забрали у коров, потому что коровы на цепи, а не ходят свободно по лугу. Потому что зимой и холодно, и темно, и вокруг не трава, а снег.

Когда мальчик заходил в телятник, ему казалось, что и он теленок, которого забрали от бабушки и дедушки. Но в соломе жила собака со щенком. Она любит служить за сухарик или косточку. И она всегда веселая и счастливая.

Дома Вова подходил к матери и рассказывал ей все про коров и собаку со щенком.

– Ты, Вовочка, к коровам не ходи… И к телятам не ходи. Ты сын председателя колхоза, – улыбалась она. – Ты лучше смотри телевизор. Там про жизнь все скажут правильно.

Тогда Вова шел к соседу – дедушке Федору, посмотреть настоящие ордена за настоящую войну.

– Смотри в небо и ищи там Полярную звезду в хвосте Малой Медведицы, – улыбался дедушка-сосед. – Будем сегодня с тобой смотреть Млечный путь?

– Будем!

– Соседей мы с тобой не выбирали. А звезду себе, Млечный путь, каждый свободен избрать в жизни сам.

– А ты какую выбрал?

– Сириус.

– А я Млечный путь.

– Молодец. Там много звезд! Как там поэт написал про корову? Почитай…

– Про корову?

– Давай про корову.

– «Бил ее выгонщик грубый…»

– Промычал что-то… – Сосед смахнул крошки со стола, поймал кота за лапу, взял на руки. В глазах кошачьих хитрая, ласкающаяся, извилистая нега. Терпеливое всепрощение и мурлыкающее заискивание. – Громче стихи Есенина читай!

– «Сердце не ласково к шуму, мыши скребут в уголке. Думает грустную думу о белоногом телке…»

– Ты Вовчик, и кот мой тоже Вовчик. И кобель у меня Вовчик. И поросенок мой Вовчик. Ты, Вовчик, не ходи в молочный коровник… А то думать начнешь, как Есенин. Князь он на небе! А здесь князья в грязи… Я ведь и Крым, и Рым, все прошел. «Покатились глаза собачьи золотыми звездами в снег…» Это тебе что?! Это тебе Сириус!

 – Я захожу, а они все на меня смотрят.

– Кто? Коровы-то?! Человек вошел, вот они и смотрят. Голодные… А сена нет. Своровали! – Сосед ударил твердым, как окаменевший корень, кулаком по столу. – Правильно ты ругаешься со своими! Они Есенина не понимают и звезд не видят… Это я тебе говорю! Стихи пиши красивые, как Есенин. Ну, принес свое сочинение?

– Про корову?

Мальчик сочинил про летающую корову еще прошлым летом. Волшебная корова летала между звездами, как космический корабль. И Вова, как всадник, объехал все звезды, какие можно только было увидеть с земли.

– Коров держат для молока и мяса, тебе рассказывал отец? – Недоуменно глядел сосед на сына председателя колхоза. – У коров глаза, как звезды, не бывают.

– Да, – соглашался с веселым фронтовиком мальчик. – А почему у коров глаза никогда не бывают злыми?

– У коровы глаза кормящей матери. Добрые. Это ты правильно подметил. Ведь она нас с тобой кормит, меня – старого, и тебя – малого. Если в войну корова останется – семья выживет. И соседи выживут, и соседи соседей выживут. И, видать, она понимает это чуток.

– А зачем ее на цепь посадили?

– На цепь? Так своруют же! Вот твой отец и приказал: всех держать на цепи! И с цепью воруют. Даже в войну такого не было. Что осталось от колхоза? Одни цепи!

– А моя мама коров не любит.

– Она не коров не любит. Она меня не любит, бабу Дусю не любит…

– Почему?

– «Не дали матери сына, первая радость не впрок. И на колу под осиной шкуру трепал ветерок». Твоя мама грязи стыдится. Потому что мы в грязи работаем: навоз чистим, коров доим. Этой грязи не стыдись. Эту грязь легко смыть, она человеческую душу не пачкает, а очищает.

– А моя мама щенка не разрешает домой взять.

– А ты голову подними, и в небо смотри, и ищи там свою звезду. Может, Сириус увидишь?!

– Сириус?

– Астрономы обозначают его величину отрицательными числами… А мы живем здесь с тобой и ничего не знаем. Понимаешь?!

– Понимаю! А коровы у всех на цепи?

– «Снится ей белая роща и травяные луга…» Нет, Вовчик. Дома они свободные. Ты же видел у нас!

– Видел.

– Вот и думай теперь сам, как нам жить дальше. Свобода первична, поэтому роза красивая.

— Почему?

— Читал я это у Искандера. Но там у него про добро говорится. Но как же добро может быть без свободы. Даже сам Творец дал человеку свободу, а они дуг у друга отнимают. Не по понятиям это. Добро оно тогда добро, когда оно свободно посылается одним человеком другому человеку.

Надежда Середина